Книжная полкаПевица
Надежда Грицкевич
о любимых книгах
10 книг, которые украсят любую библиотеку
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится музыкант и солистка группы «Наадя» Надежда Грицкевич.
Надежда Грицкевич
солистка группы «Наадя»
Я компульсивный читатель. Могу
не читать полгода,
а потом проглотить книгу за раз
Не могу сказать, что у нас дома было много книг, во всяком случае в моей комнате. Я родилась и выросла в Когалыме, это маленький город в Западной Сибири, он мой ровесник. Мама попала туда по распределению, а папа принял волевое решение работать на буровой, чтобы доказать самому себе, что он сможет. Библиотека складывалась из того, что можно было достать. Ещё помню, что почти у всех моих друзей была смешная голубая детская Библия, которую нашим родителям, видимо, выдавали на работе.
Книги с детства причиняли мне боль. «Муму» мы читали на уроке и рыдали всем классом. Я ужасно любила Астрид Линдгрен. Если мне нравилась книга, могла читать всю ночь, пока не дочитаю, так было с «Пеппи Длинныйчулок». До сих пор помню, как дочитала «Карлсона, который живёт на крыше»: было уже поздно, я закрыла книгу, на кухне разговаривали родители. Что-то произошло в тот вечер, как будто я открыла сундучок с тихим горем раньше времени. Астрид Линдгрен я читать больше не смогла. Когда впервые прочитала «Три мушкетёра», поняла, что литература необязательно должна выковыривать из тебя всё живое, книги могут быть развлекательными. «Три мушкетёра» — мой первый опыт binge reading.
Я очень много читала в институте, могла зайти в книжный магазин и часами выбирать книги. В основном, конечно, выбор мой по многим причинам падал на книжки в мягкой обложке. Приятно иметь в библиотеке дорогое издание в твёрдом переплёте, на долгие века, но ещё приятнее везде носить любимую книгу с собой. В то время читали Паланика, Сорокина, Буковски, Кундеру, Маркеса, Пелевина, Павича. Маркеса я полюбила сразу после «Полковнику никто не пишет». Паланик мне в целом нравился своей кинематографичностью: в его книгах можно было встретить много мощных визуальных образов. Хотя сейчас, благодаря этим мощным образам, все его книги у меня в голове смешались в плотный узел, разумеется, из кишок — но, кажется, кишки всегда были мне ближе, чем пейзажи, нарисованные чаем.
Наверное, очевидно, что я компульсивный читатель. Могу ничего не читать полгода, а потом с огромным интересом за раз прочитать книгу, могу сразу же её забыть. Одного канала по получению информации о книгах у меня нет — поэтому и системы тоже нет. Не смогу назвать какую-то одну книгу, которая меня «перепахала». Но точно могу сказать, какая книга повлияла на чтение других книг — это была случайно найденная в распечатке «Родная речь» Петра Вайля и Александра Гениса. Причём у меня была только половина этой книги. Целиком я купила и прочитала её уже в Москве. Эта книга научила меня прочтению и восприятию художественного текста.
Первой книгой, которую я прочитала на английском, был «Дневник Бриджит Джонс». Ну это если не считать «Над пропастью во ржи», которую, кажется, все читают на уроках английского языка. Потом была неудачная попытка прочитать Айрис Мёрдок. Потом подруга подсадила меня на Дэвида Седариса. Потом был период увлечения Майклом Шейбоном, я прочитала «Тайны Питтсбурга» и купила ещё несколько его романов, но так и не осилила и до сих пор считаю, что «Тайны Питтсбурга» — самая личная и самая нежная его книга. Стараюсь больше читать на английском, но художественная литература даётся тяжело, так что в основном это нон-фикшн вроде «How Music Works» Дэвида Бирна, или эссе Джонатана Франзена, или совсем уж практические книги вроде «Art of Thinking Clearly».
Впервые прочитав «Трех мушкетёров», поняла, что книга
необязательно должна выковыривать
из тебя всё живое
Джонатан Сафран Фоер
«Мясо. Поедание животных»
Интереснейшее эссе на тему поедания мяса. Многие из друзей, которым я советовала эту книгу, сказали, что пока не готовы отказаться от мяса и поэтому не хотят её читать. Сам Сафран Фоер уже на первых страницах поясняет, что проделанная им работа необязательно склонит кого-то к вегетарианству, — скорее к более осмысленному подходу к поеданию животных. Книга не лишена поэзии, в ней есть интересные визуальные решения и неожиданные пассажи, граничащие с троллингом (например, вполне здравый ход рассуждений приводит автора к идее поедания владельцами собственных собак), но также много полезной фактической информации.
Владимир Набоков
«Защита Лужина»
Одна из книг, которую я перечитывала несколько раз. Я не тешу себя иллюзиями о том, что я понимаю хотя быть первые три слоя игры Набокова. Но меня каждый раз трогает история юного вундеркинда, лишённого родительского понимания, и его болезненное угасание. Мне также близка героиня, которая пытается его спасти и терпит неудачу. Я читаю Набокова из-за таких вещей: «Но луна вышла из-за угловатых чёрных веток, — круглая, полновесная луна, — яркое подтверждение победы, и, когда наконец Лужин повернулся и шагнул в свою комнату, там уже лежал на полу огромный прямоугольник лунного света, и в этом свете — его собственная тень».
Charles Burns
«Black Hole»
Первая графическая новелла, которую я прочитала года три назад летом, произвела на меня сильнейшее впечатление. Действие происходит в Сиэтле в 70-х годах. В среде подростков появилась новая болезнь, которая передаётся половым путем. Загадочное заболевание заставляет клетки тела мутировать, но каждая мутация индивидуальна. Можно увидеть в этом метафору взросления, а можно впитать как мистический триллер о неизведанном.
Владимир Сорокин
«Лошадиный суп»
В прозе Владимира Сорокина есть какая-то дерзость, свойственная только человеку, который может литературу разобрать и собрать, как кубик Рубика, прямо у тебя на глазах. Я внесла в список «Лошадиный суп», потому что по силе воздействия это произведение похоже на удар ножом: невозможно угадать направление сюжета, но ничего хорошего ждать не приходится. Интересно наблюдать за динамикой этих странных отношений, за тем, как зависимость переходит во взаимозависимость. Но я люблю у Сорокина и всё остальное: «День опричника», «Тридцатую любовь Марины», «Метель», «Сахарный Кремль», «Роман», «Голубое сало» и «Норму».
Сильвия Плат
«Под стеклянным колпаком»
К своему стыду, прочитала совсем недавно — сначала на русском, потом на английском. Невероятная лёгкость этой книги объясняется тем, что фактически это дневник Сильвии Плат, у всех героев есть реальные прототипы, а главная героиня и есть Сильвия. Можно почти услышать её голос: «Моё сознание захлопнулось как раковина». Я очень сильно полюбила эту книгу, и это прозвучит наивно, но после главы с крабовым салатом в авокадо мне до крика захотелось дружить с автором.
Вирджиния Вульф
«Своя комната»
Одно из самых изящных высказываний о том, почему нужно избегать статуса жертвы. В этом небольшом эссе Вирджиния Вульф рассуждает о том, как появилось то, что принято называть «женской прозой», и почему называть «женским» всё, что сделано женщиной, деструктивно.
Miranda July
«The First Bad Man»
Последний роман Миранды Джулай, в котором рассказана история возникновения странной привязанности между взрослой женщиной и дочерью её коллеги. Миранда Джулай всё время так или иначе исследует тему отношений между малознакомыми людьми — несколько лет назад она придумала приложение Somebody, которое предлагало поделиться чем-то сокровенным с теми, кто не может быть рядом. Моё знакомство с творчеством Миранды Джулай началось с фильма «Me and You and Everyone We Know», уже в названии которого в буквальном смысле существуют не только пресловутые «ты» и «я», но и «все, кого мы знаем». Так получается, что наш опыт — всегда универсально человеческий.
Альбер Камю
«Посторонний»
Первая повесть Альбера Камю. С этой книгой у меня была полная гармония с первых страниц. В интервью у меня часто спрашивают, всегда ли я такая отстранённая, отмечают «холодность» нашей музыки. Я часто не знаю, что отвечать: у всех людей разный темперамент, но даже мне иногда кажется, что я живу за стенкой от самой себя.
Анна Яблонская
«Язычники»
Анна Яблонская погибла в результате теракта в аэропорту Домодедово в самый разгар своей карьеры. За месяц до её гибели в Театр.doc состоялась премьера пьесы «Язычники». Мне ещё не приходилось читать таких честных и простых размышлений о состоянии новой русской веры, в которой уживаются и бог, и бизнес, и тотем. Мои отношения с современной драматургией начались с пьес Юрия Клавдиева — «Анна», «Собиратель пуль». До этого помню, как меня поразила простота, наивность и точность произведений Александра Вампилова.
Юрий Нагибин
«Встань и иди»
Удивительна эта повесть тем, что это едва ли не первое произведение, в котором мы слышим голос настоящего Юрия Нагибина, а не его успешного двойника. Почти мазохистское исследование дурных поступков, попытка понять и принять самого себя, пусть и не возвышенного страдальца, но живого, и оправдать написанным все эти жертвы.