Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Книжная полкаЖурналист
Мария Климова
о любимых книгах

10 книг, которые украсят любую библиотеку

Журналист
Мария Климова
о любимых книгах  — Книжная полка на Wonderzine

В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в книжном шкафу. Сегодня о любимых книгах рассказывает журналист-фрилансер, бывший корреспондент «Медиазоны», автор медиапроекта о женщинах Северного Кавказа Мария Климова.

Интервью: Алиса Таёжная

ФОТОГРАФИИ: Алёна Ермишина

МАКИЯЖ: Любовь Полянок

Мария Климова

журналист

Это была настоящая пытка: почти каждый день трёхлетняя я вместо того, чтобы гулять с подружкой, сквозь слёзы повторяла «ма-ма мы-ла ра-му»


  Читать в детстве меня учила тётя, и это была настоящая пытка: почти каждый день трёхлетняя я вместо того, чтобы гулять с подружкой, сквозь слёзы повторяла «ма-ма мы-ла ра-му», а потом выкручивалась из рук мучительницы и бежала жаловаться деду. Бабушка, у которой я гостила каждый год, говорит, что мой путь по двору можно было проследить по разбросанным книжкам — одна валялась возле кровати, другая на кухне или возле колодца. В ход шло всё: «Ляпики и злохвосты» Сиднея Александра Уэйкфилда, «Три мушкетёра» Александра Дюма, «Сто лет тому вперёд» Кира Булычёва, детская Библия и комиксы.

Позже в разговорах с одноклассниками я могла авторитетно рассуждать почти обо всём: то, что я не узнавала из книг, я вычитывала в похищенных у отца газетах «СПИД-инфо». В какой-то момент в школе все повально увлеклись «Ибицей» Колина Баттса. Я прочитала, но так и не поняла, как кому-то может нравиться книга с банальным сюжетом (подростки отдыхают на молодёжном курорте и иногда спят друг с другом), скучными диалогами, и, главное, с совершенно заурядным описанием секса. Вот попробовали бы они почитать Даниэлу Стил, которую я как-то нашла у бабушки в шкафу.

Будучи подростком, я успешно совмещала чтение и стандартные для переходного возраста проблемы. В тринадцать лет добровольно прочитала «Анну Каренину», к судьбе которой, кстати, не испытывала ни малейшего сочувствия, а потом «Войну и мир». Зато Достоевского, например, я впервые прочитала несколько лет назад, о чём вообще не жалею — сейчас я именно в том возрасте, когда могу совершенно искренне им восторгаться, а не писать сочинения из-под палки, перечитав краткое содержание перед уроком литературы.

Неограниченный доступ к книгам я получила в 2007 году, когда устроилась работать в книжный магазин «Билингва» на «Чистых прудах». Это было волшебное место, о котором у меня сохранились только хорошие воспоминания. Больше всего я любила утренние смены: я открывала магазин, в котором пахло сигаретным дымом и пылью, включала музыку и расставляла книги по местам. Тогда я работала ещё и новостником, и смены в книжном были для меня чем-то вроде медитации.

Когда я только занялась журналистикой, меня восхищало, что вот прямо сейчас ты сам создаёшь собственный текст: придумываешь структуру, описываешь героев, рассказываешь историю. А ещё часами пытаешься подобрать нужное слово, отвлекаешься каждые пятнадцать минут, безуспешно пытаешься выловить просочившиеся канцеляризмы и ментояз. Писать тексты вообще оказалось не очень-то просто, и к тридцати годам я, кажется, с этим смирилась.

И вот, несмотря на все мучения, несколько месяцев назад мы с моей коллегой Юлей Сугуевой ввязались в чистой воды авантюру — взялись делать книгу о женщинах на Северном Кавказе. До этого мы обе писали тексты о нарушении прав человека в Дагестане, Чечне и Ингушетии, изучали жуткие доклады правозащитников об «убийствах чести», домашнем насилии и «женском обрезании». Нам очень захотелось структурировать наши знания и опыт общения с жителями Северного Кавказа, где самая уязвимая группа, конечно, женщины. Теперь на моём письменном столе высится стопка книг о традициях и обычаях кавказских народов. А мы потихоньку собираем фактуру для книжки. Глаза боятся, а руки делают — по такому принципу и приходится жить.

Часами пытаешься подобрать нужное слово, отвлекаешься каждые пятнадцать минут, безуспешно пытаешься выловить просочившиеся канцеляризмы
и ментояз


Трумен Капоте

«Хладнокровное убийство»

Для меня это одна из лучших документальных работ, и я не понимаю, почему эту книгу не разбирают до косточек преподаватели российских журфаков. Трумен Капоте описывает убийство семьи на ферме в Канзасе. Он практически переезжает в крошечный городок, где произошло преступление, знакомится с жителями, следит за расследованием, а затем общается с убийцами, которых поймали спустя несколько месяцев. Капоте писал эту книгу больше пяти лет. Проделать такую работу — мечта. Я уже дважды её перечитывала и наверняка буду ещё. Тем, кто только собирается, очень советую посмотреть фильм «Капоте» сразу после.

Нартские сказания

Северный Кавказ очень неоднородный, поэтому между соседними республиками часто возникают разногласия по совершенно разным поводам. Споры о происхождении нартских сказаний ведутся до сих пор. Черкесы, осетины, ингуши и чеченцы — все уверены, что отважные нартские воины — именно их предки. Больше других на самый известный кавказский эпос претендуют в Осетии. «Но это просто удачный маркетинговый ход», — ехидно пояснили мне на днях в Кабардино-Балкарии. Для меня происхождение этих сказаний не имеет принципиального значения, хотя я полюбила именно осетинскую версию.

Книга состоит из десятков рассказов о подвигах великих воинов, жизнь которых складывается из сражений, хитроумных заговоров и приключений. Один из главных героев — до сих пор почитаемый на Кавказе Уастырджи, божество и покровитель путешественников и воинов. Мне объясняли, что женщине произносить его имя категорически запрещено, ведь тогда Уастырджи сможет «надругаться» над ней, когда она будет спать.

В нартском эпосе коварство этого дзуара (божества) продемонстрировали очень наглядно. По преданию, Уастырджи долго пытался соблазнить нартскую красавицу, но постоянно получал отказ. Поэтому когда она умерла, он решил отомстить: пришёл к ней в склеп и изнасиловал. Вследствие этого жуткого союза на свет появилась девочка Шатана. Некоторые осетинские фольклористы отказываются верить, что в сказаниях фигурирует акт некрофилии, поэтому считают этот эпизод выдуманным. Так это или нет —забыть этот фрагмент невозможно.

Дмитрий Марков

«Черновик»

Многие подписаны на инстаграм фотографа Дмитрия Маркова. Я часто замечала, как в комментариях его обвиняют в чернушности, но на самом деле в каждом его снимке сквозит пронзительная любовь к людям. В книге собраны основные работы, и их можно пересматривать бесконечно. Больше всего меня впечатлило, что все снимки он делает на айфон, без специального освещения, это действительно круто.

Джонатан Литтелл

«Чечня. Год третий»

Джонатан Литтелл не только автор любимых мной «Благоволительниц», но и известный всему миру репортёр. Во время Второй чеченской войны он оказался в Грозном в качестве сотрудника Amnesty International. Спустя несколько лет он решил вернуться в обновлённый город и взять интервью у Рамзана Кадырова. Забегая вперёд, скажу — говорить с журналистом глава республики отказался. Зато Литтелл сумел пообщаться с местными правозащитниками и бизнесменами, сотрудниками российского правительства и обычными жителями Чечни. Выводы он сделал неутешительные: за внешним порядком скрываются коррупция, пытки и похищения, организованные чеченскими властями. Все ресурсы сосредоточены в руках Рамзана Кадырова, который прочно занял в республике место царя и бога.

Книга Литтелла вышла в 2009 году. С тех пор в Чечне ничего не изменилось. Я писала тексты, в которых по-прежнему фигурируют пытки, похищения и убийства местных жителей. Чечня остаётся регионом, где правозащитников могут запросто посадить в тюрьму или избить. Виновных никогда не найдут, зато Грозный останется отлично отремонтированной столицей Чеченской республики.

Пётр Силаев

«Исход»

С Силаевым я познакомилась несколько лет назад, когда он уже уехал из России. Петя — антифашист, вокалист группы «Проверочная линейка» и автор широко известной в узких кругах фразы «Надеюсь тут нет лошков, которые пришли на концерт». Он тесно связан с событиями 2010 года, когда несколько десятков молодых ребят, протестовавших против вырубки леса, разгромили здание химкинской администрации.

«Исход» — это воспоминания о середине нулевых, когда на улицах Москвы и других городов разворачивалась война между неонацистами и антифашистами. Тогда власти старались не вмешиваться и наблюдали за происходящим как бы со стороны. Там есть и другие автобиографичные подробности. Например, я никогда не забуду, как Силаев, который в 2006 году работал в православной службе «Милосердие», помогал спасать бездомного, который примёрз к земле. История не для слабонервных.

Джонатан Сафран Фоер

«Мясо. Eating Animals»

Я не ем мясо с 2014 года, некоторые мои друзья тогда уже отказались от животной пищи. Я легко пережила смену пищевых привычек, хотя пару раз мне и снилось, как я открываю холодильник и тайком таскаю оттуда холодные котлеты, которые приготовила мама. Своей книгой Фоер как будто упорядочил в моей голове всё то, что я чувствовала, но не могла внятно объяснить. Скотобойни — это смерть, кровь и боль. То, что куры, выросшие в крошечных клетушках и никогда не видевшие солнца, после смерти оказываются у нас на тарелках, — это страшно. Фоер очень эффектно рассказывает, почему есть животных плохо, и я не думаю, что после его книги я когда-нибудь продолжу это делать.

Я хорошо запомнила легенду, которую рассказывали фермеры в интервью Фоеру. Это была история о побеге одной отважной коровы со скотобойни. Она проламывала заборы, бежала через поля без остановки и даже, говорят, переплыла реку, потому что ей очень хотелось жить. «Беги, корова, беги!» — мысленно подбадривала я её. Когда фермеры признались, что сбежавшую корову они поймали и вернули на бойню, я, честно говоря, всплакнула. Всё-таки чужая жизнь важнее шашлыка.

Олег Хлевнюк

«Сталин. Жизнь одного вождя»

История, которую нам преподавали в старших классах, мне не нравилась. Скучная зубрёжка, мучительные попытки запомнить дату события, о котором ты почти ничего не знаешь. Учительница — очень добрая и патриотичная женщина — предпочитала рассказывать о победах советских воинов над фашистами. Она всегда торжественно повышала голос, её глаза в этот момент влажно блестели. Неудивительно, что вместо того, чтобы слушать учителя, я предпочитала смотреть, как мой одноклассник на спор ест страницы учебника. История СССР стремительно прошла мимо меня. Поэтому навёрстывать упущенное я начала уже в университете.

Прочитать что-нибудь интересное о Сталине и его правлении мне хотелось давно, и когда несколько друзей в один голос рекомендовали начать с Олега Хлевнюка, я прислушалась. Его «Сталин» — не сухое перечисление подробностей достижений и преступлений советского вождя. Это попытка максимально беспристрастно рассказать о его жизни. Я прочитала книгу за несколько дней, хотя до этого я чаще читала нон-фикшн через силу. Мой муж в это время читал «Ленина» Льва Данилкина, и по вечерам мы смешно лежали рядом и читали про вождей, периодически спрашивая друг у друга: «У тебя Ленин умер или пока ещё нет?»

Александр Куприн

«Яма»

Грязь, пыль, лошадиный навоз, публичные дома и сифилис — примерно так я представляла себе российские города начала прошлого века, после того как в тринадцать лет прочитала Куприна. Секс-работницы, главные героини повести, живут в публичном доме средней руки. Услугами борделя пользуются воры, студенты и мелкие торговцы. Студент-анархист пытается спасти одну из женщин, выкупает у хозяйки заведения её паспорт и стремится адаптировать подопечную к обычной жизни. Получается не очень: девушка не может привыкнуть к свободе, а студенту надоедает быть героем. Девушка возвращается в бордель. А в это время другая работница публичного дома намеренно заражает клиентов сифилисом, чтобы всем отомстить.

В начале-середине нулевых в новостях то и дело появлялись сюжеты о сотрудниках полиции, которые в очередной раз «накрыли бордель». В заголовках мелькали «ночные бабочки», «путаны», «девушки лёгкого поведения», «жрицы любви». Почему-то все эти эпитеты раздражали меня больше, чем слово «проститутка». В них сквозила какая-то нескрываемая ирония, такой противный юморок. После «Ямы» я с большим сочувствием стала относиться к женщинам, которым приходится зарабатывать деньги таким способом — с ними не считаются ни клиенты, ни сутенёры. Это очень непростая судьба. И в реальной жизни студент-анархист не спешит помогать.

Анатолий Кузнецов

«Бабий Яр»

Кто-то из знакомых однажды сказал, что если в книге есть диалоги, то её нельзя назвать автобиографичной. Но меньше всего я задумывалась об этом, когда читала Кузнецова. Он описывает события, свидетелем которых стал в детстве: отступление советских войск и оккупацию Украины фашистами. Всё это он переживал в родном Киеве, вместе со своими матерью и дедом. Книги, в которых главный герой — ребёнок или подросток, кажутся мне самыми трогательными.

О массовом убийстве евреев в Киеве я узнала уже после школы. Мне сложно представить, что за несколько дней там было расстреляно больше ста тысяч человек. Как вообще выглядит такая толпа? На уроках об этом ничего не рассказывали, как не рассказывали о том, что публикации на эту тему после войны были строго запрещены. Кузнецов несколько раз пытался издаться, но каждый раз цензоры на всякий случай вырезали из его романа целые главы перед публикацией. В основном те, где он с неприязнью высказывался о советской власти. При жизни Кузнецова «Бабий Яр» в России так и не вышел.

Юрий Мамлеев

«Шатуны»

Если вы захотите прочитать самую жуткую и неприятную книгу в жизни, то это она. Мамлеев когда-то промелькнул в моей ленте, и поскольку я часто сохраняю названия книг, которые понравились моим друзьям, я её купила. И не пожалела.

Фёдор Соннов — главный герой, который как будто объединяет в себе все самые ужасные человеческие качества: жестокость и безразличие к чужим страданиям. Он убивает незнакомцев из любопытства, ему просто нравится сидеть рядом с трупом и смотреть в небо. Для меня это был интересный опыт, ведь я привыкла сопереживать персонажам.

А книга Мамлеева заворожила меня своей чудовищностью, буквально на каждой странице насилие и страдания в чистом виде. Это «Медиазона» курильщика, ведь в книге нет ни одного персонажа, которому можно посочувствовать. Ты просто хочешь, чтобы в конце все умерли.

Рассказать друзьям
2 комментарияпожаловаться