Личный опытКак я расследовал историю сексуальных домогательств
Даниил Туровский о том, как писать на чувствительные темы
Интервью: Елена Нуряева
В конце января Meduza опубликовала расследование ситуации, сложившейся в «Лиге школ» — учебном заведении для одарённых детей, ученицы которого рассказали о случаях насилия и сексуальных домогательств со стороны руководства школы: директора Сергея Бебчука и его заместителя Николая Изюмова (сегодня вышло продолжение). Мы попросили автора текста, журналиста Даниила Туровского рассказать о ходе расследования, которое привело к проверкам Следственного комитета и ожесточённой общественной и внутрицеховой дискуссии о границах допустимого и профессиональной этике.
Р
азумеется, такие истории невозможно найти самостоятельно, должен быть какой-то человек, который расскажет тебе о ситуации изнутри. Осенью 2016 года я узнал о случае в некой «Лиге школ», будто в девяностые там произошёл то ли один, то ли два случая сексуального домогательства. Думаю, к нам обратились на волне
известного скандала с 57-й школой, о котором Meduza активно писала. В тот момент мы занимались какими-то другими материалами и об этой истории на время забыли, решив вернуться к ней позже. Однако вскоре знакомый журналист убедил меня, что стоит поговорить с выпускницей «Лиги школ», которая готова рассказать много, скажем так, общественно значимой информации. С этой девушкой я вскоре встретился, в тексте расследования она фигурирует как Светлана Бозрова. Мы проговорили что-то около четырёх часов, в течение которых она обрисовала эту чудовищную ситуацию, сложившуюся сначала в школе «Икс», а после — в «Лиге», где всё то же самое происходило ещё в течение двадцати одного года.
Понятно, что, слушая этот рассказ, я не раз в ужасе хватался за голову. Да, мы все смотрели фильм «Spotlight» (рассказывающий о деятельности отдела расследований в The Boston Globe. — Прим. ред.), но мало кто готов в самом деле встретиться с чем-то подобным. В то же время я понимал, что это расследование не может строиться исключительно на словах Светланы Бозровой, поскольку речь идёт о серьёзных обвинениях, и сама она — что важно — не была жертвой сексуальных домогательств. Однако она стала моим проводником в этой жуткой истории. Она же познакомила меня с Ириной Дмитриевой, которая вела театральный кружок в «Лиге школ». Именно Ирина первой узнала, совершенно случайно, о том, что есть два случая домогательств, и стала инициатором внутреннего расследования.
Первой к ней обратилась Татьяна Карстен, произошедшее с ней относится к 2014 году. Дело в том, что Карстен внезапно ушла из школы, и это было крайне необычно: из «Лиги» никто никогда просто так не уходил, это было действительно хорошее образование и все старались учиться до выпуска. Сменив школу, Карстен продолжала ходить в театральную студию при «Лиге», и однажды, возвращаясь вместе с Дмитриевой домой, она рассказала об инциденте в бане, в Боброве (именно там происходили многие из установленных случаев домогательств. — Прим. ред.). После Дмитриева узнала, что подобное произошло с другой ученицей, Верой Воляк, и стала догадываться, что эти случаи могли быть не единичными. В этот момент она подключила других выпускников, стала лично обзванивать и приглашать для разговора преподавателей и учеников разных лет. В результате появилась целая группа расследователей, около восьми человек, которые составили таблицу случаев, которые они смогли установить.
В таблице было несколько ячеек: год, когда это произошло, имя жертвы, описание произошедшего, имя обидчика (Изюмов или Бебчук) и последнее — чего они хотят добиться в результате. Когда какая-то часть работы была проделана, они поняли, что нужно идти в администрацию к Бебчуку и Изюмову. Был составлен ультиматум, эта бумага у меня есть: мы, такие-то, знаем о том, что в течение двадцати пяти лет вы сексуально домогались до учениц, и требуем, чтобы вы закрыли школу и больше никогда не работали в сфере образования. На аудиозаписи этой встречи Бебчук, в частности, говорит, что всё, что якобы имело место после случая с Верой Воляк, — ложь, но дальше, и это особенно потрясло меня, он добавляет: «А что такого было?» Позже я что-то подобное слышал и от не верящих в обвинения выпускников «Лиги»: многим из них казалось, что поцелуи, залезания под кофту, засовывание языка в рот никак не нарушают никаких границ. Что такого было-то? Может, это просто какое-то близкое общение с учеником? В любом случае Бебчук и Изюмов подписали тогда этот ультиматум, а в июне 2015 года школа закрылась (при этом истинная причина этого официально нигде не озвучивалась), и на том история как будто закончилась.
В России не принято об этом говорить, эта тема табуирована. Многие признавали, что их побудил прервать молчание флешмоб #ЯНеБоюсьСказать
Однако уже через несколько месяцев выяснилось, что и Изюмов, и Бебчук продолжили работать в образовании. Первый, например, открыл интеллект-клуб, на сайте которого указано, что он продолжает идеи «Лиги школ». В контексте всего этого расследования было жутко читать комментарии родителей, оставленные на этом сайте, в которых они сокрушались, что «Лига» закрылась и их дети не успели там поучиться. Бебчук в свою очередь вскорости перешёл в школу «Интеллектуал», к тому же начал работать в программе «Учитель для России», а ещё в одном проекте консультировал по методике преподавания программирования. Иными словами, оба нарушили ультиматум, и выпускники решили, что пришло время предать огласке имевшуюся у них информацию. Так эта история оказалась в распоряжении нашей редакции.
Как только я встретился со Светланой Бозровой, я сразу понял, что тут должно быть максимальное количество свидетельств, которые я услышу лично. И следующие два месяца были посвящены встречам и поиску каких-то дополнительных подтверждений. Сначала я поговорил с авторами видеообращений, которые были записаны для внутреннего расследования и содержали некоторую сумму того, что в разные годы происходило в школе. Потом я начал проходиться по той самой сводной таблице и встречаться с людьми, которые в ней были указаны. Признаться, это были очень непростые разговоры.
Людям сложно об этом говорить, говорить о таком — это как публично раздеться. Конечно, слушать такие свидетельства непросто. Часто эти рассказы были вообще не под запись, и разговаривал я с ними скорее для контекста. Вообще, в России не принято об этом говорить, эта тема табуирована. Многие признавали, что их побудил прервать молчание флешмоб #ЯНеБоюсьСказать. Некоторые ученики «Лиги» написали тогда посты в фейсбуке с этим хештегом. #ЯНеБоюсьСказать — это, пожалуй, одна из главных общественных дискуссий в современной России.
Когда я только начинал разбираться во всём происходящем, я и предположить не мог, насколько объёмной окажется эта история. Честно говоря, я до сих пор не могу поверить в то, что речь идёт о таком количестве эпизодов домогательства и насилия. Со всеми пострадавшими я встречался лично, с каждым долго и обстоятельно разговаривал, многие детали приходилось буквально вытягивать, обсуждать случившееся по кругу много раз. Ещё раз подчеркну, что всё это были совершенно разные люди — кто-то 1993 года выпуска, кто-то 2006-го, — у которых не было ровно ни одной причины объединяться ради мести кому-то. Нужно обладать крайней смелостью, чтобы делать такие заявления, выставлять себя напоказ, буквально обнажаться, чтобы рассказать о таком. Когда я слушал их, я осознавал, что всё действительно так и было — ты просто понимаешь это во время разговора.
Я понимал, что с Изюмовым и Бебчуком обязательно надо поговорить. Изюмова я смог найти, посмотрев расписание его лекций, и на одну из них я пришёл без предупреждения. Сначала он пригласил меня домой, потом начал всё опровергать, но большая часть опровержений звучит странно и явно свидетельствует о том, что у него смещены нормы допустимого. Когда я зачитывал ему таблицу с обвинениями — например, в том, что он сажал одну из учениц на колени, засовывал язык в рот, залезал под кофту, — он говорил что-то вроде: «Ой, ну она же мой маленький нежный цветочек». Если ты опровергаешь всё, зачем ты говоришь такие вещи? Ещё он упоминал, что у него до сих пор хранятся какие-то фотосессии учениц. Или, например, в интервью МК всплыла такая жуткая деталь: выяснилось, что каждый день он приветствовал учениц поцелуем. Ежедневно каждую из сотен учениц встречал Изюмов. В какой-то момент я пришёл в ужас, когда попробовал посчитать, сколько людей через это прошло? Поиски же Бебчука ничем не закончились: он сменил адрес, не отвечал на звонки и СМС, да и сейчас ни с кем не общается, разве что дал только какие-то показания во время доследственной проверки. Но не сделал пока никаких публичных заявлений.
Мы в редакции не сомневались, что это расследование является общественно важной информацией. Люди, которые могут отдать своих детей в кружок Изюмова, те, чьи дети учатся в «Интеллектуале», должны знать, что существуют подобные обвинения от двух десятков жертв. Очень важно, чтобы родители и общество в целом понимали, что есть такая проблема, о ней нужно говорить и немедленно её решать.
Безусловно, мы очень тщательно подошли к подготовке такого материала, сам текст писался в несколько стадий. Только сбор информации занял месяца два. Как только текст был написан, его независимо посмотрели несколько человек в редакции на предмет того, насколько убедительно он выстроен. После мы показывали текст юристам, чтобы проверить, насколько это аккуратно написано. Естественно, как мы писали в фейсбуке, мы верим в первую очередь людям, и мы уверены, что людям, которые публично так обнажаются, незачем врать. Тем более когда их больше двадцати человек, они не знакомы между собой и при этом рассказывают идентичные истории.
Мы понимали, что у этого расследования обязательно будет продолжение, были готовы к тому, что люди будут отказываться верить — мы сами были настолько шокированы вскрывшимися подробностями, что поначалу относились с недоверием. Понимая, что история может этим не ограничиться, в конце материала мы оставили адрес почты, на который люди могли присылать свои истории сексуальных домогательств. И на него до сих пор приходят сообщения не только про «Лигу», но и из других школ, например во Владивостоке или Нижнем Новгороде, и вскоре я займусь разбором этих писем.
Интересно, что, когда вышел текст, одна из жертв написала нам, что поначалу она отправила Изюмову письмо со словами поддержки. Есть какая-то часть выпускников, которая не верит до сих пор. У этой истории две стороны, отчего это особенно непросто. Речь ведь идёт о действительно хорошем образовании и уникальной школе с на редкость интересными преподавателями, и поэтому невозможно поверить, что у всего этого есть какая-то плохая сторона и сексуальный подтекст. К нам даже приходило обращение от выпускников, которые стремятся защитить доброе имя «Лиги школ».
Мы сами были настолько шокированы вскрывшимися подробностями, что поначалу относились с недоверием
Мне не совсем ясно, почему они не верят своим же одноклассникам, но в целом я могу понять принцип такой защиты. Это во многом связано с особенной атмосферой, царившей в школе. Местные преподаватели и психолог подтверждали, что во время учёбы им не казалось странным, что Изюмов целует девочек, заходящих в класс, или что Бебчук с ними ходит в баню. Это преподносилось так, будто, находясь во всех смыслах ближе к преподавателю, ты получаешь наиболее эксклюзивное и полное образование. Звучит дико, но они в это верили.
Даже сейчас все выпускники определённо высказываются против того, чтобы было заведено уголовное дело, все понимают, что такое русская тюрьма. Они хотят лишь того, чтобы Бебчук с Изюмовым больше никогда не работали с детьми и вообще в образовании.
Что касается внутрицехового обсуждения возможной скомпрометированности нашего расследования, то тут у меня есть два соображения. Во-первых, я вообще стараюсь не читать комментарии в фейсбуке, потому что иначе можно сойти с ума. А во-вторых, история, связанная с совместным бизнесом Бебчука и брата одной из жертв, никакого отношения к тексту расследования на самом деле не имеет. Она никак не отменяет того факта, что двадцать учениц откровенно рассказали о том, что с ними произошло.
Немало обвинений прозвучало в адрес специфического языка, которым был написан материал, в том смысле, что мы упоминаем слишком много откровенных подробностей. Но я уверен, что читателя важно вооружать максимальным количеством подробностей происходящего, чтобы он по-настоящему разобрался и прочувствовал ситуацию. И, да, для этого надо максимально конкретно и прямолинейно описывать то, что происходило с героем, сколь бы неприятным ни было это чтение. Эта история подняла довольно важную тему, я вдруг стал слышать мнения, мол, может поцелуи и объятия — это не сексуальное насилие? Нам кажется, тут двух мнений быть не может и очень важно однозначно на эту тему высказываться.