Пора отменитьПочему пора отказаться от слова «ябеда»

Александра Савина

Мы с детства привыкли слышать, что ябедничать плохо — достаточно вспомнить многочисленные вариации считалки про «ябеду-корябеду». Считается, что дети и подростки должны разбираться с проблемами самостоятельно, привлекая сторонних людей — родителей и учителей — только в крайних случаях. «Ябедничество» принято воспринимать как действие, направленное против коллектива (тот, кто жалуется на чьё-то поведение, как будто «сдаёт» своих), или как манипуляцию и попытку занять более высокое положение, например, делясь закрытой информацией с учителем. Речь в первую очередь идёт о детском поведении, но многие переносят установки, касающиеся «ябедничества», и во взрослую жизнь.

Сегодня, впрочем, с такой точкой зрения согласны не все. Многие эксперты настаивают, что между «ябедничеством» и доносами есть принципиальная разница. То, что принято считать «ябедничеством», особенно когда речь идёт о детях, на самом деле говорит о попытке восстановить справедливость — рассказать о нарушении правил или чьих-то границ.

Психологи отмечают, что «ябедничество» как феномен развивается с возрастом. В семь-восемь лет, например, дети становятся очень чувствительными к правилам: стараются следовать им и следить, чтобы остальные также беспрекословно их соблюдали. Когда ребёнок видит, что правила нарушаются, он возмущается этому и стремится сохранить прежний порядок — и для этого обращается к взрослому. В более старшем возрасте, к концу начальной школы, по мнению экспертов, ребёнок переходит на «уровень морального релятивизма», понимая, что правила и наказания за них могут быть относительными. Мы знаем, что нельзя переходить дорогу на красный свет, но не все соблюдают это правило. Тогда же, как считается, «ябедничество» отходит на второй план — важнее правил для многих становится выстраивание отношений с другими детьми. Эксперты считают, что в ситуации, когда ребёнка научили «не ябедничать», он или она могут в принципе перестать делиться проблемами и просить о помощи. При этом ребёнок, по их мнению, не обязан справляться со всеми проблемами самостоятельно — детям важно просить о помощи.

Важно понимать ещё и то, что взгляд на «ябедничество» тесно связан с культурными установками. В России, например, его почти всегда связывают с доносами в СССР, которые были частью массовых репрессивных кампаний. Болезненный вопрос о коллективной гражданской ответственности и того, как сильно процессы тридцатых годов повлияли на советских людей и продолжают влиять на их потомков, конечно, существует. Но сегодня исследователи смотрят на проблему массовых доносов не так однозначно, как её привыкло оценивать массовое сознание. Например, отмечают, что многие доносы писались под давлением и нередко ценой становилась возможность выжить (или иллюзия такой возможности).

Кроме того, во времена Большого террора миф о массовом доносительстве просто насаждался властью. Знаменитая реплика Сергея Довлатова о четырёх миллионах доносов, которые люди написали на своих соседей в СССР, просто не соответствует действительности, она не подтверждается архивами. Распространение слухов об анонимках, на поводу у которых пошёл и культовый писатель, было лишь инструментом пропаганды и манипуляции: обычный человек должен был считать, что он ничем не лучше власти.

Конечно, «ябедничество» в начальной школе и доносы как политический инструмент несравнимы и по масштабу, и по последствиям. Но представить, как отношение к одному влияет на восприятие другого, легко: например, жалобу на нарушение правил в школе могут воспринять как «предательство» коллектива и «стукачество». 

При этом то, что мы привыкли считать «ябедничеством», к «предательству» почти никогда не относится. «Ябедничество» можно сравнить с поиском медиатора: психологи для решения сложных конфликтов рекомендуют пользоваться нейтральной третьей стороной, которая поможет разобраться в вопросе и услышать друг друга. В случае когда речь идёт о «ябедничестве», взрослый, к которому обращаются дети, может послужить тем самым медиатором.

Нередко речь идёт просто о гражданской сознательности — например, как в случае существующей в США и Великобритании системы соседского дозора (neighborhood watch). Задача подобных программ — помогать правоохранительным органам: подразумевается, что соседи, записавшиеся добровольцами, наблюдают за тем, что происходит в их районе, и в случае, если видят что-то подозрительное, сообщают в полицию. У таких программ тоже бывают «эксцессы исполнителей», и кажется, это именно то, что в России принято сравнивать со «стукачеством». Но в основе здесь лежит принципиально иная идея: не «подставить», а, наоборот, обезопасить и помочь своему сообществу.

Конечно, мотивация «ябедничающих» детей может быть устроена сложнее: эксперты отмечают, что к стремлению восстановить справедливость может примешиваться, например, желание получить внимание. При этом в фонде «Шалаш» уверены: идея, что жалующиеся дети хотят в первую очередь насолить другим, далека от реальности. Речь в первую очередь всё же идёт о проблеме или переживании, которыми хочет поделиться ребёнок, о несправедливости и нарушении правил.

Не стоит забывать и о роли, которую играют те, кто насаждают правила: они выстраивают систему, в которой существуют «доносчики» и «ябеды», «подставляющие» и «сдающие своих», даже если «свои» — это, в общем-то, довольно случайный набор людей, оказавшихся в одном классе в одно время. Отношение к «ябедничеству» может становиться инструментом власти и управления — например, в знакомой всем формулировке: «Отвечайте, кто это сделал, — если никто не признается, наказаны будут все». Кажется, что это справедливо только для школьных процессов — но все эти установки легко перетекают и во взрослые коллективы. Хотя, казалось бы, офис достаточно формальная обстановка для того, чтобы пользоваться в первую очередь общими правилами: они нужны именно для того, чтобы помогать сосуществовать в одном пространстве.

В одном из выпусков подкаста This American Life описывается эксперимент, который провели в американском детском саду. Воспитатели, устав от количества детских жалоб, которые часто касались мелких происшествий, решили установить специальный «телефон для ябедничества» — картонную коробку, к которой прикрепили трубку. Дети могли «звонить» по нему и рассказывать жалобы, которые, естественно, никто не слышал.

Журналист подкаста Дэвид Кестенбаум, чей ребёнок также ходил в группу, решил узнать, на что жалуются дети, поставив вместо картонной коробки телефон, который мог записывать разговоры, — все родители поддержали его идею. Поначалу дети пользовались телефоном с энтузиазмом: не только рассказывали о происшествиях, но и просто хотели поговорить. Многие дети рассказывали, что им приятно пользоваться телефоном и что они чувствуют себя лучше после разговоров.

Правда, спустя месяц, они стали пользоваться им менее активно. Дэвид Кестенбаум нашёл этому простое объяснение. До того, как поставить телефон в классе, он установил его дома, чтобы опробовать вместе со своими детьми. Дети попробовали его пару раз, но затем вновь начали рассказывать обо всём отцу. На вопрос почему младший сын Макс сказал Кестенбауму, что телефон не работает. Дело было не в технических характеристиках — по словам Макса, телефон «ничего не делает», то есть не приносит справедливости.

ФОТОГРАФИИ: Wayfair (1, 2)