Здоровье«А если эмбрион украдут?»: 12 дурацких вопросов репродуктологу

В России право родить ребёнка с помощью вспомогательных репродуктивных технологий в одиночку есть только у женщины — это прописано в основном приказе, регулирующем использование таких методов. Так что одинокий мужчина этого сделать не сможет. Бывает, что такие люди обращаются, но мы им вынуждены отказывать.

Приходят и одинокие женщины. Тут возможны два варианта: если у неё сохранён резерв яичников — то есть там достаточное количество яйцеклеток, — мы пользуемся спермой донора или кого-то из её знакомых, выступающих неанонимным донором. Бывает, что резерв яичников снижен настолько, что мы не можем получить собственную яйцеклетку женщины. В этом случае ей предлагают и донорскую яйцеклетку, и донорскую сперму или сразу донорский эмбрион. Если у пациентки есть партнёр, который согласен оплодотворить яйцеклетки, но нет своего биологического материала, то она докупает яйцеклетки донора, которые мы оплодотворяем.

Мы подбираем доноров так, чтобы они были похожи на пациентов. У нас в базе более ста двадцати доноров-женщин — как правило, удаётся подобрать похожих. Когда подбирают только донора ооцитов (яйцеклеток. — Прим. ред.), а клетка оплодотворяется сперматозоидами партнёра, половина генетического материала идёт от отца — в этой ситуации шанс, что ребёнок будет похож на обоих родителей, и того выше.

Но есть и другие пациенты. Например, сейчас к нам приезжает всё больше клиентов из Китая, потому что там запрещены суррогатные и донорские программы. Для них мы подобрали определённых доноров и столкнулись с тем, что они хотели другую внешность для своих детей, ближе к европейской — для них это оказалось очень важно. Мы идём навстречу, это их право.

Есть два типа программ донорства яйцеклеток. Это может быть «свежая» программа, когда параллельно со стимуляцией (гормональными препаратами. — Прим. ред.) девушки-донора, готовят эндометрий (внутренний слой тела матки. — Прим. ред.) пациентки, которой будут переносить эмбрион. В этом случае мы подбираем донора, синхронизируем её менструальный цикл с циклом пациентки и готовим их параллельно.

Есть и другой вид программ, когда мы используем замороженные клетки донора, которые хранятся в криобанке. Эта ситуация проще: мы можем разморозить ооциты в любой момент. Когда клинике нужно обновить банк яйцеклеток, она вызывает доноров, проводит стимуляцию и просто замораживает яйцеклетки. Например, сейчас мы накопили достаточно материала в хранилище и «свежих» доноров не берём, но полгода назад у нас было по пять-десять обращений в месяц.

Вопрос в том, когда женщина хочет стать донором — сейчас или позже. Всё, что нужно сделать, — это прийти в клинику: пройти специальное обследование, после которого человек попадает в базу; потом остаётся ждать, либо когда клинике потребуется обновить банк, либо конкретных пациентов. У нас нет своих доноров спермы: как показывает практика, в крупных городах очень сложно поддерживать актуальную базу — возможно, дело в экологической обстановке, но точные причины неизвестны. Так или иначе, у большинства обращающихся мужчин недостаточно совершенные показатели (оценивается концентрация, подвижность и морфология сперматозоидов — то есть их строение, форма, размер, как они выглядят под микроскопом. — Прим. ред.). Мы закупаем образцы замороженной спермы у компании из другого города.

Доноров тщательно проверяют, все обследования строго прописаны в законодательстве. Обязательно проверяют кариотип, то есть не является ли человек носителем каких-то генетических аномалий; проводят стандартные обследования крови; доноров осматривает терапевт, им делают электрокардиограмму, флюорографию и так далее. Это позволяет исключить многие болезни.

Донор яйцеклеток в среднем получает около шестидесяти тысяч за одну пункцию (примерно за две недели стимуляции и пункции). Донор спермы получает около двух-трёх тысяч за одну сдачу. У вторых всё зависит от показателей спермограммы: они могут меняться даже в течение суток, поэтому сначала смотрят материал, который получили от донора, и от него зависит выплата. У первых же сумма фиксированная, вне зависимости от того, сколько яйцеклеток получает клиника.

Донорская программа для пациенток всегда где-то на сто тысяч рублей дороже. Сюда входят услуги донора (шестьдесят тысяч рублей) плюс препараты для стимуляции (около тридцати-сорока тысяч рублей). Один образец донорской спермы стоит около двенадцати-тринадцати тысяч рублей.

У нас в клинике есть только анонимное донорство и яйцеклеток, и сперматозоидов — полную информацию знает только клиника. Это серая зона с точки зрения права, мы сделали такой выбор, чтобы не сталкиваться с юридическими проблемами в будущем. Я знаю, что в России есть организации, которые предоставляют услуги неанонимного донорства, они гораздо дороже. Эти компании заявляют, что показывают фотографии доноров и с ними вроде как даже можно познакомиться (люди, естественно, дают на это согласие). У нас это невозможно: мы предоставляем только информацию о внешних данных доноров (рост, вес, разрез и цвет глаз, длина и цвет волос, длина и форма носа, форма лба), их группе крови и образовании. В основном доноров подбирают по внешним данным и группе крови.

Биологический материал — это сперма или яйцеклетки. Эмбрион образуется после соединения женской и мужской клетки, это отдельный организм. Замороженной спермой или яйцеклетками могут распоряжаться только сами доноры. Тем не менее они могут подстраховать себя юридически — и заранее прописать передачу прав на биологический материал в случае их гибели.

С эмбрионами всё сложнее: они состоят из мужского и женского биологического материала, поэтому пара распоряжается ими вместе. Если один из участников процесса со временем передумал, то никакие дальнейшие манипуляции с эмбрионом невозможны — без новых договорённостей или решения суда. Если передумала женщина, то всё просто: другой женщине получившийся эмбрион всё равно не подсадят. Если передумал мужчина, то он должен написать соответствующие заявление в клинике.

В договоре, который составляют в клинике, есть пункт о том, кто распоряжается эмбрионами в случае гибели одного или обоих партнёров. В этом поле можно вписать, что эмбрионы должны быть уничтожены или что один из партнёров доверяет другому распоряжаться ими. Если погибают оба человека, то эмбрионы могут уничтожить или пожертвовать клинике. У умершей пары в таком случае появляется возможность генетического бессмертия при помощи донорства: из замороженных эмбрионов рождаются их дети, просто у другой пары.

Если у пары была предварительная договорённость, а потом они разругались, есть ещё один острый момент. Количество яйцеклеток у женщины ограничено, а у мужчины способность синтезировать сперматозоиды сохраняется в течение всей жизни. Бывает, что у женщины пограничный запас яйцеклеток; мы получаем её яйцеклетки, оплодотворяем их сперматозоидами мужа, и у нас есть необходимое количество эмбрионов, чтобы добиться желанной беременности. Но проходит несколько лет, пара расходится, остаются замороженные эмбрионы. При этом резерв — количество яйцеклеток в яичниках — не позволяет получить новые собственные клетки, или они получаются уже не такого хорошего качества. Тогда необходимо согласие бывшего партнёра, чтобы она родила ребёнка благодаря этим эмбрионам. Бывают ситуации, когда женщина не уверена в партнёре — тогда часть яйцеклеток мы оплодотворяем, чтобы получить эмбрионы, а часть замораживаем, чтобы впоследствии иметь возможность их разморозить и оплодотворить сперматозоидами другого мужчины.

Само хранилище — это закрытая на ключ комната с большими синими «бидонами», в которых находится жидкий азот. Внутри «бидонов» специальные кластеры, где находятся эмбрионы — они занимают мало места, и в каждый помещается много эмбрионов.

Страшнее всего для центра отключение электроэнергии. У нас в клинике под обеспечение бесперебойной работы выделен специальный этаж, где стоит генератор. Чтобы его включить, требуется три-пять минут, на это время включаются источники бесперебойного питания, которые установлены в самой лаборатории и могут обеспечивать её электричеством в течение суток-двух, — такая двойная страховка.

Как только пропадает электричество, руководство клиники получает сообщение на телефон. Большинство живёт в пятнадцати-двадцати минутах пешим ходом от клиники: даже если предположить, что что-то не включилось (хотя всё отлажено и работает), в течение пятнадцати-двадцати минут люди будут в клинике. Кроме того, бывают стандартные проверки, которые есть в любой клинике: медицинские, противопожарные и другие.

Хотя мужчина может производить сперматозоиды всю жизнь, сперму на хранение тоже сдают — обычно в случае, когда мужчина ездит в командировки или если пациенты живут в разных городах. Мужчина даёт согласие, и мы можем пользоваться его биологическим материалом. Но как только он приходит в клинику и просит разморозить и уничтожить биологический материал или больше не давать никому к нему доступ, с этого момента никто уже не может им воспользоваться.

Своровать материалы невозможно: они находятся в криохранилище и только эмбриолог знает, где что лежит. Транспортировать их тоже непросто, нужны специальные условия. Правда, иногда пациентки просят привезти материал из дома (мы чаще общаемся именно с пациентками). Бывает, мужчины не могут сдать материал в клинике: кто-то не может чисто физически, кто-то просто отказывается. Мы идём им навстречу и выдаём пробирку. На этом этапе женщина теоретически может привезти биологический материал другого мужчины — но до рождения ребёнка и теста на отцовство об этом никто не узнает. Мы не можем проверить, что «внутри», это технически невозможно.

Есть классификация эмбрионов, в зависимости от дня развития и количества и качества клеток. Стандартно эмбрионы, пока они растут, оценивают три раза. Первый — на следующий день после оплодотворения: эмбриолог смотрит, правильно ли всё произошло. На третий день смотрят, сколько клеток в эмбрионе и какого они качества. Ещё одна проверка происходит на пятый день, а если клетка немного запаздывает, её смотрят на шестой: если она «выправляется», её можно переносить или замораживать. Клетки оценивают под микроскопом, эмбриолог пишет сокращение из букв и цифр (например, 4A или 8B) — количество клеток и их качество (A, B, C, D). Пациенту тоже показывают эту информацию: например, что было десять клеток, шесть из них правильно оплодотворилось, все они доросли до третьего дня, но до пятого доросли только четыре эмбриона; два из них идеального качества, два — хорошего. На этом этапе можно выбрать: переносить один эмбрион или два, переносить самый лучший или тот, что похуже, а лучший заморозить. Но никто никогда не знает, что «внутри» эмбриона, пока мы не провели генетическое исследование. Он может быть самым «красивым», а беременность не наступит — а может быть так себе по качеству, но наступит замечательная беременность, и родится здоровый младенец.

Выбор пола запрещён законодательством. Но есть исключение: если в паре подтверждено генетическое заболевание, которое наследуется либо только мальчиками, либо только девочками, они имеют право выбрать пол — это тоже прописано в законе. Если, например, мы проводим генетический анализ эмбрионов (есть показания по возрасту, пара этого хочет или есть генетические показания), в этой ситуации мы, как правило, знаем пол эмбриона, он приходит в результате исследования.

Так что теоретически у нас есть возможность это узнать. Но, к примеру, если женщина молодая, сделать это будет достаточно сложно, потому что показаний для этого нет. К сорока годам или старше показания для проведения дополнительных исследований есть — но мы идём на это не чтобы выбрать пол, а чтобы исключить генетические аномалии у конкретного эмбриона.

Пациенты боятся стимуляции гормональными препаратами, спрашивают, не вредно ли это для здоровья женщины. Мы сегодня используем высокоочищенные современные стимуляторы — понятно, что у любого лечения есть риск осложнений, но мы, к счастью, их не видим.

Часто спрашивают: «А не перепутают ли наши эмбрионы?» В лаборатории очень строгий контроль, за раз эмбриолог работает только с материалом конкретной пары — на рабочем столе нет ничего другого. Когда он начинает работать со следующим материалом, стол полностью убирают, берут новые пробирки и чашки. Плюс сейчас есть практика двойного контроля: за действиями одного эмбриолога наблюдает второй, он ставит подпись, подтверждающую, что ошибок не было.

Когда мы замораживаем эмбрионы, иногда пациенты спрашивают, не будут ли дети «отмороженными». Сейчас используют витрификацию — метод так называемой шоковой заморозки. Основной проблемой при замораживании клеток всегда было то, что образовывались микрокристаллы льда, которые травмировали мембрану клетки, и из-за этого клетка разрушалась. Витрификация её решила: заморозка происходит быстрее, чем успевают образоваться микрокристаллы льда. Процесс похож на выдувание стекла: жидкость внутри как будто остеклевает. Эффективность практически стопроцентная: по нашему опыту, из тысяч клеток могут не разморозиться одна-две-три, но, как правило, они не очень хорошего качества — они могли бы остановиться в развитии и без заморозки.

Периодически пациенты хотят перенести какой-то из этапов программы ЭКО. Например, когда стимулируют яичники и растут фолликулы, мы очень зависим от времени. Когда фолликулы готовы, женщине назначают препарат, который вызывает созревание яйцеклеток — триггер, — и через несколько часов после его введения должна быть пункция (процедура, когда яйцеклетки извлекают. — Прим. ред.). Некоторые пациентки просят сделать пункцию вечером. От пункции до момента, когда эмбриологи закончат работу, проходит шесть-семь часов: мы получаем клетки, передаём их эмбриологам и те работают с ними дальше. Поэтому процедуру всегда назначают на утро — чтобы эмбриологи не занимались пациенткой всю ночь.

Ещё спрашивают, не перепутают ли эмбрионы после того, как их разморозят. Это контролирует лаборатория. Если пациенты очень переживают, мы говорим, что даём гарантию, а они могут сделать генетический тест — но, как правило, до этого не доходит. Иностранные пациенты иногда пользуются этим, они приезжают в другую страну и волнуются. Но, как правило, все понимают, что процесс серьёзный и всё под контролем.

Как правило, эмбрионы хранятся в течение многих лет. Во-первых, пациенты могут быть не уверены, что не захотят ещё детей, а если эмбрионы есть, почему бы их не сохранить — это сегодня не так дорого. Если они понимают, что не хотят больше детей, они могут подписать документ, что просят клинику утилизировать эмбрионы. В этом случае их просто размораживают и, скажем так, выбрасывают. Либо эмбрионы донируют — это аналог той ситуации, когда пара погибает, а эмбрионы остаются, и их «дарят» клинике. Если у пары после того, как она прошла процедуру ЭКО и у неё родился ребёнок (или дети), ещё остались эмбрионы, они могут написать заявление, что не планируют больше детей, не хотят продлевать хранение эмбрионов и просят клинику использовать их для других пациентов.

Фотографии: Nitiphol — stock.adobe.com (1, 2, 3)