ЗдоровьеБольшая, маленькая, асимметричная, тубулярная: Девушки
о принятии своей груди

  С детства я замечала, что у моей мамы грудь не круглая, как на картинках, а такими трубочками, висящими вниз. Мне казалось это некрасивым — я думала, что это как-то связано с возрастом или рождением ребёнка. Когда у меня начала расти грудь, мама в какой-то момент сказала: «Жаль, но у тебя она как у меня». Было полное ощущение, что это ужасно, я боялась, что грудь станет больше и будет висеть. 

В подростковом возрасте мы с подругами не стеснялись своих тел, обсуждали грудь, лифчики. Среди нас была одна высокая девочка с большой грудью, и она прямо говорила, что у меня всё «как-то неправильно». Подружки вторили: «Вот появится парень, и что он скажет?» Я комплексовала, считала, что моя грудь «стрёмная», придавливала, чтобы она «скруглилась». Пробовала спать в лифчике, хотя, конечно, это неэффективно. Ещё был такой сайт мнений Formspring — до сих пор помню, как кто-то анонимно написал: «У тебя кислые недоразвитые сиськи». Друг подшучивал про висячие сады Семирамиды. В общем, тогда я решила, что когда вырасту, обязательно поставлю имплантаты.

Когда появилась финансовая возможность сделать операцию, мне уже не казалось это настолько важным — я смогла принять себя. Лет с пятнадцати я знала о сайте Suicidegirls, который появился в начале 2000-х как альтернатива Playboy и традиционным представлениям о красоте. Я всегда любила фотосессии, яркие образы, понимала, что хочу сниматься. У меня есть пирсинг и татуировки, и в семнадцать лет я решила проколоть соски в надежде, что они сожмутся и станут меньше. Прокалывал мой друг, хирург, и он ни слова не сказал о том, что что-то не так с грудью. Да, соски пришлось покрутить, чтобы они «встали» — иначе зацепиться было не за что. Пирсингом я очень довольна, грудь с ним, на мой взгляд, и правда стала красивее.

Переехав в Москву, я познакомилась с моделями с тату и пирсингом и начала сниматься для того самого сайта. Помню, что во время первой фотосессии очень стеснялась и всё время открывала окна, чтобы соски сжались от холода — но фотограф не сказала ни слова на эту тему. Снимки пошли на сайт, и ни одного негативного комментария я тоже не видела. Ни один из моих мужчин, ни одна из девушек-моделей — никто не критиковал мой внешний вид. У меня появилась уверенность в себе, я стала сниматься ню, полюбила своё тело.

Пару лет назад у меня были деньги, и я решила сделать круглую грудь — это не было мечтой или целью, я просто подумала, почему бы и нет. Первый хирург сказал, что не возьмётся: тубулярная грудь, сложный случай, простой постановкой имплантатов не отделаешься. Другие говорили, что готовы прооперировать, но это будет непросто: нужно корректировать форму сосков и асимметрию, а результат всё равно может разочаровать, поскольку грудь широко расставлена из-за положения мышц. В итоге, поскольку комплексы давно прошли, я передумала насчёт операции.

Я люблю свою грудь, она пропорциональна телу, хотя и асимметрична, не вызывает проблем, не трясётся в спортзале — могу не носить лифчик вообще. С чувствительностью тоже всё в порядке. Похожая грудь, коническая, была у Мэрилин Монро — так что я не переживаю, хотя сама никогда не видела других девушек с такой грудью. Одна подруга с обычной круглой формой говорит, что моя очень красивая, «естественно подвисшая». Удивительно и приятно слышать такое от девушки. 

  Как только у меня выросла грудь, я сразу поняла, что она отличается от того, что я видела в раздевалках — моя была с растяжками и ощутимо разной формы. Говорили, что с возрастом всё поменяется, но в итоге грудь осталась такой, какой и была в мои шестнадцать лет. С одной стороны, я много читала о том, что асимметрия присутствует практически у всех, с другой — такого варианта, как у меня, не видела даже на картинках, иллюстрирующих разницу.

Меня всегда ужасно беспокоило, что у меня «странная» грудь — все помнят эту жуткую информационную среду конца нулевых, которая не оставляла шансов выглядеть неконвенционально и быть довольной собой? Брови по шаблону, идеальный маникюр, каблуки, нижнее бельё только комплектом (отлично помню обсуждение в женском сообществе в ЖЖ, «насколько сильно нужно себя не любить, чтобы носить трусы и лифчик разного цвета»). А тут ещё и грудь, под которую — цитата из журнала — нужно положить карандаш, чтобы проверить «обвислость». Если не упадёт — пиши пропало! В общем, мне было больно осознавать, что со мной «что-то не так». Платья с открытой спиной я даже не мерила — казалось, что это только для девочек с первым размером, стремящимся к небесам. Я не выходила на улицу без нижнего белья, подобрать которое тоже квест, если у тебя разница в полтора размера. Чуть полегче стало, когда я перешла на спортивные лифчики и поняла, что не обязательно терпеть боль, неудобства и впивающиеся лямки.

Надо сказать, что за всю жизнь почти никто не позволял себе обидных комментариев по этому поводу. Я помню два случая — когда приятельница, обсуждая меня, упомянула «отвисшие сиськи разного размера» (мне передали) и когда мужчина, которому я жаловалась, сказал: «Что ты, наоборот, здорово, можно представить, что ты одновременно с двумя разными женщинами».

Я утешала себя мыслью, что когда вырасту, рожу ребёнка, буду достаточно зарабатывать и совпадут прочие обстоятельства, обязательно сделаю операцию. В прошлом году совпало всё, я сходила на консультации к двум врачам и предупредила мужа, что до конца года буду оперироваться. А потом поняла, что нет, не буду. Возможно, из того же чувства протеста, благодаря которому мне не стыдно раздеваться перед объективом. Возможно, потому, что у меня здравое бодипозитивное окружение. Или потому, что повестка изменилась и от внешнего вида женщин наконец-то отстали. Или потому, что после того, как я переехала из России в Сербию, выучила новый язык, полностью сменила окружение, родила сына и открыла маленький бизнес, я в конце концов поняла, что форма груди — это не то, что меня определяет.

Тем же летом я устроила себе челлендж, отказалась от лифчика, сшила сарафан с вырезом на спине аж до пояса и стала следить за реакцией окружающих. И тут меня ждал сюрприз — реакции не было, разве что пару раз близкие подружки сказали: «Ого, платье на голое тело!» Я поняла, что, во-первых, всем всё равно, во-вторых, даже если приглядеться, можно увидеть только сам факт наличия или отсутствия белья, а нюансов формы никто не замечает. Я с удивлением осознала, что теперь воспринимаю это не как физический недостаток, а просто как факт: размер ноги 38, рост 164, глаза серые, грудь разная. 

  Грудь выросла, когда мне было тринадцать, а по комплекции я маленькая — худая и невысокая. Бюст смотрелся очень заметно и привлекал внимание. Учитывая, что я была ещё ребёнком, я стеснялась собственной сексуальности. При ходьбе всё тряслось, про уроки физкультуры вообще молчу. Окружающие постоянно что-то говорили о груди, некоторые мальчики пытались за неё хватать, потом начались примитивные подкаты. В шестнадцать грудь выросла до чашечки D.

Я не могу сказать, что дискомфорт был очень сильным — когда я чуть подросла, мне даже стало приятно внимание. Но лет до восемнадцати я всё равно стеснялась смотреть на себя в зеркало без лифчика, а если всё-таки смотрела, то считала, что мне не так «повезло», как считают окружающие. На фоне худых плеч и талии большая грудь смотрелась ещё больше — и эта непропорциональность казалась некрасивой. Об уменьшении через операцию я всерьёз не задумывалась.

Потом у меня появился первый парень — ему всё очень нравилось, но мне казалось, что это оттого, что ему нравлюсь я. Когда подобное сказал другой мужчина, я подумала, что всё не так плохо. Я стала чаще покупать облегающую одежду, комментарии в адрес внешности мне льстили. В двадцать три я познакомилась с одним фотографом — он предложил фотосъёмку с налётом эротики. Я растерялась, но согласилась, потому что, как многие, тайно хотела быть «красоткой с модных фотографий». При этом в зеркало всё равно смотрела со смущением — мне казалось, что грудь висит, и зря я всё затеяла.

В итоге на фото она получилась круглой и вполне подтянутой — я рассматривала своё отражение с того же ракурса и понимала, что это не фотошоп. Я осознала, что все мои комплексы выдуманные, а то, что в нижней части грудь полнее, чем сверху, — нормально. Позже меня немного переклинило, и я позировала голой ещё нескольким людям. Раздеваться я стала легко и уверенно, говорила, что для меня это так же естественно, как и высморкаться. При этом я всё ещё сетовала, что грудь могла бы стоять повыше, а пресс быть… вообще быть! Но я приняла своё тело — поняла, что идеальных людей нет. Сейчас я со съёмками завязала — переболела и больше не хочу, чтобы кто-то чужой меня разглядывал. Но на грудь смотрю с удовольствием, тело своё обожаю, а на мелкие «изъяны» закрываю глаза.

  Моя грудь начала расти лет в двенадцать, как у всех девочек в классе, а в пятнадцать остановилась. Мой размер — неполный первый. Подростком я старалась выбирать бельё с большим пуш-апом, чтобы быть «как все». Я выглядела очень плоской ещё и потому, что всегда была худой, но низ перевешивал верх. Я очень благодарна своей маме за поддержку в тот период жизни — она помогала мне с выбором одежды, находила вещи, которые не акцентировали внимание на верхней части тела и подчёркивали низ. И мама, и близкая подруга уговаривали меня, что «форма важнее размера». Ради вдохновения я смотрела фильмы с Кирой Найтли и пыталась убедить себя, что и с маленькой грудью можно выглядеть изящно.

От родственников и друзей я практически всегда слышала, что я «хрупкая», «изящная», «худенькая» и всё такое; «худенькая» было нейтральным словом, безоценочным. Но зато не самые близкие люди, например подруги моей бабушки на даче, всегда говорили при встрече: «Ой, какая ты худая». Меня это раздражало и обижало. Я много читала о пластике, и практически всё меня ужасало: меня пугают любые вмешательства, особенно если для них нет крайней необходимости и медицинских показаний. К тому же я не могу представить в себе что-то инородное. С пластикой я бы потеряла себя.

Каждый раз при близости с молодым человеком я ужасно боялась, что он увидит меня голой и уйдёт. Но такого никогда не происходило. Со временем и опытом я стала понимать, что комплексы только у меня в голове. С появлением настоящей любви — моего мужа — переживания по поводу маленькой груди сошли на нет. Он меня любит и принимает такой, какая я есть, хвалит и ценит, искренне восхищается моей фигурой. Я очень благодарна ему и, конечно, маме, которая меня поддерживала.

С бельём раньше было непросто: я искала бюстгальтеры с косточками и поролоном, но грудь не заполняла чашки. Теперь я обхожусь кружевными тонкими и мягкими лифами практически без подкладок, а в некоторой одежде мне и вовсе комфортно без белья. Я стала более искренней сама с собой.

  Моя грудь всю жизнь колебалась от нулевого до первого размера, в зависимости от общего веса. Она не то чтобы совсем плоская, но пресловутый восхищённый взгляд на своём декольте я не ловила никогда. Средний вес — шестьдесят пять килограмм, я высокая и широкоплечая, то есть у меня нет общей субтильности, которая бы «оправдывала» отсутствие груди. У Довлатова в одной из книг написано, что все полные женщины с маленьким бюстом — лгуньи. Много лет думаю, что если бы мы были знакомы, я бы ему не очень понравилась.

Грудь — это самая уязвимая часть женского тела. Уязвимее, наверное, только половые органы, но, к счастью, широкая общественность не заявляет прав на их обсуждение, потому что не видит. А вот грудь — это билет в мир большой женственности, нагруженный многочисленными смыслами. И если у тебя его нет, то отношения с этой женственностью будут особо сложными.

Когда мне было шестнадцать лет, я, как и многие подростки, не нравилась себе от макушки до пяток — и диспропорция между крупной костью и плоской грудью казалась катастрофой. Мне хотелось быть «идеальной» в чьих-то глазах, и я уравновешивала круглые бёдра лифчиками на размер больше и какими-то монструозными пуш-апами. Это длилось лет пять или семь — до тех пор, пока я не прочитала первую в жизни книгу околофеминистской направленности. В целом стало понятно, что это унизительное враньё не нужно ни мне, ни людям. Последние три года я не ношу лифчики вообще, за исключением совсем декоративных. О том, как это удобно, написано уже немало статей, так что на этом я останавливаться не буду.

Когда мне было девятнадцать лет, мой тогдашний бойфренд пошутил, что когда мы поженимся и он разбогатеет, то мы «сделаем мне грудь». Ужасная шутка, сегодня я бы ответила на неё очень жёстко, но тогда засмеялась. Грустно думать, сколько женщин каждый день смеются в ответ на снисходительные усмешки своих партнёров. При этом сложнее всего с грудью, которая тебя не устраивает, заниматься сексом. Когда раздеваешься перед новым человеком, не можешь отделаться от мысли, что прямо сейчас он анализирует твой внешний вид. Стараешься выбирать только определённые позиции и не любишь, когда грудь трогают. Грудь — это мощная эрогенная зона, но невроз сильнее, чем стремление получить удовольствие.

Работать с этими и другими малоприятными симптомами отторжения отдельных частей своего тела я стала относительно недавно. Это чудовищно сложно: представление о собственном несоответствии образам из порнофильмов сидит очень глубоко, как будто бы нам его вшивают под кожу. Но пару лет назад у меня был партнёр — очень любящий и чуткий парень, — который вдруг сделал комплимент форме моей груди. Это было необычно и приятно, я задумалась и с тех пор стала рассматривать себя в зеркале немного иначе. В моей практике появилось регулярное упражнение: когда раздеваешься, не нужно стремиться немедленно оценить своё отражение. Можно посмотреть, отметить особенности, поискать необычное, привыкнуть к этому телу — но не окрашивать увиденное эмоционально. Сделать такое упражнение сложнее, чем описать, и у меня получается далеко не каждый день — но с этого нехитрого опыта началось моё осознание того, что моя грудь — это не только размер, но и форма. И да, она мне нравится.

И в шестнадцать, и в девятнадцать лет я была уверена, что когда-нибудь обязательно сделаю себе операцию по увеличению груди. Спустя несколько лет эта мысль кажется мне неуютной. Мои убеждения сегодня не позволяют допустить, что я так сильно вмешаюсь в своё тело в угоду патриархальным стандартам. Хотя наверняка расслабляться во время секса стало бы гораздо проще — но действительно ли я могу уверенно сказать, что сделала бы такую операцию для себя? Нет, я так сказать не могу.

Думаю, в идеальном мире на любое серьёзное хирургическое вмешательство по «улучшению» внешности нужно решаться, походив на психотерапию. Наши отношения со своими телами и лицами — это отражения сложных процессов, которые идут глубоко внутри. Потребность в любви и чужой оценке, попытки идентифицировать себя через принадлежность к сообществам, страх осуждения, угнетающий круг общения — хорошо бы начать распутывать эти клубки до того, как переводить хирургу деньги. Но я очень уважаю женщин, которым операции принесли гармонию с собой — думаю, в честном признании себе в том, что тебе будет комфортно только в этом теле и ни в каком другом, есть очень много силы.

Ещё я думаю, что построение отношений с собой — это интересное путешествие. Вчера я относилась к своей груди скептически, сегодня мне с ней удобно и она учит меня другой эстетике. Вдруг завтра я научусь её обожать? С какими-то частями тела этот фокус прокатил. В конце концов полюбить себя несложно, когда ты вписываешься в стандарт — гораздо сложнее считать себя привлекательной, не вписываясь в конвенцию. Мне всегда казались крутыми не «идеальные» женщины, а те, о которых обычно говорят что-то в духе «вроде не красотка, такой большой нос («странный голос», «немножко в теле», «нет груди» и так далее), но глаз не отвести». Всегда хотелось быть именно такой. Уверенно носить нестандартную фигуру — это челлендж. И в этот период жизни мне интересно его принимать.

  Размер моей груди сейчас — 65 E-F, а расти она начала, когда мне было одиннадцать (!) лет. Для меня это не было каким-то особенным событием, я больше интересовалась книгами и сериалом «Зачарованные». А вот мои подруги и одноклассники стали обращать на это чрезмерное внимание. Когда к четырнадцати годам грудь была уже заметно большой, дискомфорт от обсуждений достиг апогея. Стоит добавить, что я никогда не пыталась зарабатывать очки для роли школьной красотки и ею не считалась, но это не мешало ровесникам знать меня исключительно как «тёлку с сиськами» и, общаясь со мной, расспрашивать меня только об одной части тела. В общем, я тогда решила, что окружающие — придурки, но старалась лишний раз не акцентировать наличие у меня большой груди.

Комплексы пришли потом, когда я открыла для себя волшебный мир порно, глянца и прочих сфер объективации женского тела. Конечно, моя грудь не выглядит так, как плоды усилий хирурга. К тому же примерно тогда я столкнулась с чужими представлениями о том, как грудь выглядеть «должна»: девочки неуместно сочувствовали тому, как мне, бедняжке, наверное, тяжело, а некоторые парни считали своим долгом сообщить, что вторичных половых признаков у меня многовато. Я много плакала из-за своего отражения в зеркале и из-за такого излишнего внимания, кажется, решила, что во всех моих бедах в целом виновата грудь.

Честно, лично мне нравится, как выглядит моё тело, а чаще всего я просто об этом не думаю — со слезами и мечтами накопить на операцию я завязала года три назад. Я не считаю, что большая грудь — это проклятье или дар божий. Да, я не могу ходить без бюстгальтера, а их производители, очевидно, ничего не знают о существовании людей моих пропорций, но в этом году я начала носить только спортивное бельё, и проблемы больше нет. Необходимо заниматься мышцами спины — ну и здорово, я люблю йогу. У меня нет желания что-то в себе изменить, потому что я думаю, что под всеми комплексами по поводу внешности чаще всего скрываются какие-то более сложные проблемы в отношениях с собой. По крайней мере, так было в моём случае: когда я разобралась с большей частью проблем в голове, я просто почти перестала думать о том, что с моим телом что-то не так.

Правда, я и сейчас чаще хожу в одежде кроя «мешок из-под картошки», потому что мне кажется, что размер моей груди — это лишняя информация, которую не стоит сообщать всем, с кем я сталкиваюсь.

Фотографии: Bea bellingham