Книжная полкаЗам. главреда GQ
Елена Смолина
о любимых книгах
11 книг, которые украсят любую библиотеку
В РУБРИКЕ «КНИЖНАЯ ПОЛКА» мы расспрашиваем журналисток, писательниц, учёных, кураторов и других героинь об их литературных предпочтениях и изданиях, которые занимают важное место в их книжном шкафу. Сегодня своими историями о любимых книгах делится заместитель главного редактора GQ и кинокритик Елена Смолина.
Елена Смолина
заместитель главного редактора GQ, кинокритик
Неважно, «сложный» перед тобой автор или «простой»: бояться одних
так же глупо, как снобировать других
Дома всегда читали, что отчасти объясняется тем, что родители так или иначе связаны с литературой: папа — писатель-сатирик, мама — редактор. Так что наверное выбора у меня особенно не было. Читать меня приучила мама (и она в принципе до сих пор читает больше всех в семье, то есть буквально постоянно с книгой), почти безошибочно подсовывая мне то, что точно понравится: благодаря ей любимый поэт детства у меня навсегда Эдвард Лир, потом были чудесный Николай Носов, Джером Клапка Джером, О. Генри, Марк Твен, Льюис Кэрролл, Эрнест Сетон-Томпсон, Джеральд Даррелл.
Папа реже что-то советовал, но его рекомендации всегда были точечные, он очень лично и нестандартно относится к книгам, никогда не повторяет чужих оценок. С папой мы вместе читали Аркадия Гайдара, которого я обожаю до сих пор, и если подумать, кто из литературных героев мне ближе всего, то в тройку точно попадет гайдаровский Мальчиш-Кибальчиш (ещё там, наверное, будут Фрэнни Гласс и Андрей Болконский — все любители позаморачиваться).
Уже позднее, в отрочестве, с папой мы обсуждали и Хемингуэя, и Маркеса, и Шукшина, и даже Франсуазу Саган. Её книжку «Здравствуй, грусть!» удивительным образом подсунул мне именно папа — в качестве иллюстрации: можно быть семнадцатилетней девочкой без какого-то особенного жизненного опыта (типа службы в горячей точке, или работы на заводе, или тюремного срока) и успешно заниматься литературой.
Про свои отношения с книгами я точно поняла одно: не выношу искусственно выстроенных иерархий, навязанного кем бы то ни было деления на высокое и низкое. Мне кажется, ничего, кроме зашоренности и самоограничения, в этом нет. Я не стану стесняться любви к Толстому, потому что это банально, или любви к Булгакову, потому что его стало модно не любить. Для меня книги, так же на самом деле, как и живопись, и кино, всегда в первую очередь про контакт: отзывается ли в тебе что-то при встрече с этим произведением? Что именно оно заставляет тебя чувствовать? О чём думать? Почему? Совершенно неважно, «сложный» перед тобой художник или «простой»: бояться одних так же глупо, как снобировать других. Попадание может случиться как во время чтения, по расхожему мнению, сложного Фолкнера, так и популярного Ле Карре. Зачем себя ограничивать?
Самым насыщенным в плане чтения временем у меня были последний класс школы и первые курсы ВГИКа: я училась на киноведческом. В школу в одиннадцатом классе я не ходила, на домашнем обучении готовилась к поступлению, а в остальное время как пылесос поглощала Набокова, Хемингуэя, Маркеса, Амаду, Шекспира — довольно хаотично. Ну а во ВГИКе уже пришлось читать более системно: и античную литературу, и средневековую, и Возрождение — по порядку. Тогда же стала читать специальную литературу про кино, и теперь примерно половина моих книжек так или иначе профессиональная литература. Сейчас я, конечно, завидую и памяти, и восприимчивости двадцатилетних: теперь я читаю гораздо меньше, да и запоминаю из прочитанного ровно половину.
Мне очень нравится условное деление: человек Толстого или человек Достоевского. Смысл в том, чтобы, признавая гениальность обоих, определить, чья вселенная лично тебе ближе. По моему опыту, это всегда или-или, и веселее всего это угадывать про знакомых. Я, конечно, человек Толстого. Достоевский для меня слишком болезненный, мне всё это душно, и мрачно, и тяжело. А в книгах Толстого я могла бы жить, и рефлексия их, и эмоциональность, и философия, и сердечность — всё кажется созвучным и близким. Недавно я, кстати, в одном из интервью задала этот вопрос режиссёру новых «Звёздных войн» Джей Джей Абрамсу, который аж подпрыгнул от восторга: «Tolstoy! I’m very much a Tolstoy person!» Так что эта штука работает ещё и вне зависимости от языка или ментальности.
У меня сложные отношения с электронными книгами, вернее, никаких отношений: читаю на бумаге. Вожу книжки из поездок, потому что англоязычное стараюсь читать в оригинале, набиваю ими чемодан. Наверное, надо уже научиться читать электронные, но мне психологически сложно, когда количество оставшихся страниц не уменьшается (на ощупь): я не про процесс, а про результат. Тоже, видимо, саморазоблачительное признание, и в публичные интеллектуалы меня после такого не возьмут. Ну и бог с ним.
Мне очень нравится условное деление: человек Толстого или человек Достоевского
Ричард Йейтс
«Дорога перемен»
История Ричарда Йейтса — очередной пример того, как печально может сложиться творческая судьба замечательного писателя. Хотя первый же роман Йейтса, «Дорога перемен», был успешным и обеспечил ему статус одного из важнейших американских авторов, впоследствии его книги продавались плохо, и Йейтс стал в большей степени писателем для писателей и критиков. Широкая публика следующие полвека его имени не знала, Йейтс бедствовал, болел, тосковал — и всё это время писал прекрасные, печальные книги. Роман этот я для себя открыла после одноимённого фильма Сэма Мендеса, и потом прочитала все книги Йейтса, что смогла найти. Они поразительно хороши. Все. И «Пасхальный парад», и «Дыхание судьбы», и сборники рассказов. Любую книжку, на которой написано «Ричард Йейтс», можно покупать и читать — это тончайшая, пронзительная и очень, очень грустная проза.
Федерико Феллини, Тонино Гуэрра
«Амаркорд. И корабль плывёт»
Тонино Гуэрра — классик, постоянный сценарист Феллини, работавший, кроме него, со множеством других больших режиссёров, писатель, поэт, художник и, в общем, человек эпохи Возрождения. Мне как-то повезло оказаться на его мастер-классе во ВГИКе — жалею, что не записала каждое слово: таких, как Гуэрра, больше не будет. Эта книга — две киноповести, написанные магическим языком, они очень отличаются от того, как теперь пишутся сценарии. Сейчас в сценариях так много технических деталей и информации, нужной режиссёру, продюсерам, оператору и художникам, что часто не видно самого текста. Киноповести Гуэрры читаются как литература — так ещё пишут сценаристы советской школы, например Александр Миндадзе. Когда Гуэрру спрашивали, чьего детства больше в «Амаркорде» — его или Феллини, он говорил: «Гуэрра — это то, что написано на бумаге. Но вот то, что снято на плёнке, — это уже Феллини!» Так что эта книга — личная история для обоих.
William Goldman
«Adventures in the Screen Trade»
В ответ на вопрос анкеты Пруста «Какое качество вы больше всего цените в мужчине?» Дэвид Боуи сказал: «Способность возвращать книги». Обычно я эту мысль полностью разделяю и горячо пропагандирую, но эту книгу заиграла у своего начальника и друга Кима Белова. В какой-то момент я взяла её у Кима почитать, но поняла, что отдать её уже, наверное, не смогу. Киму в итоге пришлось мне её подарить. Автор — сценарист, активнее всего работавший в мой любимый период в американском кино — в 70-е. Голдман, например, автор сценария к фильму «Бутч Кэссиди и Сандэнс Кид» с Робертом Редфордом и Полом Ньюманом.
Это остроумная и классно написанная книга, очень познавательная для каждого, кто собирается работать в кино или просто интересуется этой сферой. Конечно, здесь множество анекдотов о Голливуде 70-х, а среди постоянных персонажей — Роберт Редфорд, Стив Маккуин, Дастин Хоффман, Лоуренс Оливье («Марафонца» тоже Голдман написал), Пол Ньюман. Ещё в этой книжке есть важная фраза «Nobody knows anything», которая касается как продюсерских прогнозов относительно сценария, так и любых предсказаний успешности (или неуспешности) фильма. Её после публикации книги повсеместно цитируют киношники. Никто ничего не знает наверняка, и это немного успокаивает.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд
«Последний магнат»
Последний роман Фицджеральда, опубликованный уже после его смерти. Это книга о Голливуде, а главный герой её, Монро Старр, руководит большой киностудией. Прототипом Старра был продюсер Ирвинг Тальберг, в честь которого названа почётная награда Американской киноакадемии. Он был вундеркиндом американского кинобизнеса, управлял студией MGM в неприлично юном возрасте, был женат на красавице-звезде Норме Ширер, и очень рано умер (у Тальберга с детства было больное сердце, врачи считали, что он не доживёт и до тридцати). Есть мнение, что этот незаконченный роман — лучший у Фицджеральда. Я не очень люблю расставлять книги и фильмы в хит-парады «лучший/худший», но роман этот действительно очень сдержанный и тонкий, к тому же в книге есть автобиографические моменты: Фицджеральд некоторое время работал сценаристом в Голливуде, правда, опыт был для него не слишком успешным и радостным.
Дженнифер Иган
«Время смеётся последним»
Эту книгу мне дал почитать Михаил Идов, когда мы вместе работали в GQ. Иган — одна из самых интересных сегодня американских писательниц, книжка получила Пулитцеровскую премию. Эта история, по которой в идеальном мире должен быть снят сериал «Винил». Права на неё, кстати, были куплены HBO, но, насколько я знаю, её до сих пор так и не экранизировали. Иган тут очень свободно обращается с обстоятельствами места и времени, переключаясь между разными сюжетными линиями, но в основном речь идёт о панк-сцене Сан-Франциско 70–80-х, большинство героев связаны с музыкальной индустрией (и между собой). Это пронзительная, очень затейливо скомпонованная книга о времени, прошлом и в общем-то навсегда утраченном.
Ian McEwan
«On Chesil Beach»
Человек, который всегда приходит ко мне на помощь, когда я хочу что-нибудь почитать. У Макьюена примерно раз в два года (почему-то кажется, что ещё чаще) выходит роман, который мне нравится. Самые известные, наверное, его книги — это «Искупление» и «Амстердам», а из последних мне ещё нравится «Сластёна»: о студентке математического факультета Кембриджа, которая оказывается завербована в МИ-5 своим профессором, отличное ретро про шпионаж и литературу. Для этого списка я выбрала «On Chesil Beach» («На берегу»). Это очень печальная и деликатная история о хрупкости человеческих отношений: как одно мгновение может перечеркнуть целую судьбу. Плотная, поэтичная проза. Последнее предложение — какое-то уж совсем идеальное — я в какой-то момент выучила наизусть.
Matt Zoller Seitz
«The Wes Anderson Collection»
Уэс Андерсон — бог хипстеров, но я его люблю за другое. Мне нравятся художники с видением: даже когда у них что-то получается хуже, чем обычно, это всё равно собственный язык, особенная манера, которую ни с чьей больше не спутаешь. Андерсон такой. В его кукольной, плюшево-жёлто-оранжевой вселенной проживают братья Уилсон, Анжелика Хьюстон, Билл Мюррей, лисята, Гвинет Пэлтроу в шубе — чего ещё надо? Книжку мне на день рождения подарили друзья. Тут видно, насколько Андерсон внимателен к деталям, как сложно выстроен у него каждый кадр и почему его фильмы — штучная работа.
Сергей Довлатов
«Ремесло»
Книга о том, как лирический герой стал писателем. Довлатов не только остроумный и тонкий, он сложнее, чем кажется: например, в его книгах при кажущейся простоте формы в одном предложении нет слов, начинающихся с одной буквы. Часто прозу Довлатова воспринимают как исключительно автобиографическую, хотя это не так: его книги — сложный замес выдумки, сильно приукрашенной действительности и настоящей писательской работы.
Рэй Брэдбери
«Марсианские хроники»
Научную фантастику я полюбила, наверное, подростком. В принципе, неплохой способ со мной поссориться — это назвать сайенс-фикшн низким жанром. Потому что то, чем занимались Рэй Брэдбери, Клиффорд Саймак, Роберт Шекли, конечно, называется большой литературой. Так уж вышло, что в ней среди действующих лиц попадаются роботы и пришельцы. В этой книжке помимо «Марсианских хроник» (которые суть роман, состоящий из новелл) есть ещё рассказы, среди которых два моих любимых: «И всё-таки наш…» и «Калейдоскоп». В последнем после взрыва ракеты обречённые на смерть астронавты разлетаются в разные стороны и, пока ещё есть связь, переговариваются между собой. Когда пару лет назад я стала смотреть «Гравитацию» Альфонсо Куарона, то сразу вспомнила об этом рассказе. В итоге выяснилось, что фильм вдохновлён именно «Калейдоскопом». Вообще, почти любая хорошая фантастика, отправляясь в другие миры, рассказывает на самом деле о природе человеческого.
Михаил Булгаков
«Театральный роман (Записки покойника)»
Интересно, конечно, что в этой подборке сразу несколько неоконченных книг и книг о писателях или сценаристах — в разной степени фрустрированных. Не буду, пожалуй, этот факт анализировать. Неоконченный роман Булгакова отражает опыт его работы во МХАТе, конфликт с К. С. Станиславским и отношения с легендарной труппой Художественного театра. Работа над пьесой «Чёрный снег» в романе — это опыт Булгакова-драматурга, написавшего для МХАТа «Дни Турбиных» и «Кабалу святош».
Книга одновременно язвительно-смешная, почти разоблачительная в отношении знаменитой «системы» и грустная: ведь главный герой её — драматург, а, как мы уже выяснили, сценаристов и драматургов во все времена безжалостно мучают. Булгаков читал главы из романа своим друзьям из театра, в том числе и его звёздам (все они выведены в романе), и, если верить мемуарам жены писателя Елены Сергеевны Булгаковой, мхатовцы при этом очень веселились. Что ни разу не удивительно: на мой взгляд, это одна из самых смешных русскоязычных книг.
Anjelica Huston
«Watch Me»
Мемуары голливудской актрисы и женщины, которой удалось невозможное — она 17 лет прожила с Джеком Николсоном. Самое интересное в этой книге — собственно главы, посвящённые Голливуду 70-х и жизни с Николсоном. Есть тут, в числе прочего, и версия эпизода, перечеркнувшего американскую карьеру Романа Поланского (Анджелика Хьюстон некстати вернулась домой, когда режиссер уже заканчивал фотосессию с 13-летней моделью, впоследствии обвинившей Поланского в изнасиловании).
Хьюстон очень умная, уверенная в себе, саркастичная и отлично пишет. Будучи дочерью большого голливудского режиссёра Джона Хьюстона, Анджелика начинала как актриса и модель, но выглядела необычно, и в начале карьеры ей часто советовали заняться чем-нибудь еще. Собственно отсюда и название книги. Однажды известный режиссер по-дружески сказал ей, что у неё в кино ничего не получится. «Watch me», — подумала тогда Хьюстон. Вслух-то она, конечно, вежливо согласилась.