ЗдоровьеНавязчивые мысли:
Что делать, если у вас повышенная тревожность

устойчивым убеждениям или глубинным эмоциям, например к страху, поэтому ими трудно управлять. Чтобы компенсировать зудящее беспокойство, человек совершает компульсии — вынужденные ритуалы, будто бы способные предотвратить то, чего он боится.

Классическим примером обсессивно-компульсивного расстройства часто называют зацикленность на чистоте, в том числе рук, которые, как кажется, собирают наибольшее количество окружающей грязи. Назойливая мысль, что бактерии и вирусы попадут в организм, приведут к инфекции или неизлечимой болезни, вселяет в человека ужас, подталкивая много раз в день старательно мыть руки и обрабатывать их антибактериальным гелем. Правда, ипохондрия необязательно свидетельствует об ОКР — она может быть и одним из симптомов, и самостоятельной формой тревоги. При ОКР навязчивые мысли не всегда вертятся вокруг потенциальных болезней — порой они связаны со страхом причинить вред себе или окружающим, с нежелательными и пугающими сексуальными образами, со стремлением выполнять задачи идеально и прочими обсессиями.

Сильной мотивацией для совершения ритуалов становится также уверенность в собственном «магическом» мышлении. Пациенту с ОКР может казаться, что если он только представит, как кого-то из близких собьёт машина, это обязательно случится. Чтобы дела складывались удачно и не произошло ничего страшного, человек придумывает и определённым образом исполняет затейливые действия, компульсии — они выполняют роль магических «оберегающих» ритуалов. Это может быть, например, раскладывание предметов на столе по цвету или размеру или попытка при ходьбе не наступать на стыки между плитками, чтобы не произошло что-то страшное. 

Чтобы не произошло ничего страшного, человек придумывает и определённым образом исполняет затейливые действия, компульсии — они выполняют роль магических «оберегающих» ритуалов

«Компульсии, мысленные и физические, я выполняю постоянно, — рассказывает Ольга. — Я боюсь почти всего, любая вещь может показаться мне опасной для близких. Когда такая мысль приходит, я чаще всего переделываю то, что делала: возвращаюсь на несколько шагов назад, а потом иду вперёд, заново вхожу в дверь, нажимаю на кнопку, отправляю письмо. Ещё мне всё время хочется считать повторения и предметы. Их должно быть четыре, восемь, девять или десять — остальные числа для меня „плохие“. Правда, плохие и хорошие числа могут меняться в зависимости от конкретных страхов. То же самое с цветом: есть хороший, есть плохой. Одежду плохого цвета и с неправильным количеством пуговиц я покупать боюсь. Покупать вещи — это вообще самое сложное. Я не могу делать подарки, так как трудно выбрать то, что соответствует моим суевериям. Бывают дни, когда я не выполнила компульсию, и я ощущаю себя „грязной“, то есть не могу делать ничего важного — в такой день я толком не могу работать. В итоге я дарю лучшим друзьям и родственникам гели для душа, а себе не покупаю новых вещей. Иногда мне стыдно, что я выгляжу как оборванка — и стыд заставляет пойти в магазин и купить что-то новое; обычно это очень дешёвые вещи, которые не жалко будет выбросить или не носить, когда они покажутся мне „грязными“ в результате навязчивых мыслей».

«У меня были разные навязчивости — делится опытом Антон. — Странные образы приходили постоянно: во время прогулок, во время общения с близкими, в то время, когда я оставался один. Помню, как дико я боялся совершить какой-нибудь нелепый поступок: встать и накричать на коллег по работе, избить повара ресторана, в котором я тогда работал, ударить свою маму. Я стал ощущать себя скованно в общении с другими людьми. Чувствовал, что со мной что-то не так, а рассказать об этом я не могу — ведь все подумают, что я болен». Сегодня в медицинской классификации ОКР относят к невротическим состояниям, хотя до недавнего времени его определяли как психическую болезнь. Этот недуг, как уточняет Дмитрий Ковпак, радикально отличается, например, от шизофрении осознанием: человек понимает, что с ним не всё в порядке, относится к проблеме критически, пытается с ней бороться.

по некоторым данным, с расстройством сталкиваются до 4 % детей и подростков; пожилые люди тоже не исключение. Влияет на показатели и то обстоятельство, что не все обращаются за помощью, хотя во многом ОКР снижает качество жизни, а его воздействие на социальные навыки человека сопоставимо с вредом от депрессии и алкогольной зависимости.

Нередко недуг возникает и развивается у тех, кто живёт с другими заболеваниями, например депрессией или биполярным расстройством. Склонность к перфекционизму, известному и своей негативной стороной, может также стать фоном для развития ОКР. Само по себе обсессивно-компульсивное расстройство не перерастает в более серьёзную болезнь и не приводит к потере рассудка, несмотря на опасения многих пациентов. Однако бывает и так, что ОКР — это не диагноз, а симптом в рамках заболеваний совсем иного рода. Но определить разницу в этом случае под силу лишь врачу: самодиагностика не приведёт ни к чему, кроме нервных срывов и новых тревожных мыслей. 

«Навязчивые, „сильные“ ритуалы у меня появились, когда в четырнадцать лет я начала активно худеть, — рассказывает Людмила. — Это был такой адский коктейль невротика: анорексия, нервное истощение и ОКР. Основных ритуалов было несколько: я могла смотреть в зеркало до тех пор, пока мне не понравится моё выражение лица (звучит странно и немного жутко), раскладывать носки перед сном под конкретным углом от кровати, передвигать стул или шторы определённым образом. Обязательно нужно было прощаться с домом, когда куда-то уходишь — иначе он „обидится“. С тех пор прошло шесть лет, с анорексией я попрощалась к шестнадцати годам, с остальными пищевыми расстройствами — несколько позже. Сейчас за спиной почти два года более или менее адекватной жизни — за исключением снящихся иногда кошмаров и по-прежнему живущего со мной ОКР».

Как лечат расстройство

Специалисты до сих пор не могут однозначно объяснить, из-за чего развивается ОКР. На этот счёт существует множество гипотез, но ни одна из них пока не располагает строгими доказательствами. Генетический фактор, безусловно, принимается во внимание: вероятность наследования ОКР от ближайших родственников может составлять от 7 до 15 %. Иногда причину видят в снижении уровня серотонина, «гормона счастья», но и эта теория не получила достаточно подтверждений. 

Поскольку ОКР принято рассматривать как невроз, то и лечат его соответствующим образом, часто применяя когнитивно-поведенческую терапию. Она позволяет определить причины тревоги, понять, откуда возник внутренний конфликт, за которым последовали обсессии и компульсии. Разобравшись с источником ОКР, психотерапевт помогает человеку увидеть иррациональность страхов и их противоречие реальности и жизненному опыту. Одна из задач специалиста на этом этапе — поменять негативное отношение к симптомам на нейтральное, научить пациента принимать и переживать свой страх, а не избегать его, возобновляя порочный круг обсессий и компульсий. Для этого может использоваться техника экспозиции (погружения), при которой состояние тревоги искусственно усиливают до предела, а пациенту не разрешается выполнять свои обычные компульсии. Достигнув пика, беспокойство неожиданным образом сходит на нет. 

Антон вспоминает, что предложение психотерапевта попробовать экспозицию он поначалу воспринял с опаской. «Конечно, мне было страшно, я боялся, что мне от этого станет хуже. Я боялся навязчивых образов и мыслей, привык от них убегать — а тут надо было встретиться с ними лицом к лицу. Это немного нарушало мою картину мира. Однажды, когда навязчивости терзали меня особенно сильно, я решил попробовать. Начал с того, что в красках представил, как причиняю себе вред. Конечно, во время упражнения я заметил усилившуюся тревогу. Мне стало страшно. Но чем больше я погружался в свои страхи, тем легче мне становилось. Постоянно усиливая негативные мысли, я добился того, что они причиняли всё меньше дискомфорта. Они приходят незаметно — но и уйти могут так же легко».

Бурная реакция собеседника, особенно обвинения в сумасшествии и упрёки, способна причинить человеку с ОКР боль и дополнительно усилить тревогу

Правда, психотерапия — длительный и непростой способ лечения навязчивостей. Чаще в случае с ОКР назначают курс антидепрессантов — они тормозят возбуждение и заставляют тревогу отступить. Но, как утверждает Дмитрий Ковпак, этот метод работает не так качественно, как хотелось бы. В большинстве случаев пациенту, хоть и в меньшей степени, всё равно приходится совершать ритуалы. К тому же нет гарантии, что тревога не обострится снова через какое-то время. При этом психотерапия и антидепрессанты не исключают друг друга. Варианты могут быть разными: можно сочетать сеансы у специалиста с приёмом антидепрессантов или сначала воспользоваться психотерапией, а потом закрепить эффект лекарствами.

«К специалисту я пошла, когда поступила в университет и переехала в Москву, — говорит Людмила. — Тогда был какой-то жуткий стресс, огромные сложности с коллективом и личной жизнью. Я побежала к психотерапевту из-за депрессии, но оказалось, что у меня ещё и давнее ОКР. Доктор назвала меня классическим невротиком и выписала транквилизаторы и антидепрессанты. К концу курса всё практически прошло — но примерно через полгода я обнаружила, что снова прощаюсь с домом, извиняюсь перед стенами, когда задеваю их, и совершаю другую будто бы забавную, но очень надоедливую ерунду. В качестве новых ритуалов добавилась проверка закрытых и незакрытых дверей в каждой комнате, приведение бардака на столе в конкретную геометрическую форму и так далее. Не думаю, что компульсий стало больше — их всегда примерно одинаковое количество, — но они точно стали безобиднее. Вообще, приступы ОКР у меня волнообразные и всегда сочетаются со стрессом. Когда накатывает очередная волна, я первым делом иду по магазинам, делаю маникюр, маски для волос и прочие простые штуки из ухода за собой — это помогает успокоиться. А дальше моя программа — это медитация, дыхательная гимнастика, упражнения на растяжку, разные вариации йоги, всегда завершающиеся шавасаной. Это невероятно помогает. Думаю, так кислород лучше поступает к мышцам и голове, кортизола становится поменьше, эндорфинов побольше, стресс уходит, а ОКР прячется за стенкой до следующего раза». 

рисует измученное тревогой воображение. Но бурная реакция собеседника, особенно обвинения в сумасшествии и упрёки, способна причинить человеку с ОКР боль и дополнительно усилить тревогу. Если вы заметили, что у близкого человека появились признаки расстройства, важно понять, что его вины в этом нет, и оказать правильную поддержку, избегая обвинений.

«Про ОКР я начала рассказывать знакомым, когда мне был двадцать один год, — рассказывает Ольга. — В целом всем всё равно. Не могу сказать, что близкие меня поддерживают — и не уверена, что мне это надо. Как я говорила, стыд может победить ОКР на время, стыд важнее и неприятнее страха. Так что для меня лучшая помощь, когда меня ругают за мои косяки, а не говорят: „Ну, у тебя же ОКР, хорошо, что вообще пришла, и плевать, что без подарка“. Единственное, о чём никто не знает, — что ОКР в каждом моём движении, что это расстройство определяет вообще всю мою жизнь. Я не могу об этом рассказать, потому что это необъяснимо. Невозможно понять, как человек может быть таким эгоистичным и увлечённым собой, что даже молоко выбирает в магазине по своей схеме».

Люди с ОКР — заложники собственного подсознания, порой им может казаться, что они обречены и ничто не поможет. Но, к счастью, о существовании расстройства и его проявлениях в последнее время говорят всё больше. Ярко выраженные примеры людей с обсессивно-компульсивным расстройством — герои Леонардо Ди Каприо в «Авиаторе» и Джека Николсона в «Лучше не бывает», а также автобиографичная героиня Лены Данэм в сериале «Girls». Блогеры тоже не скрывают того, как живётся людям с ОКР. Относительно недавно появился сайт Intrusive Thoughts («Навязчивые мысли»), где можно найти полезную информацию о симптомах, лечении и течении расстройства.

И всё же, если человек пока не готов принять меры, не стоит принуждать его к лечению: эффективность терапии, по словам Дмитрия Ковпака, зависит от того, насколько пациент вовлечён в процесс. Нужно понимать, что человеку с ОКР придётся потратить на лечение практически столько же сил и энергии, сколько уходит на его переживания и симптомы. Это требует огромной самоотдачи и непрерывной работы на собой — что для многих людей с ОКР означает буквально стать другим человеком.

Фотографии: bogdandimages — stock.adobe.com,  bogdandimages — stock.adobe.com,  bogdandimages — stock.adobe.com