Книжная полкаГеограф
Софья Гаврилова
о любимых книгах
11 книг, которые украсят любую библиотеку
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится картограф, исследователь и аспирантка Оксфорда Софья Гаврилова.
Софья Гаврилова
картограф, художница
и аспирантка Оксфорда
«Хроники Нарнии»
я знаю наизусть,
а из-за Толкиена стала картографом
С детства мне говорили, что единственное, чем стоит заниматься, — лазать по деревьям и собирать роботов, хотя у меня были Барби и я их очень любила: прошло время, и я поняла, что одно другому не мешает. Непонятно, как появлялись книги, когда была маленькой: они просто были, в огромной семейной библиотеке. Отец, пока не занялся музыкой, был связан с книгоиздательством, мама перепечатывала самиздат на машинке «Эрика». Она мне много читала и учила читать по мировой детской классике: «Хроники Нарнии» я знаю наизусть, а из-за Толкиена и вовсе стала картографом. Средиземье я рисовала бесконечно, пытаясь понять линию маршрута и пересечения зон обитания всех его персонажей. Так понимать и проживать пространства со своими законами стало моей любимой задачей с раннего детства.
Активное желание новых неклассических книжек совпало с появлением личного взрослого пространства. Позже пришлось делить библиотеку с родителями и сестрой — для меня это был жизненный этап и определённая травма: вдруг оказалось, что книги дома пора накапливать самой. Книга на даче и чтение как в санатории было главным летним занятием всю сознательную жизнь — и до сих пор, чтобы погрузиться в художественную литературу, мне нужно уехать на греческий остров без телефона и с чемоданом книг. Иначе списки с обязательными к прочтению романами не уменьшаются.
Я очень эмоциональный человек и на всё, чего бы это ни касалось — книжек, кино или личного опыта, — реагирую остро, а потом это куда-то вымещается. Для меня нет сложнее вопроса, чем назвать десятку чего-то любимого. То, что повлияло на меня, я чаще всего не помню по фактуре, все сильные впечатления всплывают позже — сценами, картинками, ощущениями, точками на карте внезапно для меня самой.
Мир, существующий по другим законам и подчинённый собственной логике с прописанными правилами игры, — то, что всегда впечатляло меня в научной фантастике и вообще литературе. Я очень люблю текст, потому что он освобождает пространство для визуальных образов. Он не диктует и не делает за читателя его работу. Например, меня никогда не возбуждала порнография и эротика, зато эротические тексты со мной стопроцентно работают. Там, где есть возможность достроить и допридумать, я чувствую себя как рыба в воде. Не люблю иллюстрации и буквальность, с которой они отбирают мои фантазии.
Моя трагедия, как многих читающих людей, связана с переездом. После жизни в Англии моя и так раздробленная библиотека стала ещё более фрагментарной. Сейчас я нахожу книги по нескольким местам обитания, самое дорогое берегу поближе к себе и постоянно вижу знакомые названия на книжных полках друзей — они возвращают мне память обо всём прочитанном и усвоенном.
Очень люблю текст, потому что он освобождает пространство для визуальных образов
Александра Бруштейн
«Дорога уходит в даль...»
Самая главная книга моей жизни, мой очаг, тыл и база, лучшая девичья книжка в моей биографии: её я прочитала в шесть лет, сейчас знаю наизусть и она мне часто снится. Это автобиография писательницы и важная советская книга, которую в прежние времена читали многие. История обычной девочки из города Вильно, живущей на рубеже XIX и XX веков, — типичный портрет героя на фоне века. Она еврейка, что не выпячивается, но играет определённую роль. Простая линейная история взросления, первых проблем, взаимоотношений с родителями, бабушкой и няней.
В книге много исторических событий, которые упоминаются по касательной, но имели резонанс в российской истории — например, якутский монастырский бунт, дело Дрейфуса, судебный процесс против удмуртских язычников, о которых я узнала впервые из этой книги. Поскольку книга рассматривает жизнь девочки до её отъезда в Петербург с целью поступить на высшие женские курсы, я взрослела вместе с этой книгой и всё время к ней возвращалась.
Джеральд Даррелл
«Говорящий свёрток»
Даррелл весь — моя любовь, детство и родители. Это Греция — страна мечты, в которой после открытия границ я регулярно отдыхала с семьёй летом. Родители всегда находили возможность вывозить нас на море: это был простой дом на Корфу, где мы только купались, загорали, вкусно ели, читали книги и пили вино со слишком юного возраста. На Корфу долгое время жил Даррелл и придумал тот мир, в который влюблены подростки. Невероятные существа, василиски, которые захватывают планету, произвели на меня колоссальное впечатление. А ещё эта книга связана с мамой: я помню, как она читала её мне на ночь.
Паоло Джордано
«Одиночество простых чисел»
Самая пронзительная из прочитанных мной книг об одиночестве, любовный роман с простой и понятной аналогией о трудности сближения. В математике есть понятие простых чисел-близнецов, которые расположены в ряду ближе всего друг к другу, как 11 и 13, между которыми стоит другое число. Роман Джордано — это история о людях, которые живут в счастливом и одиноком состоянии, но всегда есть другое число — близкое, но никогда не находящееся совсем рядом. Ну и, как известно, простые числа не делятся ни на что, кроме самих себя и единицы.
Книга идеально передаёт ощущение невозможности человека преодолеть себя для условного социального счастья и во имя странных законов самосохранения. Я восприняла книгу Джордано как призыв к осознанному одиночеству, а мама комментировала эту книгу, рассуждая, что её раздражают такие люди — погружённые в себя и упивающиеся нарциссы или эгоисты.
Марио Варгас Льоса
«Война конца света»
Этот роман посоветовал мне друг перед поездкой в Латинскую Америку, в Бразилию. Вся латиноамериканская литература мне невероятно близка, но Льоса — последнее в крупной форме в моей писательской биографии, что работает с историческим контекстом, национальной культурой и общественными проблемами. Вольное аккуратное и интимное обращение с фактами истории в книгах меня всегда интересовало. Льоса собирает по бусинкам историю асоциальных персонажей, которые пытаются сконструировать общество из ничего. Кого он выбирает и кто эти строители, отброшенные центрифугой и выкинутые на обочину, — отдельный разговор. Люди в минусовой степени по какому-то параметру с любовью складываются им в убедительный и сложный конструкт.
Кристофер Прист
«Опрокинутый мир»
Главная книга, в которой подменены временно-пространственные координаты. Как это часто бывает в научной фантастике, происходящее более или менее объясняется примерно на середине. Горожане неизвестного города кладут рельсы, для того чтобы привести город в движение — в точках, где происходит искривление пространства и трёхмерный мир превращается в двумерный. По законам жанра находится один сомневающийся в правильности системы жизнеобеспечения города. Грубо говоря, он спрашивает: «А зачем мы кладём рельсы и к чему это приведёт?» С одной стороны, это книга об альтернативном взгляде на невообразимый мир, с другой — история персонального бунта в жёсткой иерархии.
Монтгомери Отуотер
«Охотники за лавинами»
Когда я хотела поступать на геофак, то мечтала заниматься лавинами и физической географией. Меня не взяли на кафедру, я долго плакала и пришла в лабораторию. Мои замечательные научные руководители, которые очень повлияли на мою жизнь, дали мне эту книгу и попросили вернуться на беседу через месяц.
Отуотер описывает 20-летний опыт работы в лавинной службе увлекательно и прекрасным языком, объясняет, как спасать людей и предсказывать катаклизмы. Спасательный порыв, заснеженные горы — всё вместе меня так захватило, что с лавинами я работала ещё несколько лет и защитила по ним кандидатскую. Эта книга профессионально меня сориентировала, но подрезать склон на лыжах как Монтгомери я, к сожалению, так и не попробовала.
Стивен Хокинг
«Краткая история времени»
Когда люди объясняют сложные и интересные вещи, не задирая нос, — по-моему, это очень круто. Хокинг зачитан мной до дыр, половина не понята, что-то объяснено при помощи «Википедии», что-то — комментариями друзей-физиков. Я восхищаюсь точными расчётами и конструкциями, которые могут объяснять мир, опережая современную философию, и подход Хокинга мне очень близок. Он пытается охватить необъятное и описать законы, по которым функционируют все и всё.
Мо Янь
«Страна вина»
Книги Мо Яня — это в моём понимании эпичность на уровне «Будденброков» или «Тихого Дона», литературные критики будут меня за это, наверное, ругать. Привычный формат со школы — история страны через историю семьи. Очень плохо разбираясь в сложностях китайской истории, я с удовольствием читаю ёмкие и классические структуры с историческими мотивами. Мне нравится и другая книга Мо Яня — «Большая грудь, широкий зад», которую я прочитала первой. «Страна вина» — о полумифе, существовании обезьян, которые давят вино из винограда природным образом, и институте вина, которые это вино ищут.
Я как энофил совершенно не могла пройти мимо этой книги — если в книге есть герой, пишущий кандидатскую по вину, сделанному обезьянами, я растворяюсь и теряю волю. «Страна вина» состоит из полуязыческих культов, фантазий и народных мифов, которые тесно переплетены — и неясно, где начинается одно и заканчивается другое. Похожая по ощущениям для меня книга Исигуро «Безутешные» сконструирована по законам кошмара и дурного сна: двери не открываются, время идёт вспять, — книгу хочется выкинуть на третьей странице, но оторваться невозможно.
Jerry Brotton
«A History of the World in 12 Maps»
Книга найдена мной на каком-то развале в Париже. Она сильно повлияла на меня и в том числе на работу, которую я делаю сейчас. Это история о конструировании картины мира через 12 мировых карт разных эпох. Подход довольно попсовый, но в этом случае очень точный: геополитика здесь завязана с картографией, а культурология — с историческим контекстом. Очевидно, как европоцентричный взгляд представляет мир вокруг и что происходит, когда его сменяет америкоцентричный. Изменение проекций с течением времени, искажение пропорций стран и континентов — всё это книга Броттона подробно объясняет.
Герта Мюллер
«Сердце-зверь»
Румынская проза, очень актуальная в наши дни и даже больно ударившая меня. Это история о группе из четверых друзей-студентов во времена тоталитарного режима в приграничной Румынии и о том, как ломается каждый из них по отдельности и их дружба под влиянием тяжёлых обстоятельств. В общем, типичная история взаимоотношений людей в тот момент, когда вопрос стоит ребром. История о многократно сделанном выборе написана невероятным языком с ударением и призывом к базовым внутренним ощущениям: запахам, чувству дома и понятиям о предательстве.
Ромен Гари
«Свет женщины»,
«Дальше ваш билет недействителен», «Спасите наши души»
Очень важный для меня писатель с неподражаемыми историями об одиночестве. По ощущениям многие его книги — поздняя осень и последняя грустная любовь. Гари я открыла для себя лет пять назад и возвращаюсь к нему время от времени. Не могу читать его постоянно по той причине, что он умеет вывести меня из равновесия и заронить во мне трудное зерно. Приходится дозировать.