ЗдоровьеБорьба с собой: Как живут люди с аутоиммунными заболеваниями

Нет одного врача для всех

Иммунная система человека в норме распознаёт «своё» и «чужое» — но иногда эта способность может нарушиться. Тогда иммунитет воспринимает собственные ткани или клетки как чужеродные и начинает их повреждать или уничтожать. Как отмечает врач-ревматолог Ирина Бабина, с аутоиммунными болезнями сталкиваются практически любые врачи: гастроэнтерологи, пульмонологи, нефрологи, эндокринологи, неврологи, дерматологи. В такой ситуации поражается в основном один орган или одна система — например, кожа или щитовидная железа, — поэтому ими занимаются специалисты конкретной специальности. Но есть аутоиммунные заболевания, при которых повреждаются абсолютно все органы и системы, — они называются системными, и работают с ними врачи-ревматологи. Это, например, системная красная волчанка или болезнь Шегрена. Ещё ревматологи работают с пациентами, у которых поражён опорно-двигательный аппарат — например, при ревматоидном артрите. 

Пациент может не понимать, к кому обращаться, и в мире существует давно отлаженная система: человек идёт к врачу общей практики (general practitioner, или GP), который определяет, какое ещё обследование провести и к какому узкому специалисту направить. В России функцию врача общей практики обычно выполняет врач-терапевт. Правда, эта система неидеальна и в ней встречаются две крайности. Бывает, что всех, кому сложно поставить диагноз, отправляют со словами: «Идите к ревматологу, у вас какое-то непонятное заболевание, пусть там разбираются». После обследования может обнаружиться болезнь совершенно другого профиля — инфекционная или, например, онкологическая. Противоположная ситуация ещё более обидная — когда теряется драгоценное время и между первыми симптомами и попаданием к ревматологу проходит несколько месяцев или лет. Олег Бородин, врач-ревматолог медицинского центра «Атлас», добавляет, что проблема эта глобальная, а хороших врачей общей практики мало не только в России. Медики в принципе должны иметь широкий кругозор, постоянно совершенствоваться и понимать всё новые нюансы.

Доцент, кандидат медицинских наук, ревматолог медицинского центра «К+31» Илья Смитиенко отмечает, что большинство до сих пор не знает, кто такие ревматологи и чем они занимаются. Ревматических заболеваний много, более сотни, и они очень разнообразны; чаще всего встречаются остеоартрит, остеопороз, ревматоидный артрит, подагра, болезнь Бехтерева, псориатический артрит, фибромиалгия, болезнь Педжета. Важно понимать, что ревматические заболевания не всегда аутоиммунные; например, подагра — это проблема в суставах, связанная с нарушением обмена мочевой кислоты. Ещё ревматологи лечат и диагностируют редкие аутоиммунные заболевания, поражающие сразу весь организм, в том числе системные васкулиты (воспалительные заболевания кровеносных сосудов) и такие болезни соединительной ткани, как системная красная волчанка. Может показаться нелогичным, но иммунологи аутоиммунными заболеваниями не занимаются — в их сферу ответственности входят аллергические болезни и иммунодефициты.

Четыре года назад у меня начались боли в суставах, настолько неожиданно, что я испугалась и отправилась в терапевту. Два месяца меня таскали по кабинетам и заставляли проходить разные анализы, в том числе платные. Со временем кроме боли в суставах начали выпадать волосы, повысилась потливость, а из-за огромного количества противовоспалительных стал болеть желудок.

Вскоре пришёл гастрит, затем эрозивные повреждения пищевода, а спустя ещё год желчный пузырь заполнился камнями на три четверти и встал вопрос о его удалении. Всё свободное время я проводила либо дома, либо в клиниках, перестала выходить на связь с друзьями. Денег на новую одежду, предметы первой необходимости и кафе или кино перестало хватать. В этом году мне удалили желчный пузырь, а затем и гланды — посчитали, что именно они стали отправной точкой для артрита. Теперь проблема в том, что я не могу попасть к бесплатному ревматологу: показатели анализов пришли в норму и направление терапевта получить нельзя.

Группа риска — женщины

Ревматические заболевания чаще встречаются у женщин, хотя и не все; например, псориатическим артритом мужчины и женщины болеют одинаково часто. Почему происходит сбой в иммунной системе — точно никто не знает. Определённую роль играют вредоносные бактерии и вирусы, а также наследственность — но неизвестно, почему у одних генетическая предрасположенность к болезни реализуется, а у других нет. Для некоторых факторов просто понятно, что они играют роль — но какую, пока не ясно.

По словам Олега Бородина, одними из таких малоизученных факторов являются половая принадлежность и соответствующие гормоны. Эксперт объясняет, что иммунная система женщин более совершенна, чем мужская, и женщины, например, легче переносят инфекционные заболевания. А раз иммунитет у женщин «сильнее» мужского, то и сбоям он подвергается чаще.

Я заболела ревматоидным артритом в четыре года, но диагноз мне поставили только в тринадцать. Я жила в небольшом городе в Челябинской области с соответствующим уровнем медицины. Когда по ночам у меня начали жутко болеть ноги, меня отвели в обычную детскую поликлинику. Детский ревматолог сказала, что это «болезнь роста», лекарств не назначили, никаких обследований не проводили. Сказали просто переждать.

Трудно распознать

Ревматические заболевания — одни из самых трудных для диагностики и лечения. Проявляются они очень по-разному, а заподозрить их сложно, особенно если речь идёт о редких болезнях или таких, которые медленно прогрессируют. Например, боли в суставах или высокая температура неспецифичны — то есть могут быть признаками самых разных проблем со здоровьем. Прежде чем будет найдена причина недомогания, придётся провести множество обследований — ведь сначала нужно исключить более распространённые и очевидные причины.

Конечно, на психологическом состоянии пациентов эти трудности тоже сказываются. По словам Ирины Бабиной, любому человеку хочется понять, почему он заболел и можно ли предотвратить такое заболевание у детей и родственников, — но сегодня у врачей нет ответов на эти вопросы. Одновременно пугает и перспектива приёма лекарств — в ревматологии это препараты с серьёзными эффектами, в том числе побочными, и лечение требует постоянного контроля со стороны врача. Отдельная сложность — понять и принять тот факт, что теперь здоровьем придётся заниматься постоянно, всю жизнь. 

В 2002 году я начала плохо себя чувствовать: болели ноги, голова, была одышка, перед глазами всё расплывалось. Я пошла к врачу, мне сделали какие-то анализы, но ничего не нашли. Обследовали щитовидку — всё в норме. Направили в институт иммунологии — там сделали кожные пробы на аллергию, ничего опасного не обнаружили. Одышка продолжалась, а на мои жалобы по поводу боязни задохнуться ночью врач посмеялась и попросила больше никому об этом не говорить — иначе отправят в психушку.

Потом почти десять лет я не ходила по врачам — ведь при первой попытке у меня ничего не нашли. При этом я постоянно плохо себя чувствовала, но в 2010 году всё ухудшилось: постоянно скакало давление, суставы еле двигались. Я не могла пойти к врачу зимой, потому что при попытке надеть шапку голова раскалывалась. По ночам у меня немело всё тело, а сухость во рту была почти невыносимой. По утрам я первым делом открывала дверь — боялась, что упаду в обморок и не успею вызвать скорую, и надеялась на соседей. Так продолжалось несколько месяцев.

Лекарства и сложности с ними

Медицина не самая точная наука, и, по большому счёту, однозначные причины патологии понятны только при инфекциях или травмах. Правда, для успешного лечения причину можно и не знать — достаточно понимать механизм, то есть то, как развивается процесс. Поскольку речь идёт об атаке организма собственной иммунной системой, то суть лечения — в том, чтобы эту атаку подавить. Для этого используют иммуносупрессивные средства — к ним относятся препараты разных групп и поколений, в том числе кортикостероиды (гормональные средства) и цитостатики (препараты, которые тормозят процессы в клетках и используются также в онкологии). Помимо лечебного действия у них есть и негативные эффекты; учитывая, что терапия требуется длительная или даже пожизненная, за этими эффектами нужно постоянно следить. 

Ещё есть другая группа лекарств: это современные биологические средства, полученные методами генной инженерии. С их помощью можно влиять на тончайшие механизмы аутоиммунных реакций, хотя и они не лишены побочных эффектов (впрочем, их не лишено вообще ни одно лекарство в мире). Лечение биологическими средствами может стоить 50–100 тысяч рублей в месяц и должно быть длительным — а чтобы оно стало доступным за счёт государства, нужно пройти множество формальностей, в том числе оформить инвалидность. Это может занять несколько лет — болезнь не ждёт и за это время прогрессирует. При этом далеко не все современные препараты вообще зарегистрированы в России, часто их появление запаздывает на несколько лет. Люди, у которых есть финансовая и физическая возможность, покупают препараты в других странах. 

Сейчас можно говорить о приличных успехах: та же системная красная волчанка ещё полвека назад считалась летальной, а о беременности не могло быть и речи — она приводила к гибели и плода, и матери. Сегодня женщины с волчанкой работают, ведут активную жизнь и рожают детей. Правда, для некоторых ревматических болезней лекарств с доказанной эффективностью до сих пор нет. Отдельная сложность — процессы с так называемым катастрофическим, или молниеносным, развитием; за очень короткое время на фоне полного здоровья развивается тяжёлая недостаточность сразу многих органов. Чтобы определиться с диагнозом и начать лечение, у врача есть считаные часы или даже минуты — и в таких ситуациях смертность пока очень высока. 

Эксперты сходятся во мнении, что активное участие самого пациента, его сотрудничество с врачом — это очень важно. Идёт работа над тем, чтобы лечение было более доступным, а распространённые и тяжёлые ревматические заболевания включены в списки льготных лекарств. Правда, и тут есть сложности: нередко вместо оригинальных препаратов в списки включают дженерики, которые теоретически так же эффективны, но на практике ведут себя неидеально.

Ирина Бабина рассказывает о пациентке с системной красной волчанкой, которой был нужен препарат, не входящий в списки. В НИИ ревматологии собрали комиссию из авторитетных врачей и учёных, чтобы разобрать этот конкретный случай, — и в результате женщина стала бесплатно получать нужное лекарство. Наверное, когда-то такие проблемы будут решаться в рабочем порядке, но пока такие случаи — редкость. По словам Олега Бородина, ещё одна проблема — в исчезновении с рынка некоторых препаратов, которым по той или иной причине не продлевают регистрацию в стране. Если хорошо подходящее пациенту лекарство исчезает, врачи должны искать ему замену, заново проверять переносимость и эффективность — и нет никакой гарантии, что эта замена будет равнозначна.

Пару раз случались перебои с препаратом, и мне удавалось выбить его практически в последний момент. Можно сказать, что мне повезло. За время лечения я встречала нескольких людей, которым аналогичные препараты просто перестали выдавать — а стоят одни из них 40 тысяч рублей, другие — 80. На постоянной основе покупать такое большинству жителей Челябинской области, конечно, не под силу. До сих пор перед каждым получением новой партии препарата (то есть четыре-шесть раз в год) я испытываю дикий стресс: а вдруг не дадут? Вдруг не успеют привезти и у меня начнётся обострение? 

Полтора года назад из-за частых рецидивов увеита (заболевания глаз, часто сопутствующего ревматоидному артриту) меня перевели на другое лекарство. Оно дороже, его нужно вводить каждые две недели (предыдущее — раз в два-три месяца), а хранить только в холодильнике (из-за страха за дорогущий препарат я даже купила новый холодильник). Это существенно ограничивает мои путешествия, так как сумки-холодильники громоздкие и ненадёжные, а другого способа перевозить препарат я пока не нашла.

Самолечение

С появлением интернета людям с редкими болезнями стало легче находить поддержку. Группы для общения пациентов есть на сайтах, форумах и в соцсетях — и, к сожалению, кроме поддержки и общения там можно встретить множество советов в духе «перестаньте травить себя химией» и рекомендаций перейти на сыроедение или отправиться к остеопату. Олег Бородин отмечает, что самолечение характерно для периода отрицания болезни, когда человек ещё не понимает, что ситуация действительно серьёзна. Люди боятся побочных эффектов — и сложно осознать, что они могут и не развиться, а вот болезнь уже реальна и вредит здоровью. Народные средства поначалу могут облегчить состояние — немалую роль тут играет эффект плацебо, — но при этом болезнь продолжает прогрессировать, а драгоценное время теряется.

Ирина Бабина вспоминает пациентку с системной склеродермией, которая обратилась почти через десять лет после начала болезни. При этом диагнозе отмечаются отёки кистей и предплечий, воспаление суставов, зябкость кистей и стоп, периодически возникающий спазм сосудов с побледнением, а затем и посинением пальцев, незаживающие болезненные язвы на кончиках пальцев. «Самое страшное открытие ожидало меня при осмотре стоп, — отмечает врач. — Пальцы были абсолютно чёрными, из-за прекращения кровоснабжения развилась их сухая гангрена. Оказалось, что почти десять лет женщина пыталась лечиться народными методами — прикладывала капустные листья, подорожник, делала ванночки с ромашкой. Итогом стала ампутация пальцев обеих стоп». 

Самостоятельно лечатся не только народными методами. По словам Ильи Смитиенко, встречаются случаи злоупотребления гормональными противовоспалительными средствами: преднизолоном и его аналогами. Когда у человека сильно воспаляются суставы, эти гормоны временно приносят облегчение, и человеку кажется, что он всё сделал правильно. Но в итоге вместо лечения болезни происходит только сглаживание симптомов — а вот нежелательные эффекты могут включать хрупкость костей и развитие сахарного диабета.

Когда я наконец добралась до поликлиники и меня начали обследовать, терапевт была очень взволнована результатами анализа крови: она сказала, что один из показателей очень сильно отклоняется от нормы и так бывает при пневмонии, раке или системных заболеваниях. Меня направили сразу к нескольким врачам, в том числе инфекционисту и неврологу. Гематолог заподозрил миелому (это злокачественная опухоль костного мозга); мне было очень страшно.

Я пошла домой «умирать». Потом решила, что поможет здоровое питание — постоянно делала свежие соки, ела всё отварное, грызла яблоки. Но потом всё-таки сдала кровь на сложный анализ, и оказалось, что никакой миеломы у меня нет. Потом, уже не помню почему, я снова оказалась у невролога — и она сказала, что так бывает при ревматических заболеваниях. Снова терапевт, снова анализы, и только после этого мне удалось получить направление к ревматологу. После госпитализации и кучи других обследований оказалось, что у меня болезнь Шегрена — аутоиммунное заболевание. 

Социальные сложности

Здоровому человеку невозможно представить ситуацию, когда самое обыденное действие — жевание, рукопожатие, печатание на клавиатуре, ходьба — сопровождается дискомфортом или резкой болью. Чтобы бесплатно получить вспомогательные устройства вроде кресла на колёсах, нужно обойти множество инстанций — пациенты шутят, что человек с инвалидностью должен иметь завидное здоровье, чтобы получить полагающиеся ему социальные льготы. Не секрет, что пандусами и подъёмниками мало что оборудовано — а иногда они сделаны так, будто рассчитаны на каскадёров, а не на людей с ограниченными возможностями. Кроме того, у тех, кто часто берёт больничный, возникают проблемы с работой. 

И даже это только верхушка айсберга, на форумах пациентов идут обсуждения бытовых сложностей, с которыми люди сталкиваются дома или при госпитализации. Список «что брать в больницу» включает такие неочевидные вещи, как тёплые шерстяные повязки для согревания тазобедренных суставов, поднос, который можно поставить на стул и складывать на него вещи (чтобы не тянуться к неудобно стоящей тумбочке), а также посуду, маленький чайник, много салфеток и туалетной бумаги — доверять чистоте туалетов в российских больницах трудно.

До сих пор не существует способа объективной оценки боли — то есть у врачей нет возможности ни подтвердить, ни опровергнуть её наличие или определить интенсивность. Наша героиня с фибромиалгией рассказывала, что оформить инвалидность ей не удаётся, потому что боль не регистрируется никакими объективными приборами. Это заболевание на стыке ревматологии, неврологии и психиатрии — и часто при боли лучше всего действуют психотропные средства. При этом, по словам Ирины Бабиной, необходимость их принимать не всегда адекватно воспринимается: пациент расценивает направление к психиатру как недоверие, отказывается лечиться, а боль только усиливается.

Количество врачей, которых я обошла за четыре года, сложно даже подсчитать: терапевты, эндокринологи, дерматологи, гинекологи, ревматологи, неврологи, отоларингологи, хирурги — это лишь часть списка. Ежедневно я борюсь с болями в мышцах, суставах, животе — всё безуспешно. Огромные траты денег на одни лекарства перерастают в другие. Улучшения нет, но есть новые диагнозы. Пытаясь вылечить одно, я убиваю что-то другое.

Моя жизнь изменилась, я не могу выходить на улицу на долгое время, я дохожу до аптеки, поликлиники или магазина, с трудом возвращаюсь, а потом падаю на кровать с невероятной одышкой, головокружением, тахикардией и панической атакой. В сухом остатке — огромный букет различных заболеваний, большое количество лекарств в аптечке, а утро начинается с мысли о том, что мне никто не может помочь, кроме меня самой.

Как лечат в других странах

Эксперты сходятся во мнении: знания и подходы наших врачей не уступают западным, а вот устройство системы здравоохранения оставляет желать лучшего. Трудно лечить боль, когда человеку показаны опиоидные анальгетики, но система не позволяет ревматологу их выписать. Проблемы с доступностью современных биологических препаратов, чудовищная бюрократия при оформлении инвалидности или каких-либо льгот. 

Отдельная сложность для российских пациентов — у них нет комплексной психологической поддержки. Любое хроническое заболевание — большой стресс, и человеку трудно осознать и принять, что он нездоров, что придётся часто обследоваться и всю жизнь лечиться. При ревматических болезнях меняется тело и внешность, восприятие себя, появляется множество ограничений — например, нельзя находиться под ярким солнцем. В идеале нужны группы поддержки, помощь в том, чтобы преодолеть стресс. Пока эту роль играют группы в соцсетях: пациенты делятся советами, как перестать реагировать на смешки, комментарии или косые взгляды, а многие говорят, что непохожесть на фото в паспорте вызывает вопросы в аэропортах. 

Моя главная претензия к российской медицине в том, что здесь практически нет врачей, которые оперировали бы такими понятиями, как «доказательная медицина» и «качество жизни пациента». Тех, кто хотя бы попытался объяснить мне, что со мной происходит и как меня собираются лечить, а не просто кидался выписками, было меньше десятка за двадцать шесть лет болезни.

Фотографии: Sander – stock.adobe.com, Анна Лупанова – stock.adobe.com, Tim UR – stock.adobe.com