Книжная полкаРежиссёр и актриса Алиса Хазанова
о любимых книгах
10 книг, которые украсят любую библиотеку
Интервью: Алиса Таёжная
съёмка: Екатерина Мусаткина
Макияж: Анна Асташкина
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится актриса Алиса Хазанова — в четверг выходит в прокат её режиссёрский дебют «Осколки» .
Алиса Хазанова
режиссёр и актриса
Независимо
от известности автора и давности моих отношений
с ним, я глубоко благодарна каждому, кто смог во мне что-то изменить
Я против позиции, что какие-то книги лучше других, а каких-то и вовсе не должно быть. Мне не нравятся списки и иерархии, и я никогда не разделяю авторов по периодам и географии. Меня могут покорить совершенно разные книги писателей, которых невозможно сравнивать, да и не нужно. Чем больше рамок, тем больше я страдаю. Независимо от известности автора и давности моих отношений с ним, я глубоко благодарна каждому, кто смог во мне что-то изменить, — такое было с чтением в юности и случается с книгами сейчас. Все книжные потрясения я хорошо помню: например, «Идиота» Достоевского с его неповторимой щемящей интонацией по отношению к хрупкой человеческой жизни, а ещё работы Пруста и Кортасара.
Для меня важно не забывать, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь, — и книги часто помогают. Творческий человек вообще призван не давать остальным костенеть. Мне важно вступать в диалог и напоминать об эмоциях, которые из-за сумасшедшей жизни отступают на десятый план. Актёрская и режиссёрская работа вообще не про эго или желание понравиться, а про потребность разными способами говорить о базовых вещах. А ещё у моего дела есть особенность: литература живёт со мной независимо от моего желания. Актёрская игра связана с запоминанием огромного количества текста, который мозг с какого-то момента начинает гонять по кругу на автомате — он просто так устроен. Так что даже не читая книгу, ты долго живёшь с ней, и иногда это вынужденное соседство перерастает в открытия.
Я не люблю читать в ситуации эмоциональной перегруженности и ещё меньше люблю браться за несколько книг сразу: у меня появляется ощущение, что я предаю то одного, то другого писателя. Это не касается литературы нехудожественной. Нон-фикшн я читаю кусками, беспорядочно, для того чтобы вступить в быстрый диалог на интересные мне темы — наверное, дело в том, что я просто любопытная кошка. У меня хореографическое образование, но при этом много интересов вне искусства: я люблю природу, науку, космос, историю, психологию и изучаю их с огромным вдохновением.
Из-за свойства редко возвращаться к прочитанным книгам у меня нет длинных отношений с большими романами и нет главного писателя всей жизни. Зато есть любимый коуч по постановке актёрского голоса — Пэтси Роденберг, которую я безгранично уважаю и тонко чувствую. Если мне нужно вернуть баланс, я перечитываю «The Right to Speak»: формально это учебник по тому, как обращаться с голосом на сцене, но для меня настоящий это учебник жизни, рассказывающий об энергии в нашей профессии. Это успокаивающий светлый разум, помогающий обнулиться и начать с начала.
Другая книга похожего толка — это советы Дэвида Линча «Поймать большую рыбу». Когда она вышла, медитацией я не интересовалась, но книга — компактная, простая — читалась запоем и усвоилась моментально. Линч говорит простые вещи о том, как отделить важное от неважного: например, его базовый принцип — верность оригинальной идее — помогает мне доводить проекты до конца. Не важно, роль это или сценарий, Линч говорит о том, как не давать обстоятельствам отвлечь тебя от главного. Идея — это оригинальная вспышка, энергетический импульс, который пришёл к тебе в голову не просто так, с ним надо продолжать работать, несмотря на препятствия.
Не люблю браться
за несколько книг сразу: у меня появляется ощущение, что
я предаю то одного, то другого писателя
Джеральд Даррелл
«Гончие Бафута»
В детстве я была настоящим юным натуралистом, все животные и растения невероятно меня интересовали. До сих пор в любой поездке я вспоминаю, что читала о местной флоре и фауне, и начинаю рассказывать по памяти из энциклопедии моего детства. Даррелл был для меня откровением — его чувство юмора, ирония по отношению к себе и окружению и особенный взгляд на жизнь сильно отличались от того, что читали в то время советские люди: набор книг у всех всё же был примерно одинаковый. Даррелл пробуждал желание путешествовать и узнавать мир, искать новое; позже я оказалась в его местах — Бурунди и Малави. И ещё мечтаю оказаться в Амазонии, которую он так вдохновляюще описал.
Дэвид Фостер Уоллес
«Бесконечная шутка»
Эта книга далась мне непросто — скажу сразу. Её трудно читать долго, просто закипают мозги — нужно привыкать к совершенно новой системе координат. Не представляю, как «Бесконечную шутку» переведут на русский, она кажется мне невероятно сложной, местами непереводимой. Я вообще люблю литературу, идущую от внутреннего потока сознания.
Фостер Уоллес сделал рывок и перенёс такой способ изложения на десятилетия вперёд. Это совершенно новый виток литературы и очень неожиданный взгляд на человеческую жизнь — с бесценным авторским углом зрения. Мне очень понравился фильм про Фостера Уоллеса («Конец тура». — Прим. ред.), сделанный тонко и без пафоса: он о том, что такое быть человеком, у которого в голове сдвигаются тектонические плиты, а ему необходимо встраиваться в общую систему. И исполнитель главной роли там потрясающий — обожаю, когда известный комик играет грустного гения.
Вирджиния Вулф
«Волны»
Мне очень нравится способ изложения Вулф и её хаотичность, которая в этой книге, на мой взгляд, проступает очевиднее всего. Я вообще соотношу себя с её прозой, где поток мыслей распадается на десяток фрагментов — так работает человеческое мышление, так выглядит в описании наша неоднозначность. Иногда наши противоречия мучительны, потому что нас тянет в разные стороны, и Вулф написала об этом свойстве по-человечески, с очень правильной интонацией, которая нелегко ей давалась. «Волны» помогают смириться с человеческой природой: все мы неидеальные, разные, но имеем общий цикл жизни, который можно проследить и прожить вместе. Ещё волны — очень частая и близкая мне метафора описания цикличных, сильных и непредсказуемых чувств.
Марк Хэддон
«Загадочное ночное убийство собаки»
Эту книгу я прочитала сразу же, как только она вышла — для меня она стала глотком свежего воздуха. Теперь это не только англоязычный бестселлер, но и хитовая театральная постановка на Бродвее. Какое-то время назад авторы стали больше интересоваться аутизмом и людьми с особенностями вообще. Долгое время аутизм был медицинской темой, касавшейся только членов семьи и специалистов, к ней подходили осторожно и даже со страхом. Но потом почти синхронно те, кого прежде вообще не было слышно, заговорили — и выяснилось, что этих голосов в искусстве очень не хватало. Помимо того, что книга очень классно написана, она помогает побывать в голове другого человека с его логикой — талантливого протагониста, который взаимодействует с миром по-особенному.
Томас Стернз Элиот
«The Love Song of J. Alfred Prufrock», «The Waste Land»
Читать поэзию на иностранном языке всегда трудно: приходится или домысливать, или бесконечно искать нужное значение на родном. Вопрос «Do i dare disturb the universe?» из «Любовной песни» Элиота — один из главных для меня. Каждый человек, который занимается творчеством, себе такой вопрос, вероятно, задаёт, а если не задаёт, то это не проходит бесследно. Вопрос очень корректно сформулирован и воплощает правильную, с моей точки зрения, позицию: он отражает сомнение в собственной значимости и работу с болезненным эго. Поэзию и литературу я вообще воспринимаю как музыку — и если в книге для меня находится ритм, то чтение превращается в удовольствие.
Мишель Уэльбек
«Карта и территория»
Эта книга по-новому открыла для меня Уэльбека — и для меня она наиболее честная из всех книг этого автора. В «Карте и территории» автор, кажется, не хочет никого шокировать и что-то кому-то доказывать, а просто говорит от себя. Он не ищет мастерские приёмы, которые бы его выделили. Искренний разговор о человеке, его природе и творческом призвании закрепили для меня Мишеля Уэльбека как большого и важного писателя. Ещё одно его неоспоримое свойство: он интуитивно ловит то, чему ещё нет названия — и выдаёт массивом. Это воздействие автора на общество роднит его с другим моим любимым писателем — Владимиром Сорокиным. Их дар предвидения и умение сказать то, что только витает в воздухе, для меня невероятно ценны.
Райнер Мария Рильке
«Письма к молодому поэту»
О Рильке я скажу кратко: это очень точный, хотя и наивный ответ на вопрос о том, почему человек должен заниматься творчеством (и что будет, если ты выберешь этот путь).
Алессандро Барикко
«Море-океан»
Это одна из первых книг, которые заставили меня задуматься о нелинейном способе рассказывать истории. Барикко — в одном шаге от китча и сахарного сиропа, но, мне кажется, никогда не входит на территорию излишней сентиментальности. Эта книга не только очень поэтичная история любви, но ещё и один из лучших примеров моей любимой структуры изложения: когда несколько как бы не связанных между собой историй переплетаются в финале. Барикко пишет так, что его проза моментально пробуждает сильные визуальные образы — в ней чувствуется не только писатель, но ещё и музыкант.
Колин Маккалоу
«Поющие в терновнике»
Первая прочитанная мной семейная сага, чем я очень гордилась. Это уже потом были Голсуорси, Франзен и все прочие. Герои, которых я плохо помню — книгу я не открывала с подросткового возраста, — казались мне человечными, потому что все они были неправильными, не вязались с окружающей реальностью, и за ними было очень интересно наблюдать. Мои первые подростковые впечатления от сериала такого размера были очень сильными — и к «Поющим в терновнике» быстро добавились «Унесённые ветром», которых я тоже прочитала на одном дыхании
Владимир Сорокин
«Норма»
У меня шевелятся волосы на голове от того, что Сорокин писал о каких-то вещах пятнадцать-двадцать лет назад — сейчас они происходят на наших глазах. Я много лет прожила рядом с его книгами и не перестаю удивляться, каким смешным, серьёзным и пророческим бывает писатель. В конце «Нормы» есть монолог главного обвинителя, который можно читать отдельно. Делать это очень страшно, потому что всё выглядит современно, если не злободневно. Сорокин чувствует тектонические плиты общества — и всё, что происходит сейчас с нашей культурой и цензурой, всё, что витает в воздухе, можно найти в нескольких страницах текста. К сожалению, сейчас это выглядит как трагический манифест.