Книжная полкаСоциолог Элла Панеях о любимых книгах

Элла Панеях

Социолог и публицист

Я, наверное, один
из немногих фриков, перечитавших полное собрание сочинений Бальзака

Ирвинг Гофман

«Представление себя другим»

Моя первая настоящая социологическая книжка попалась мне в руки, когда я была уже взрослой — и мне с ней страшно повезло. Это действительно классика, базовый, определяющий для социологии XX века текст. У меня в руках он оказался, как только вышел — и я поняла, что я на самом деле хочу знать об окружающем мире. Мне были неинтересны мысли Наташи Ростовой, а интересны базовые микросоставляющие того, из чего складывается общество, как из людей получается нечто более-менее единое и предсказуемое. Гофман прекрасен ещё и тем, что помимо того, что он великий социолог, он ещё и очень смешно пишет.

Мишель Фуко

«Надзирать и наказывать»

В начале 1990-х начали печатать очень много книг, которые объясняют про общество и про людей без обиняков: языком науки, а не художественной метафоры. Вторая социологическая книжка, которая по-настоящему сильно повлияла на меня, — это Мишель Фуко, «Надзирать и наказывать», тоже прочитанная в студенческие годы. Ни у кого в то время не было систематического образования в западных социальных науках, поэтому я не понимала, частью какой традиции оказывается Фуко. Но при этом он совершенно порвал шаблон — это был принципиально новый для меня способ говорить о структурах власти и о том, как влияют люди друг на друга в современном обществе.

После «Надзирать и наказывать» ты начинаешь чувствовать, насколько современный человек несвободен, не замечая этого: структуры власти в обществе устроены так, чтобы человек их не замечал. Да, это не прямое насилие, это не полицейский с пистолетом, который вас что-то заставляет делать силой. Это всё время будто вы сами хотите всё, что делаете не в свою пользу, как будто вы сами следите за тем, чтобы не дай бог не нарушить общественный порядок и существующую иерархию. А на самом деле это всё — подселенные в вашу голову надзиратели. И структуры, которые подселяют в вашу голову нынешних надзирателей, не существовали всегда: они были созданы, сконструированы — частично сознательно — людьми, которые знали, что делают.

Моё убеждение — то, что ты понимаешь, пугать не может. А эти структуры, поскольку они мягкие, очень уязвимы к пониманию. Я, конечно, немножко утрирую, когда говорю о страхе и понимании. Если ты понимаешь, как устроена ядерная бомба, она, может быть, тебя даже больше от этого пугает. Но когда ты понимаешь, как устроены те структуры, которые заставляют тебя отказываться от посещения вечеринки, если ты не успеваешь накраситься и уложить волосы, то ты перестаёшь отказываться от посещения вечеринки по этой причине — и структуры власти идут мимо тебя лесом. В современном мире насилие чаще устроено не как бомба, а как некий набор психологических структур-манипуляций со стороны окружающих. Их убеждения в том, что иначе быть не может, и в своём праве контролировать других. И вашего убеждения в том же самом. Эти убеждения боятся света, боятся озвучивания, и даже молчаливое понимание того, что именно происходит, позволяет стать от них гораздо более независимым.

Чарльз Тилли

«Принуждение, капитал и европейские государства»

Книга времён моего социологического образования — я познакомилась с ней в Университете Мичигана. Там я взяла курс русской истории: я увлекалась историей и считала, что хорошо её знаю, уж по крайней мере историю своей страны. А это, конечно, был совершенно другой взгляд.

Тилли берёт концепцию стационарного бандита, позаимствованную у Мансура Олсона, и строит модель происхождения европейского государства, которая начинается с того, что на землю приходит бандит — как к нам по легенде пришёл Рюрик. Потом, естественно, была создана легенда, что его позвали, но вообще пришёл просто какой-то бродячий глава банды и сел на землю. А дальше всё зависит от того, нужна ли ему эта земля, есть ли у него возможности для безграничной экспансии, нужно ли ему население, чтобы развиваться дальше, или можно продолжать жить захватом новых земель. Европейские государства, поскольку они очень быстро захватили всю территорию, отличались тем, что у каждого бандита на границе был такой же бандит — и они вынуждены были свою территорию развивать и входить с населением в контакт.

Россия фигурирует в этой книге как пример противоположной ситуации — государство, которому своё население низачем не нужно, кроме того, чтобы от него оттолкнуться и продолжать экспансию. Сейчас, почитав современные книжки по российской истории, я понимаю, что это сильно утрированный взгляд, но нынешних книг тогда ещё не было — это была моя самая первая книжка по макросоциологии.

Эрнандо де Сото

«Загадка капитала»

«Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всём остальном мире» — вот так она по-русски называется. Эта книжка вышла в середине 90-х годов, была очень популярна во всём мире, но прогремела и погасла, не став великой классикой. Де Сото — экономист из Перу, который занимался тамошними реформами и задавался вопросом, почему не работает капитализм, и отправился заниматься полевыми исследованиями.

Де Сото и его ассистенты начали разбираться, что не даёт людям использовать свои ресурсы как капитал — имущество, ресурсы или деньги, которые могут начать работать и помочь выбраться из бедности, начать свой бизнес. В изучаемых им регионах у людей есть куча собственности, но нет условий для того, чтобы собственность превращалась в капитал, то есть начинала работать. И он описывает очень интересную ситуацию: мы привыкли думать, что если в стране нет закона и порядка для всех, то скорее всего ситуация будет такая, что элиты делают что хотят, а народ вынужден жить по законам, которые для него написали элиты, чтобы его было сподручнее эксплуатировать.

Но Де Сото описывает латиноамериканскую ситуацию как совершенно обратную. Закон и порядок есть для элит. Вам легко зарегистрировать фирму, если у вас есть знакомства, вас не будут обманывать, вам дадут кредит, полиция будет вас защищать, вашу собственность будет защищать государство, вы сможете воспользоваться судом, если у вас проблемы, и вот закон и порядок есть для вас. Но он не распространяется на всех. И там, где есть область закона и порядка, то есть там, где есть ресурсы ими воспользоваться — и происходит нормальный капитализм. А все остальные люди живут вне его, вне этой институциональной рамки.

Дуглас Норт

«Насилие и социальные порядки»

Поздняя книжка конца 2000-х годов и для Норта, по-моему, последняя. Она была очень влиятельна в России в ранних десятых годах, её прочли здесь мгновенно. Это была очень новая и плодотворная рамка для разговора о том, как меняется общество на макроуровне. Концепция идеи Норта — что порядок, права и безопасность возникают, когда появляются социальные группы, которые могут их себе потребовать и, что называется, оплатить. Элит становится много в силу разделения труда, каждая элита контролирует свой ресурс, обладает своими навыками, без которых никуда не денешься. Военные не могут обойтись без учёных. Учёные не могут обойтись без финансистов. Элитам, которые не могут обойтись друг без друга, приходится договариваться и устраивать какое-то пространство безопасности, признания взаимных прав и взаимопомощи. И тогда появляется то, что Норт назвал порядком ограниченного доступа (это как раз то, что описывает и Де Сото).

Когда у вас есть уникальные ресурсы, у вас есть влияние и вы попадаете в круг полноценных граждан, которых нельзя подвергать произволу, пока они соблюдают конвенции, для которых существуют суд, справедливость и право голоса. Если развитие общества идёт в правильную сторону, то доступ будет расширяться. И в какой-то момент становится уже проще растянуть этот зонтик на всех, чем поддерживать барьер между элитой и населением. И, соответственно, порядок ограниченного доступа сменяется порядком полного доступа, а все граждане страны получают право принимать участие в принятии решений, право на безопасность, охрану законом, защиту собственности.

Теория Норта позволяет осмыслить и увидеть, как устойчивы институты, правила игры, которые люди воспринимают как должное и не оспаривают, как они формируются на микроуровне. И провести мостик между повседневной жизнью и тем, как складываются большие структуры. Как формируются, например, деловые обычаи бизнеса. Взаимодействие между бизнесом и государством. Как складывается лицо того, что политологи называют политическим режимом.

Джеймс Скотт

«Благими намерениями государства»

В оригинале эта книжка называется «Seeing like a state» — если бы я переводила это название, я бы его перевела как «С государственной точки зрения». Эта книга — о том, как, какие большие и чудовищные социальные последствия происходили, когда государство эпохи модерна — большое, территориальное и претендующее на то, чтобы контролировать всех людей и все ресурсы, все стороны жизни на подвластной территории — начинает проекты на благо человечества.

Скотт описывает десяток проектов, которые государство пыталось осуществить в XVIII, XIX, XX веке. Естественно, самые яркие примеры взяты из каких-то колониальных историй, где государство приходит к населению, которое сильно не готово к тому, что его будут переписывать, классифицировать, объяснять ему новые правила игры. И Скотт изучает практики сопротивления, потому что люди противодействуют такому упорядочению, рационализации, вмешательству в свою повседневность. И сопротивляются достаточно однотипно, будь то туземцы, к которым пришли колонизаторы, или люди, которых решили облагодетельствовать, построив им правильно устроенный город будущего.

Точно так же это работает в бюрократии, я это вижу в собственных исследованиях. Полицейские, которых завалили отчётностью. Студенты, которых загоняют в рамки расписаний и дедлайнов. Судьи, у которых забюрократизировано всё. Чиновники. Все вырабатывают практики, которые делают их для систем контроля незаметными. Ничем не выделяющимися — с одной стороны, а с другой стороны, непроницаемыми. «На бумажках мы такие, как вам надо, а какие мы на самом деле, вы не увидите никогда».

Описание, сделанное Скоттом, — очень удобный инструмент для изучения любой сферы современной жизни, потому что у нас государство всеобъемлюще и тотально, оно пронизывает социум целиком. Обычному читателю книга может быть интересна просто потому, что это десяток очень увлекательных историй о том, почему проваливаются большие проекты или осуществляются всегда не так, как на бумаге. Как в пословице — гладко было на бумаге, но забыли про овраги.

Джеймс Скотт

«Hidden Transcript»,

«Искусство неуправляемой жизни»

У Скотта есть ещё две великих книжки. Одна из них не переведена, по-моему, до сих пор на русский и называется «Hidden Transcript» — о том, как люди с помощью языка и историй выстраивают для себя возможность если не сопротивляться насилию и эксплуатации, то во всяком случае сохранять достоинство и наличие смысла жизни, когда их подвергают доминированию и расчеловечивают. А его поздняя книжка, которая всем нужна, называется «Искусство неуправляемой жизни» — о сохранившихся до сих пор в мире безгосударственных областях. Это очень интересно.

Единственный недостаток этой книжки — это то, что она в качестве примера такой области берёт Зомию, горный недоступный регион в Юго-Восточной Азии, и, соответственно, вся историческая канва взята из истории этого региона, которая, например, мне совершенно незнакома. Читаешь — и у тебя никакой картины перед глазами не встаёт, имена исторических деятелей, которых он упоминает, ни о чём не говорят. Если бы он о Европе такое написал, было бы гораздо интереснее читать.

Зигмунт Бауман

«Текучая современность»

История о том, что с нами происходит сейчас. О том, как разрушается мир модерна — рационализированный, зарегулированный, где государство является главным провайдером институтов. Бауман объясняет, что у людей появились более совершенные способы взаимодействовать между собой и более совершенные институты. Современный пример (сама книга написана раньше): соцсеть лучше сводит людей, чем товарищество по работе или по учёбе в школе. Вы подбираете более качественное и более подходящее лично вам окружение и при этом не теряете, между прочим, и тех людей, с которыми были связаны на прошлых этапах своей жизни. Каждый нашёл себе тех людей, которые ему подходят для интеллектуального обмена.

Тут есть и проблема, о ней начали писать позже: это приводит к образованию замкнутых пузырей, где человеку кажется, что весь мир подобен ему. Но при этом каждый взаимодействует с теми, кто подходит ему лучше, разнообразие окружения для каждого всё равно скорее растёт, чем падает. И эти связи «дешевле» по ресурсам, быстрее, и в них зашито меньше контроля над человеком, чем в иерархических старых структурах, зависимых от государств, поэтому они побеждают. Иерархии остаются «для бедных и отсталых», все, кто может, от них уходят, там, где могут. Сравните видеоурок в интернете и формальное образование с дипломом — где вы быстрее узнаете именно то, что вам нужно прямо сейчас? Это более быстрое решение и более новые институты «текучей современности», которая унаследована от институтов модерна — больших иерархических бюрократизированных структур.

Джаред Даймонд

«Ружья, микробы и сталь»

Страшно увлекательное чтение о том, как, с точки зрения Даймонда, география и природа предопределяют всё — действительно все судьбы человеческих обществ. Книжка, если честно, псевдонаучная, научно-популярная. Но читается очень захватывающе — вы узнаёте по-настоящему много интересного.

Александр Марков

«Эволюция человека»

Это дилогия: «Обезьяны, кости и гены», «Обезьяны, нейроны и душа». Книжная дилогия, которая читается как детектив, её вполне может прочесть человек без всякого биологического образования. Автор — выдающийся учёный сам по себе, но пишет для обычных людей о том, что существует нечто объективное, а не социально сконструированное, что действительно нас определяет. И биология связана с нашей социальностью совсем не так, как все думают. Прочитав Маркова, вы больше никогда не будете говорить «у обезьянок альфа-самцы едят первыми, значит, и у нас альфа-самцы должны есть первыми» или «у обезьянок полигамия, значит, у нас должна быть полигамия». Всё гораздо сложнее — культура участвовала в эволюции гораздо раньше, чем эволюция сделала человека.