Книжная полкаАрхеолог Варвара Бусова о любимых книгах
10 книг, которые украсят любую библиотеку
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится археолог Варвара Бусова.
Варвара Бусова
археолог
Главное в писателе — это изощрённое чувство юмора. Как ещё жить в России
и принимать все уловки судьбы?
Мои родители — очень образованные люди, связанные с андеграундной культурой Санкт-Петербурга 90-х годов. В пору моего взросления наша гостиная комната всегда была библиотекой. Врать не буду, я пошла своим путём. Пока родители поднимали культуру с утра до вечера на Пушкинской, 10, я, как классическое дитя 90-х, выбрала наиболее доступный фантазийный мир телевидения — я не ходила в детский сад, а мои нянечки не видели в этом ничего зазорного. В пятом-седьмом классе смотрела сериал «Зачарованные» и к финальному сезону поняла, что мне не хватает знаний в вопросах магии, поэтому решила привлечь все возможные источники. Папа посоветовал книги. Тогда я прочитала «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова и влюбилась то ли в Бегемота, то ли в Воланда. Только в старших классах школы стало понятно, что это была не инструкция, как разговаривать с котами и голой летать на метле.
Перед школой, когда папа решил срочно взяться за девочку-маугли, образование происходило с помощью радикальных методов запирания в комнате — сопротивлялась как могла. Книжки о «Пеппи Длинныйчулок» провели со мной много вечеров взаперти, но вверх тормашками. А настоящая любовь к чтению пришла ко мне после седьмого класса, когда в программе появились авторы конца XIX века — первой трети XX века. Тогда пришло осознание, что можно читать не то, что заставляют, а то, что тебе действительно будет нравиться.
Позже, удивив своих родителей, я пошла в науку, археологию, и с тех пор основной вид книг, который меня интересует, — научная литература. Здесь работает совершенно другой метод чтения: ты не читаешь от корки до корки, а берёшь определённую статью или монографию, находишь по тексту конкретное место и вытаскиваешь нужную тебе информацию. Каждый узкоспециализированный учёный должен в равной мере уделять внимание ещё двум видам деятельности (такое работает только в России): борьбе с безумными чиновниками, которые пытаются загнать мыслящих людей под землю, и популяризации науки. В Англии, например, о популяризации науки не принято говорить, это очевидно. Когда я об этом рассказывала в рамках своего доклада, мои слушатели, а затем и собеседники сделали вид, что не расслышали меня.
Мне кажется, на меня больше всего повлияли два персонажа: Сергей Довлатов и Вася Васин из группы «Кирпичи». А «докрутил» меня всё же Веничка Ерофеев. По-моему, самое главное в любимом писателе — это иезуитское изощрённое чувство юмора. Как ещё жить в России и принимать все уловки судьбы? Только отказавшись от осмысленного целеполагания.
Больше всего я люблю читать те книги, которые мне посоветовали или подарили друзья. Мне кажется, сомнений относительно советов не возникает, когда ты любишь человека, — так и с музыкой. Я люблю своих родителей, тайно влюблена во всех своих друзей и, если они говорят: «Прочитай эту книгу, она на меня повлияла», — воспринимаю это как прямое указание к действию. Как ещё можно разгадать объект привязанности?
Существует такая жуткая привычка XX–XXI веков, как чтение в метро. Но, действительно, нигде так хорошо не читается, как под землёй, в шумном душном нутре этой металлической змеи. В Москве все мои переезды в метро ограничены десятью минутами. В Петербурге хожу только пешком. Хорошо читать в деревне за белёным подоконником, в самолёте, в поезде, утром в воскресенье, в очереди, в палатке или в походном кресле в экспедиции. А ещё дождь неимоверно усиливает стремление читать.
У меня достаточно кочевой образ жизни. Полтора года назад я переехала из Петербурга в Москву. В квартире на Галерной улице у нас с мамой есть большая сложно сконструированная полка для книг вокруг моей кровати. Там скопилась очередь из непрочитанных книг которые в пору наивных попыток систематизировать свою жизнь были помечены разноцветными флажками: книги по археологии, художественная литература, история искусств, научпоп. Каждое лето я уезжаю в экспедицию на 2–3 месяца, а места моей дислокации часто меняются, поэтому я пообещала себе не обрастать скарбом. Первое, что я сделала, когда приехала в Москву, — купила дагестанский ковёр в Измайлове и семь книг в «Циолковском». Спустя полтора года есть ковёр и разросшаяся полка книг — это самое тяжёлое, что имеется в моём московском имуществе.
Первое, что
я сделала, приехав
в Москву, — купила дагестанский ковёр
в Измайлове
и семь книг в «Циолковском»
Сергей Довлатов
Собрание прозы в трёх томах;
иллюстрации Александра Флоренского
Собрание было по томам отобрано у моего отца и потом возвращено. Помню, как начала читать Сергея Довлатова и решила, что хочу прочитать всё, что он написал. Лет пять назад я устраивала вместе с другом, композитором Митей Гольцманом, вечер публичного чтения под аккомпанемент на фортепиано в Галерее экспериментального звука (ГЭЗ-21). Как сейчас помню, это был «Компромисс». Я часто иллюстрирую многие житейские моменты с помощью рассказов Довлатова, а раз они уже описаны в тексте, значит, «видели-знаем». Так и жить легче.
Михаэль Вик
«Закат Кёнигсберга.
Свидетельство немецкого еврея»
В декабре прошлого года я впервые побывала в Калининграде, о котором очень много слышала от своих друзей-кёнигсбержцев. Оказавшись там, я начала читать книгу, переизданную в 2015 году дизайн-бюро Pictorica. Город насыщен таким большим количеством слоёв человеческой и культурной памяти, что не совсем ясно, какие собственные чувства испытывать по отношению к нему. Честно скажу, книга погрузила меня в такое тотальное отчаяние, что я поняла — не могу находиться там более ни минуты. В книге Вика советская армия описывается не как освободитель, а как вполне себе дикий победитель и захватчик. Этот рассказ заставил меня переживать ещё месяц и говорить со всеми, кого я встречала, только об этой книге, и общение с такими же чувствительными людьми помогло отпустить ситуацию.
Мария Рольникайте
«Я должна рассказать»
Эту книгу мне дала подруга, когда мы вступили в диалог о произведении Вика, — это был её ответ. В какой-то момент стало ясно, что я не могу читать её в метро, потому что тяжело переключаться: на десять минут ты погружаешься в душераздирающую канву, а потом всплываешь где-то в шумном подземном переходе, где ещё кто-то играет на скрипке. Тем временем это книга о Вильнюсском гетто от лица девочки-подростка, которая выучила все тексты своего дневника, чтобы рассказать.
Иосиф Бродский
«Fondamenta degli incurabili.
Набережная Неисцелимых»
Понимаю, что любить Иосифа Бродского в наше время — это общее место, но я разобрала для себя эту книгу на цитаты. С определённого момента перед поездками в другие города и страны я решила вместо путеводителей читать художественную литературу, связанную с пунктом назначения. В прошлом году перед поездкой в Венецию мы читали с другом Томаса Манна, Александра Ипполитова и Бродского. Эта книга оказалась лучшим путеводителем по городу палаццо с мокрыми полами первых этажей и увлекла нас поиском набережной Неисцелимых.
Владимир Набоков
«Другие берега»
На Большой Морской есть дом семьи Набоковых в котором сейчас находится небольшой активно развивающийся музей. Вся навигация сделана по этому роману, который подробно описывает детство и юношество Владимира Набокова: со всеми людьми и всеми предметами, вплоть до того, как выглядело крыльцо дома в тот день, когда семья Набокова покинула их навсегда. Люблю память и предметологию.
Энди Уорхол
«Философия Энди Уорхола
(от А к Б и наоборот)»
Я считаю Энди Уорхола гением. Он чётко улавливал своевременное и собирал вокруг себя тех людей, без которых 60-е и 70-е просто не случились бы, — в общем, он — куратор от бога, который одновременно рисовал, просматривал журналы и смотрел телевизор. Когда в старших классах школы я увлеклась им, то перечитала уйму книг, подробно пересказывающих его биографию: всем им чего-то не хватало. Этой книге тоже чего-то не хватает, но так как она является не автобиографией, а лишь авторским высказыванием, то это ей простительно.
Меир Шалев
«Русский роман»
Несколько лет назад я ездила в Израиль по программе для еврейской молодёжи. Мы жили в кибуце и узнавали о его жизни. После чего я решила прочитать «Русский роман» о первых переселенцах, об их мечтах и надеждах. Многие из главных героев пришли в Израиль пешком из Российской Империи. Это очень красивая история, похожая на эпос и рассказы Габриэля Гарсиа Маркеса.
Сергей Руденко
«Культура населения Горного Алтая
в скифское время»
Книга по археологии, изданная в 1953 году, — для меня она как библия. Могу не глядя нащупать её на полке в библиотеке нашего Института истории материальной культуры РАН: не смогла купить её за все годы работы, так как она является редким и букинистическим изданием. По оформлению похожа на «Книгу о вкусной и здоровой пище», которая восхищала меня с детства своими разворотами. Это первая энциклопедия по культуре кочевых народов, населявших Горный Алтай в I тысячелетии до н. э. (если говорить популярнее — скифов), она написана очень красивым и понятным языком, в ней множество рисунков и раскрашенных фотографий, так что она подходит практически каждому — необязательно только учёным.
Александр Пятигорский
«Свободный философ Пятигорский»
Мой папа слушал Александра Пятигорского по радио «Свобода» в 1970-х, когда меня ещё не было в проекте. Теперь я доросла до того момента, когда эти передачи появились в интернете, а я могу смотреть их и читать книгу с комментариями. Да, как и многие, я поддалась обаянию философа Пятигорского и не могу не выразить восторга перед его способностью ясно выражать мысли. Базу, которая помогла мне сдать кандидатский экзамен по философии, заложил именно он.
Алексей Юрчак
«Это было навсегда, пока не кончилось»
По совету мамы, которая помнит автора ещё по Пушкинской, 10, в конце 1980-х — начале 1990-х, я взялась читать эту книгу, особо не надеясь узнать что-то новое. Нынешний профессор антропологии, будучи менеджером группы «АВИА» в 1987 году, постоянно что-то записывал, брал интервью и накопил бесценный материал о конце советской эпохи. Так как мы до сих пор рефлексируем о ней на руинах постсоветского пространства, этот уникальный методически верный труд — идеальный материал для всех историков, антропологов и просто ностальгирующих.