Честное материнствоРодительские привычки журналистки и повара Вики Боярской
«Появление детей — это вовсе не конец, а начало»
СОВРЕМЕННЫМ МАМАМ ДО СИХ ПОР ДОСТАЁТСЯ СО ВСЕХ СТОРОН. По мнению родственников и соседей, они всё делают не так, а государство и вовсе считает, что уже сами роды — это долг перед родиной, а не частное решение женщины. В новой рубрике мы разговариваем с героинями о том, каким на самом деле оказалось их материнство, как к нему подготовиться, можно ли это сделать в принципе, с какими трудностями приходится сталкиваться до, во время и после беременности, и о том, что приобретают люди, становясь родителями. В новом выпуске журналистка, повар и автор проекта «Домоводство 2.0» Вика Боярская рассказывает, как прошли её первые и вторые роды, как материнство повлияло на её развитие, а также — почему их семья теперь живёт в Непале.
Фотографии: Марк Боярский, Telegram
Я очень хотела детей, и оба моих ребёнка были запланированными. Более того, мы делали ЭКО и поэтому могли выбрать оптимальный момент. Я мечтала о семье с детьми ещё лет в двадцать и всегда знала, что для меня это важно, даже когда ещё не было особо опыта серьёзных отношений. Когда я встретила своего мужа, то практически сразу сказала, что в перспективе хочу детей, а чайлдфри-связи меня не интересуют. Он согласился. Несмотря на то, что дети появились только спустя семь лет, договорились мы в самом начале отношений.
Изначально мне казалось, что быть матерью очень сложно — моя мама часто транслировала эту идею. Я настраивалась на то, что поживу, совершу все свои подвиги, а потом появятся дети и моя жизнь закончится. Думала, что материнство — это такое завершающее состояние в жизни женщины. Но получилось ровно наоборот. Я начала чувствовать, что состоялась как личность, когда родилась Ханна. Но по-настоящему взрослой ощутила себя с появлением второго ребёнка, Иосифа. Всё, что было до, я считаю подготовкой, предварительным этапом. Появление детей — это вовсе не конец, а начало.
Первые пять месяцев, пока ЭКО-беременность сопровождалась гормонами, у меня был сильный токсикоз, было тяжело полноценно функционировать. Это было трудно, но я всё равно считаю цену невысокой. Как только гормональная поддержка заканчивалась, наступало хорошее, приятное лёгкое время.
В первую беременность мы уехали в Азию на три месяца и вернулись уже ближе к родам. Классно провели время вдвоём напоследок, много посмотрели. Во вторую такой роскоши уже не было, но я продолжала интенсивно работать, и, когда гормонов стало меньше, наступил очень активный творческий период. Мы с мужем делали много съёмок, где я работала стилистом. До последнего дня я была на ногах и даже поехала в роддом со съёмки, а буквально через два дня после родов мы с мужем отправились доснимать.
Во время первой беременности я, как настоящая отличница, хотела сделать всё как можно лучше. Прочитала все книжки о том, как быть хорошей матерью, как правильно рожать. У меня была совершенно не реалистичная картина о том, что всё пройдёт по плану. Я долго выбирала акушерку, вела табличку, где сравнивала их по параметрам, опросила кучу знакомых. Сейчас я понимаю, что желание всё проконтролировать исходило из тревоги. И, конечно, контроль был иллюзией.
Всё пошло не по плану, роды в срок не начались. И через неделю — тоже. Подходило уже к 42-й неделе, все страшно нервничали, я была в панике: «Почему? Я же всё так хорошо распланировала, нашла идеальную команду из врача и акушерки, мы с мужем прошли полную подготовку». В абсолютной агонии я выпила полпузырька касторки, и они начались.
Мои вторые роды длились три дня, и, как я сейчас уже понимаю, это моя норма. Тело хочет всё делать медленно. Но в первый раз мы не готовы были ждать. Мне дали двенадцать часов на то, чтобы почувствовать схватки, но в итоге у врача и акушерки сдали нервы: «Всё, будем делать кесарево сечение». В полном ощущении, что я неудачница, я поехала на кесарево, и так родилась моя дочь.
Я очень долго отходила от этого травматичного эпизода. Мне казалось, что я не справилась. Старалась и готовилась, но, видимо, сделала что-то не так. Мне понадобился год, чтобы осознать, что помимо меня в процессе участвовал другой человек — моя дочка. И что торопить события было ошибкой.
Несмотря на все переживания, когда мы с Ханной впервые встретились, я испытала невероятное счастье. Просто прибивающее к земле, сносящее с ног: «Человек родился! Человек здоров!» Но также я ощутила огромную тревогу, потому что мне казалось, что этим и должно быть наполнено родительство. Только к четвёртому месяцу меня начало отпускать: я поняла, что тревога только вредит и родителям, и детям. И тогда я стала с ней работать, рефлексировать — с этого момента начался мой глубокий заход в психотерапию. Через осознание себя как взрослой, твёрдо стоящей на ногах мамы я стала исцеляться. С тех пор прошло семь лет и я проделала огромный путь.
Ко вторым родам я подошла уже с совсем другим настроем — чётко понимала, что не смогу проконтролировать всё и что нас в этом процессе двое. После кесарева мне хотелось попробовать роды через естественные родовые пути, поэтому я искала подходящую акушерку и работала с психологом, которая к ним готовит. Процесс получился ровно противоположным — очень удачные, счастливые роды. Пока они длились, я научилась смотреть на мир из выжидательной позиции. До сих пор считаю день, когда родился младший ребёнок, самым счастливым в жизни. Смотрю на фотографии из роддома — у меня там нечеловеческое лицо, как будто я побывала в другом мире, испытала что-то экзистенциальное, непохожее ни на один человеческий опыт.
Иосиф оказался непростым ребёнком — крикливый, с коликами, плохо спал, плохо прикладывался к груди. В итоге в первые месяцы с ним я была очень истощена физически. Несмотря на то, что в целом была уже расслабленной мамой и знала, что всё могу. Зато тело восстановилось очень быстро — уже через две недели после родов я надела добеременную одежду. После первых родов на это потребовался год.
Понимаю, что у всех опыт разный, но у меня такой: психологическое и физическое восстановление после кесарева было очень долгим и сложным, а после естественных родов — быстрым и органичным.
Каждого из детей я кормила грудью дольше двух лет. Я вообще большая сторонница естественного вскармливания, и мне очень повезло, что с этим не было особых проблем, только разовые эпизоды. Так как я в целом была активной работающей мамой, в моменты кормления я как будто налаживала связь с малышами через физический контакт. Я люблю объятия, прикосновения, поэтому этап, когда ты общаешься с ребёнком на тактильном уровне, для меня самый приятный и лёгкий. А вот когда дети взрослели, удлинение дистанции давалось мне тяжело.
Любые отношения с людьми — это нагрузка, и здесь она тоже, конечно, есть. Отношения мамы с детьми наиболее энергозатратные, потому что нужно вкладывать много физического ресурса, иметь безграничный запас принятия. Принимать, что ребёнку плохо, что он постоянно нуждается в твоём внимании. Люди, которые пытаются сделать вид, что этой отдачи не существует, упускают что-то важное. Ты получаешь очень много, но и отдаёшь всегда. Такой интенсивный обмен.
Никогда не было ощущения, что я что-то упускаю. Наоборот, с сочувствием отношусь к людям, у которых не было родительского опыта и которые осознанно его не хотят. Этот опыт формирует личность, и для меня он стал опытом духовной зрелости, за что я очень благодарна своим детям.
У меня довольно прокачано ощущение хорошей матери. К счастью, я имею возможность включаться во всякие детские дела и меня не мучает совесть, как женщин, которые работают не из дома. Вся детская жизнь происходит вокруг меня — мы ежедневно обнимаемся, разговариваем. К тому же я часто общаюсь с другими родителями и хорошо знаю цену родительским достижениям. Если дети счастливы, значит я справляюсь и не надо себя есть. Стараюсь не надумывать, а, наоборот, поощрять себя за то, в чём хороша.
Дети — это очень дорого. Пока мы жили в Москве, расходы на детей составляли более половины общего бюджета: частный детский сад, частная школа, няня, дополнительные занятия, развлечения, новые книжки, одежда. Хотя я большая сторонница того, что детям нужно покупать бывшие в употреблении вещи, новое только по необходимости — и в целях экономии, и чтобы не плодить перепотребление. Наверное, основное, что я утратила с появлением детей, — возможность расслабиться по поводу денег. Теперь их постоянно нужно считать, стараться больше зарабатывать, думать о будущем детей.
С марта мы живём в Непале. Не планируем оставаться здесь навсегда, но ещё как минимум на месяц точно. Здесь хорошая погода — 25–27 градусов, дети встают рано, будят меня, но я отправляю их к папе, и обычно мир даёт мне поспать ещё час. Затем у них второй завтрак уже со мной. У Непала с Москвой разница в 2 часа 45 минут, поэтому я могу побыть с детьми ещё пару часов до начала рабочего дня. Если не слишком жарко и нет смога, мы выходим погулять. Примерно в 11:00 по местному времени начинается рабочий день. Полтора-два часа я работаю, затем готовлю обед для всей семьи, укладываю младшего ребёнка спать, и тогда начинается время активной работы. В этот же момент у старшей дочки начинается учёба, но с этим ей помогает папа. Когда младший просыпается, его тоже развлекает папа. В районе 6–7 вечера я делаю перерыв, чтобы приготовить ужин, затем ещё немного работаю. В девять рабочий день заканчивается, я укладываю детей спать и часто засыпаю вместе с ними. Но если не засыпаю, то стараюсь провести время с мужем, пожить взрослую жизнь. Во время готовки я слушаю подкасты с новостями, не изолирую себя от происходящего в мире.
Я не считаю, что с детьми переезжать сложнее. Наоборот — мне есть для кого стараться налаживать новую жизнь. Мы уехали как раз потому, что с такой политикой в России оставаться невозможно. Увезли детей от этого режима и находимся в поиске страны, которая будет бережнее относиться к правам людей. Где наши дети вырастут с убеждением, что их мнение что-то значит, что их не обманут, что они могут свободно выражать свой голос и делать полезное для страны. Это классно, что дети видят, как мы выражаем гражданскую позицию, — мы объясняли им, почему уехали. Младший считает, что власть в стране захватил «злой охранник», но со старшей мы подробно поговорили. Сказали, что уехали из-за несогласия с действиями России и нежелания в этом участвовать. Хотя мы сделали всё, чтобы дети были в безопасности, сама ситуация очень страшная и, конечно, они переживают. Мы стараемся их отвлечь, как-то социализировать. Я понимаю, что мой отъезд огромная привилегия: дистанционная работа, накопления, на нас никто не нападал. И нам грех на что-либо жаловаться, пока гибнут люди. Я очень переживаю за тех, кто находится в Украине, и за тех, кто не смог уехать из России. Каждый день просыпаюсь и надеюсь, что военные действия закончатся.
Когда мы уехали из России, расходы на детей сильно сократились. Мы больше не платим няне, не платим за детский сад. Младший ребёнок учится из того, что подкидывает окружающий мир. Уже немного освоил английский, бегает в саду на свежем воздухе в качестве зарядки. За дистанционное обучение мы всё ещё платим, но оно дешевле, чем очное.
С детьми я как будто заново проживаю все этапы развития и дополняю кусочки пазла, которые у меня самой были пропущены. Конечно, возможности, которые есть сейчас, два поколения назад казались фантастикой. Меня никто не баловал ни вниманием, ни заботой, ни обработкой эмоций или тонким исследованием моих потребностей. И делая это для своих детей, я делаю это для себя. Наблюдаю за ними и думаю, как классно, когда ты чувствуешь себя в безопасности, когда за тобой стоят мама и папа, которые тебя любят. Тогда ты можешь быть открытым миру, поворачиваться к нему улыбчивой стороной.
Я хорошо умею выстраивать личные границы, поэтому общественного давления особо не ощущала. Если кто-то вздумает поучать, сделаю покер-фейс и за словом в карман не полезу. Защищать себя — значит показывать детям, что никто не может нас обижать. Если бы кто-то скривил лицо оттого, что я оголила грудь для кормления, я бы списала это на личные травмы человека. Враждебность характеризует только людей, которые её проявляют, но точно не меня.
В моей семье обязанности распределены ровно 50 на 50. Мы с мужем очень включённые родители, дети обожают папу и проводят с ним не меньше времени, чем со мной. Причём гораздо лучше, потому что он идёт на поводу у всех детских желаний, любит играть и читать. А со мной дети либо занимаются тем, чем я занята, либо своими делами рядом. В быт мы тоже включены поровну. Единственное неравноправие — первые четыре года материнства мне, конечно, сложнее было работать. В этот период я зарабатывала меньше, но потом начала постепенно вставать на ноги. К счастью, заработка мужа хватало, и мне всегда казалось, что мы можем претендовать на него поровну, потому что я все свои ресурсы направляю на детей.
Моя карьера в целом складывалась нелинейно, и был момент, когда я думала, что мои компетенции больше никому не нужны. Одни приятные люди предложили мне классный проект, но в итоге отказались, потому что не захотели сотрудничать с женщиной, у которой маленький ребёнок. Было очень обидно, как будто я человек второго сорта. Ребята, пожалуйста, никогда так не делайте! И, надеюсь, никому из женщин не придётся с этим столкнуться.
Больше всего мне нравится разговаривать с детьми, особенно со старшей дочкой. Она делится переживаниями, мы обсуждаем книжки или их слушаем вместе. Иосиф пока совсем маленький, поэтому мы просто обнимаемся перед сном, мне очень нравится с ним валяться. Он довольно тактильный (в этом мы похожи), и я часто беру его на ручки, целую. Но также я интровертный человек и от постоянного взаимодействия быстро устану, поэтому в этом плане у нас с мужем хорошо работает перехват. Мы по очереди занимаемся детьми, и за это время я успеваю перезагрузиться.
Когда ребёнок не хочет что-то делать, важно показать ему, что я всё равно рядом. Никогда не угрожаю, что уйду. Спокойно объясняю, почему не могу дать то, что он хочет. Главное — пережить первый порыв отстраниться и быстро отвлечь ребёнка. Детям важно видеть, что родители могут вынести их недовольство. И вместе с ними я сама научилась легче принимать ситуации, когда что-то идёт не так.
