Личный опытКак я переехала в Европу изучать рак крови

Что значит быть учёным

«Постдок» происходит от английского «postdoctoral» — это временная позиция в научно-исследовательских институтах, которую могут занимать учёные со степенью кандидата наук (или PhD). Предполагается, что через три-шесть лет постдока вы станете полностью самостоятельны и сможете претендовать на позицию руководителя собственной научной группы. Но даже если звёзды сойдутся, позиций очень мало: только 10 % постдоков возглавляют собственные группы, остальным приходится искать что-то другое.

Научно-исследовательская лаборатория чем-то похожа на коворкинг или инкубатор для стартапов. У нас есть менторы — руководители нашей и других научных групп, — мы можем перенимать опыт, советоваться друг с другом, но следовать этим советам не обязаны. Мы ездим по конференциям, чтобы привлечь внимание к своей работе и завести полезные знакомства. Как и в стартап-среде, в науке много некомпетентных болтливых личностей и конкурентов.

Мы постоянно пишем заявки на гранты, чтобы выбить деньги из «инвесторов». В науке «инвесторы» играют большую роль, но, как и в случае стартапа, при успехе слава и почёт достаются инкубатору — то есть лаборатории. Успехом считается публикация статьи в престижном журнале; топовые издания в мире биологии — это Nature, Science или Cell. Чем больше публикаций у лаборатории, тем больше шансов на последующие «инвестиции» и привлечение новых амбициозных проектов. Когда я решила заниматься наукой, я точно всего этого не знала, но понимала, что это непросто — и поэтому так привлекательно.

Россия и переезд

Я почти не работала в лабораториях в России, так что не испытала местные трудности в полной мере. Я помню постоянную экономию на реактивах и пробирках, недоступность научных публикаций, изолированность научных групп даже внутри одного института или отдела. Тем не менее тема наших исследований была и остаётся мне интересной. 

Вдохновившись историями с gradus.org об аспирантуре в США, я начала подтягивать английский и собирать информацию уже на втором курсе бакалавриата питерского Политеха. Чтобы улучшить резюме, я подала заявки на летние стажировки в несколько американских лабораторий и заодно на летнюю программу в Max Planck Institute of Immunobiology and Epigenetics во Фрайбурге. В тот год в Швеции создали единый портал по поступлению на учёбу для всех университетов, и я просто послала тот же пакет документов. Тогда у меня не было острой необходимости уехать — я собиралась учиться в магистратуре в России. 

Меня не взяли ни на одну из программ в США, но зато я получила положительный ответ из Германии. Ещё я поступила в магистратуру в Каролинский институт в Стокгольме и выиграла стипендию Шведского института. Раздумывать было нечего: впервые в жизни я получила шанс быть полностью самостоятельной. Это перевешивало все возможные минусы и сомнения.

Учёба в Швеции
и стажировка в Германии

Сейчас я понимаю, что почти никак не планировала свой переезд в Стокгольм. Когда я открыла карту города, то была в ужасе: я не могла найти центр — видела только воду. В последний момент я получила место в общежитии с одногруппниками — это сильно помогло. Мы всё делали вместе: готовили, ездили на учёбу, тренировались к экзаменам, развлекались и путешествовали. Я не уверена, что смогла бы найти таких друзей и поддержку, если бы жила одна. 

Мне крупно повезло, что моей первой европейской страной была Швеция. Все говорят на английском, минимум бюрократии, нелюбовь к конфликтам, общая расслабленность — всё это сделало переезд менее травмирующим. Все иммигранты могут бесплатно изучать шведский язык. Правда, применять его на практике сложно: шведы почти сразу переходят на английский. Большинство моих одногруппников и друзья в общежитии были не шведами, и почти ни у кого не было стимула учить язык. Моя жизнь была ограничена учёбой и друзьями, поэтому мне почти не нужно было адаптироваться к новой стране. 

Я с удивлением поняла, что веду и чувствую себя по-другому, когда говорю на английском. Я стала более открытой, прямолинейной и даже более эмоциональной. Хотя многочисленные лингвистические исследования подтверждают, что билингвизм оказывает такое влияние на людей, мне кажется, что так я компенсировала недостаток лексики — просто хотела быть понятой. В целом я рада своей «новой личности»: мне намного проще обсуждать неприятные темы на английском.

Во время учёбы я должна была пройти практику в трёх разных лабораториях. Одну из них я отработала в European Molecular Biology Laboratory в Германии — эта стажировка изменила моё отношение к науке. Местная атмосфера ни на что не похожа: все вокруг невероятно амбициозны, самоуверенны и считают, что результаты их работы должны быть опубликованы только в топовых журналах. Хотя подобная атмосфера подходит не всем, меня это невероятно мотивирует. Я решила, что хочу попасть в аспирантуру именно в такое место.   

Тем временем ехать в Америку я расхотела и подала документы на несколько аспирантских программ в Европе. Наличие почти законченной европейской магистратуры, опыт работы в нескольких лабораториях, рекомендация от специалиста в научной области, в которой я хотела писать кандидатскую, — всё это дало мне хороший шанс быть приглашённой на очные интервью. За полгода до окончания магистратуры я подписала контракт на работу в Research Institute of Molecular Pathology в Вене.

Аспирантура в Австрии 

Я снова была несильно подготовлена к переезду, но мне очень помогли мои питерские друзья, которые на тот момент учились. В отличие от Скандинавии в Австрии намного сложнее решать бюрократические и бытовые проблемы без знания местного языка. Зато с поиском квартиры проблем не было: впервые в жизни у меня появилась своя «огромная» квартира с высокими потолками всего в пятнадцати минутах ходьбы от работы. Отличные ребята в лаборатории, много новых и даже старых друзей, прекрасный город, прекрасный институт — всё складывалось отлично, кроме моей аспирантуры.

Аспирантура в моём институте не имела ничего общего с учёбой: в наши обязанности входила только работа над научными проектами. Никаких лекций, никаких экзаменов и никакого преподавания. Научный руководитель только недавно основал свою группу, был очень амбициозен и требовал от нас сопоставимой отдачи. Оказалось, что по местным меркам я работаю недостаточно много. Даже если у меня и появлялись интересные идеи или результаты, у моего руководителя было в сто раз больше идей, и он хотел ещё больше результатов ещё быстрее. Если он узнавал, что мы делаем что-то помимо работы, даже если это имело отношения к науке, то приходил в ярость. 

Сколько бы я ни старалась, мой проект никуда не двигался. Когда я оставалась дома на выходных, меня охватывало чувство тревоги и стыда за то, что я была не на работе. У моих друзей из института были похожие проблемы: работа никогда не кончалась, было сложно провести границу и понять, где заканчиваются здоровые амбиции и начинается одержимость. В какой-то момент я хотела всё бросить, но вовремя поговорила с моим прошлым научным руководителем и решила продолжать.

С опытом я начала лучше понимать себя и свои потребности. Например, мне очень важно менять фокус: когда в лаборатории всё идёт не так, хобби и увлечения спасают. В Вене непросто найти клубы по интересам на английском. Первые два года я ходила на языковые курсы, которые оплачивались институтом. На тот момент я была полностью сконцентрирована на работе и не хотела выходить из зоны комфорта и искать полноценного общения на немецком. Со временем я начала ходить на йогу и волейбол — и хотя я стала лучше понимать язык, я всё ещё говорила плохо. К сожалению, я так и не смогла преодолеть страх и наладить контакт с австрийцами вне работы.

После защиты я полгода думала о своём несветлом будущем. Самый простой вариант был постдок в науке. В топовых институтах остаться после аспирантуры обычно очень сложно: всё держится на постоянном притоке новых сил, идей, методов. Если резюме и список публикаций позволяет, постдоки могут претендовать на личные стипендии — это очень престижно и делает тебя отличным кандидатом на работу. Мобильность — важное условие многих стипендий: кандидат должен переехать в другую страну и, образно говоря, «привезти знакомства». Абсолютно все мои институтские друзья, решившие пока остаться в науке, уехали из Австрии. Конечно, переезд не всегда возможен — это не ставит крест на карьере, но сильно усложняет задачу. 

Выбор позиции постдока

К поиску позиции постдока я подготовилась основательно: примерно определилась с областью исследований (регуляция генома и рак); посоветовалась с успешным учёным из этой области, которого я лично знала; договорилась о встрече с некоторыми научными руководителями на конференциях, чтобы пообщаться в неформальной обстановке и отмести заведомо неприятных личностей. Я не искала открытые позиции постдоков на сайтах, а просто сразу написала руководителям интересующих меня групп. 

За три месяца я съездила на интервью в Великобританию, Данию и три интервью на Восточном побережье США. Первым делом я вычеркнула США: было слишком мало персональных грантов, а значит, я бы, скорее всего, полностью зависела от грантов научного руководителя. Зарплаты тоже были небольшие, и мне пришлось бы делить квартиру с кем-то — после шикарной жизни в Вене мне не хотелось так делать. Зато в Дании было много возможностей для получения европейских и датских грантов. К тому же, чтобы привлечь иностранных учёных, датское правительство ввело специальную схему налогов: только 26 % в течение первых пяти лет в стране. 

При выборе я в первую очередь думала о работе и последующих перспективах, а не возможностях получения постоянного вида на жительство, гражданства, интеграции или даже ассимиляции. Примерно через год случился Brexit, а потом — Трамп. Предсказать, что будет через несколько лет, очень сложно, поэтому я всегда ориентируюсь на самое стабильное, что есть в моей системе координат, — работу. Но даже это не всегда работает: одна из групп в США, в которой я могла бы работать, прекратила своё существование после сексуального скандала.

Жизнь в Дании

Дания похожа на Швецию по стилю жизни: главное для них «hygge», или «уютность». Нужно наслаждаться простыми радостями: природой, общением с семьёй и друзьями. После Австрии мне было непривычно, что автобусы могут опоздать, или сантехник может забыть о назначенной встрече три раза. Тем не менее любая проблема легко решается по почте или звонком, и все хоть как-то говорят по-английски. Иммигранты могут бесплатно посещать языковые курсы в течение трёх лет.

После стольких переездов, я заметила, что самое важное время — это первый год в новой стране. Появляется какая-то энергия, желание выйти из зоны комфорта, интерес ко всему, и это чувствуют другие люди. Со временем появляется круг постоянных друзей, эффект новизны проходит, и окружающие перестают воспринимать тебя как «новичка». Я решила не ждать, пока мой уровень датского достигнет нужного уровня, и сразу записалась в волейбольный клуб. Да, мне постоянно приходится переспрашивать на английском, и я могу включиться не в каждый разговор. Тем не менее мне нравится, что у меня есть знакомые-датчане. 

Я сразу заметила, что в Дании женщины более уверены в себе — и мне нравится быть в их окружении. В Европе, и в особенности в скандинавских странах, уделяют много внимания гендерному балансу, особенно на высоких должностях — на уровне руководителей научных групп или профессоров. В моём институте в Копенгагене пять руководительниц и восемнадцать мужчин на аналогичных постах. В моём прошлом институте в Вене их было четыре и тринадцать — и то только благодаря действиям научного консультативного комитета. Он состоит из известных учёных разных стран и вносит предложения по улучшению научной жизни института.

Я не думаю, что ситуация может резко измениться, но по крайней мере в Европе об этом говорят и организуют специальные программы (например, http://www.eu-libra.eu/), чтобы помочь женщинам реализовать свой потенциал в науке. На некоторые гранты или премии могут претендовать только женщины (например, такой и ещё такой) и некоторые позиции руководителей лабораторий открыты только для женщин. Тем не менее у некоторых это вызывает негодование: один из моих научных руководителей как-то «пожаловался», что ему скоро придётся писать в заявках на гранты «Александра», а не «Александр». Для себя я решила, что «haters gonna hate» в любом случае. Впереди у меня ещё три года постдока в Копенгагене, а затем — снова необходимость выбирать.

Фотографии: Aleksandar Mijatovic — stock.adobe.com, moeimyazanyato — stock.adobe.com, Klaus Rose — stock.adobe.com, Ffooter — stock.adobe.com