Здоровье«Не помню, чтобы об этом говорили»: Женщины
о беременности и родах

Александра Боярская

Креативный консультант Nike, 30 лет, Москва

Сыну 3 месяца

Я узнала о беременности вечером 31 декабря: настроение было невыносимо плохое, я попросила партнёра съездить за ёлкой, чтобы спасти Новый год, и заодно купить тест на беременность, потому что у меня была задержка. Увидев на электронном тесте «две-три недели», мы застыли с округлившимися глазами, но всё сложное сразу куда-то ушло, и наступило праздничное настроение. Сложно сказать, что мы планировали детей (мы познакомились за два месяца до этого), так что просто обнялись и стали радоваться.

Было много неожиданных моментов, в том числе те, что мы не успели обсудить с отцом ребёнка за недолгое время знакомства. Например, мне хотелось сразу поделиться новостью с близкими, а Андрей довольно закрытый человек и долгое время не позволял мне этого сделать. Но самым неприятным открытием стало то, насколько сильно моё настроение зависит от гормонов. Влияние гормонов можно понять умом, но понимание мало что меняет. Самый частый совет во время беременности — не нервничать, но от этого я нервничала ещё больше. Я не могла избавиться от опасений по поводу будущего, финансов и быта: они давили так, что я несколько раз билась в слезах и истерике. Самое ужасное в этом — мысль о том, какой непоправимый вред я причиняю малышу внутри, и от этого становилось только хуже.

Мне было очень одиноко. Близкая подруга, от которой я ожидала радости и поддержки, в это же время пережила замершую беременность. Она несколько раз очень болезненно отреагировала на мои слова поддержки, и мы перестали общаться. Мне проще переживать радостные события, делясь ими, потому так вышло, что радости от беременности я почти не испытывала. С Андреем мы ссорились, меня угнетало чувство вины, и радовалась я чаще всего тогда, когда заходила в приложение Glow Nurture, где размер младенца каждую неделю выдаётся в сравнении с фруктом или овощем. Из чернички в кумкват, из кумквата в сливу, в манго и так далее. И только последние две недели беременности я могу назвать по-настоящему счастливыми: гормоны отключили большинство тревог, и я стала делать то, чего хотелось.

Я ни разу не сходила в обычную женскую консультацию, а сразу заключила контракт на ведение беременности в Центре традиционного акушерства: выбрала врача, акушерку и роддом (я рожала в 8-м на Динамо). На приёмах я часто стеснялась и забывала задавать вопросы, и меня очень выручала семья. Вика, жена моего брата, родившая год назад, терпеливо и осторожно отвечала на все мои странные и глупые вопросы. Точно так же осторожно я теперь даю совет тем, кто его просит: все мы разные, и у всех свои представления о том, как растить ребёнка и как беречь своё здоровье.

Я рожала в платной, специальной палате ЦТА, и поэтому во время схваток была в боксе одна — точнее, с Андреем и акушеркой. Сначала схватки были несильные, а потом стало всерьёз больно. От боли я не могла расслабиться, поэтому раскрытия шейки матки не происходило, от чего было ещё больнее. Я провела в горячей ванне около полутора часов и между схватками отключалась, а во время них без конца кричала. Было больно двигаться, всё время хотелось в туалет (или казалось, что хочется в туалет). В пять утра намёка на раскрытия всё ещё не было, и врачи решились на эпидуральную анестезию. Анестезиолог отказался со мной работать из-за татуировки на пояснице: есть мнение, что игла может проколоть краску, а краска в спинномозговой жидкости вызовет массу необратимых последствий. В итоге мне сделали укол трамала, после чего стало совсем дичайше больно, но уже как бы не мне: наркотический эффект дистанцировал боль, и за два часа произошло полное раскрытие.

Момент самих родов, когда в промежности что-то порвалось, я помню очень хорошо. Странное чувство рвущейся кожи и внезапно льющейся крови, как из лопнувшего шарика, очень много боли и невероятное от этой боли облегчение, потому что она не бесконечная и сильная, как при схватках, а резкая, острая и мгновенная. К тому же услышать кряхтение кого-то нового, кому нужно срочно помочь родиться до конца, очень бодрит: ему, как я знала по курсам, намного тяжелее рожаться, чем мне рожать.

Роды похожи на ультрамарафон: сначала легко и весело, потом сложно и хочется всё прекратить, а на самых сложных последних километрах открывается стодесятое дыхание, и боль становится фактом, на который можно смотреть со стороны. Думаю, мой опыт марафонов и ультрамарафонов сыграл свою роль ещё и в том, что уже через два дня я чувствовала себя нормально — не чудесно, но вообще нормально. Правда, больше месяца после родов я страдала от запоров: об этом неловко говорить, но это бывает со многими. А вот в первые часы после родов я была оглушена. Может быть, это эффект трамала, а может, просто усталость: я не могла поверить, что у меня есть ребёнок. В первые часы ощущение невозможно назвать любовью – это разве что бесконечный окситоцин. Первая любовь пришла через сутки, когда я смотрела на него ночью, шатаясь от усталости. Внезапно я поняла, что эту усталость я буду чувствовать ещё много ночей, и что я рада этому, и что ради этого крохотного младенца я могу сделать всё что угодно, потому что в этом есть смысл.

Ольга Закревская

Фотограф, 30 лет, Киев

Сыну 7 месяцев

Впечатления от беременности больше всего напоминали мне фильм с Арнольдом Шварцнеггером и Дэнни ДеВито, где над главным героем ради Нобелевской премии поставили эксперимент, сделав его беременным. Ощущения один в один. Мне до сих пор стыдно таким образом описывать беременность, поскольку она прошла на удивление гладко и по сравнению с ожиданиями оказалась просто чудесной. Я благодарна организму и генам за такой подарок, но по-прежнему не понимаю, почему эволюция выбрала для нас именно этот метод размножения: почкование было бы гораздо удобнее.

За 30 лет слишком привыкаешь к сложившемуся образу жизни: с самой собой мне всегда было хорошо и удобно, и во время беременности мой внутренний консерватор, избалованный этой роскошью, дико негодовал. Даже «беременную» фотосессию я сделала себе сама, просто выставив свет в студии и нажав на кнопку автоспуска. Заставила себя сфотографироваться, чтоб не упустить момент, но сильного желания фотографировать живот у меня не было — я вообще его немного боялась.

Отдельная история — УЗИ. Я привыкла, что в фильмах и во время обычных обследований показывают мутную чёрно-белую картинку и говорят: «Видите? Всё нормально!» Оказывается, техника достигла новых высот, и после третьего месяца в продвинутых лабораториях вам могут распечатать 3D-фото ребёнка, а особенно весёлые узисты могут развернуть к вам монитор и устроить прямую трансляцию из живота. Теперь я понимаю, насколько прекрасно от удивления прикрыть лицо руками и увидеть онлайн, что человек внутри тебя это повторяет. Но тогда для моей психики это был лёгкий перегрев.

На всех обследованиях и скринингах я переживала из-за так называемого чернобыльского синдрома. Я родилась в Припяти за две недели до взрыва на ЧАЭС, и всё детство меня обследовали с поправкой на «чернобыльскую». Когда ты растёшь, слыша фразы вроде «Мы не знаем, что с вами будет», то не веришь в себя как в полноценный организм — не говоря уже о новом человеке внутри. С другой стороны, именно эти девять месяцев для меня стали невероятно плодотворными. Я прочла много научпопа о нейрофизиологии и эндокринологии: это успокаивало и помогало научиться доверять своим ощущениям. Легче прислушиваться к сигналам организма, понимая, как и почему они возникают. Мозг как орган «отдельно» от нашего сознания делает очень важную работу, в том числе управляет процессом создания нового человека. От гипофиза ребёнка гипофиз матери получает сигнал о том, что ему пора рождаться: мол, давай, мать, начинай схватки. Стоит позволить мозгу девять месяцев решать свои задачи и не слишком себя накручивать.

Странная оценка ситуации поступала в основном извне. От случайного врача случайной, хоть и известной, платной клиники я услышала: «Токсикоза не существует, вам кажется. Просто вы не принимаете своё состояние — вот вас и тошнит». Аргументы вроде того, что моя мама в своё время с токсикозом на сохранении лежала, не работали. Врач, убеждавший меня, что я просто невротик, был мужчиной, и в тот момент я решила для себя, что наблюдать беременность у мужчин — не лучший вариант. Делать скрининги, УЗИ, искать решение серьёзных проблем — да. А наблюдать естественный процесс внутри своего тела я лучше доверю женщине.

Возможно, благодаря этому доктору я отработала карму и совершенно случайно, буквально в паре кварталов от дома, наткнулась на «Центр здорового материнства», где опять же случайно попала на приём к действительно «своему» врачу. Она вела мою беременность, будучи беременна третьим ребенком, и по её рекомендации я выбрала для родов Киевский институт педиатрии, акушерства и гинекологии. По мнению врача, там самый лучший послеродовой уход, который особенно важен: в первые дни необходимо грамотно наладить все процессы.

Во время родов эпидуральная анестезия никак не срабатывала: столько адреналина было в крови за ночь схваток. Тогда мне казалось, что схватки — это не так уж и больно, как я думала, но врачам пришлось вколоть мне общий наркоз, чтобы благополучно провести кесарево. После родов физически было сложно, особенно учитывая факт операции. Но я ко всему морально и практически подготовилась, и на деле всё оказалось даже проще, чем я ожидала.

Перед новорождённым сыном я испытала восхищение, он вызывал уважение и безумный интерес. Я чувствовала себя, как космонавт, который девять месяцев летел к новой неизведанной планете, о которой имел представление только по нечётким снимкам спутников, потом благополучно пережил нервный момент приземления, открыл люк и наконец увидел ту самую землю, которую так долго представлял. Эта планета оказывается гораздо красивее и любопытнее, чем в воображении, но у тебя есть буквально пару минут повосхищаться, ведь работы невпроворот, и надо срочно начинать строить новую космическую станцию.

Алла Овчинникова

Переводчик, 30 лет, Бильбао

Сыну 10 месяцев

Беременность мы с мужем восприняли с большим воодушевлением, поскольку долго её ждали и даже начали беспокоиться, всё ли в порядке с перспективами. Больше всех удивился мой лечащий врач, когда при попытке выписать мне антибиотики от затянувшегося кашля я предупредила его, что могу быть в положении. Оказалось, что «положение» длится почти месяц.

Моё отношение к материнству определялось, с одной стороны, рассказами мамы о рождении и воспитании меня в трудные дни перестройки, а с другой — полным отсутствием беременных женщин и маленьких детей в моём окружении. Сложно знать о детях меньше, чем я знала до родов. Но, как выяснилось, такие недетоцентричные девушки, как я, вполне могут стать ответственными матерями. Единственное, чего точно не стоит делать, — стремиться быть идеальной мамой. Круглосуточно пытаться соответствовать выстроенным в уме установкам о том, какой ты должна быть, — задача не просто неблагодарная, но и неисполнимая. Это только вызовет недовольство собой, будущим ребёнком и миром.

В течение всей беременности страхов было множество. В первом триместре у меня была боязнь выкидыша, поэтому я старалась не поднимать ничего тяжелее спортивной сумки и маниакально прислушивалась к любым ощущениям внизу живота. Очень не хотелось набирать много веса, поэтому я избирательно подходила к своему рациону. Вес всё равно планомерно рос, и к концу шестого месяца я набрала уже «лишних» десять килограммов. После этого психологического рубежа, видя, что не очень успешно контролирую процесс, я перестала пытаться это делать и набрала всего четыре килограмма сверху. Ушёл вес, конечно, не сразу после родов, но уже через полгода я влезла в прежнюю одежду.

Был и страх подцепить какую-то гадость вроде токсоплазмоза или краснухи, и зрение притуплялось, и изжога мучила к концу беременности. С рождением ребенка всё сразу прошло. А вот сексуальное влечение, наоборот, буйствовало во втором-третьем триместре, а после родов резко пропало: при кормлении грудью этот процесс закономерен. Считается, что если продолжать лактацию и дальше, то где-то через полгода либидо возвращается на круги своя. Единственное опасение, которое оправдалось, — это боли в позвоночнике от лишнего веса: они не ушли до сих пор и просто так не уйдут. Нужно снова планомерно наращивать мышечный корсет, потерянный во время вынужденных «каникул».

Рожала я, по многочисленным советам, в государственной больнице. В Испании, по крайнее мере в Стране Басков, где я живу, государственная медицина предоставляет не менее, а часто и более профессиональные и разнообразные услуги при родах. Есть, конечно, и недостатки — например, отстранённое отношение персонала и ощущение «конвейера». В целом качеством обслуживания я осталась довольна: и акушерки, и хирург, проводивший мне кесарево сечение, и медсёстры, помогавшие с техникой кормления грудью, показались мне настоящими профессионалами.

Не обошлось и без разочарований. Они были связаны с полным несоответствием желаемого и действительного в ходе родов. Дело в том, что мой ребёнок так и не перевернулся (в итоге, как я сказала, пришлось делать кесарево сечение). Поскольку процесс начался раньше срока и я до конца надеялась на другой финал и естественные роды, полостная операция показалась мне тяжёлым, болезненным и удручающим опытом. Справедливости ради стоит сказать, что она никак не повлияла на грудное вскармливание, обмен веществ и практически не сказалась на внешнем виде. Возникнувшие в родах сложности не убили во мне желание снова пройти через опыт беременности и материнства. Сценарий родов в следующий раз может сильно отличаться от первого опыта — и, возможно, в лучшую сторону.

Марина Винник

Режиссёр, видеохудожница, 32 года, Москва

Дочери 9 лет

Беременность и роды — самый интенсивный физиологический опыт, который был в моей жизни. Визиты к стоматологу, операции, самые разнообразные болезни и эксперименты с телесностью — роды затмили всё. Я забеременела достаточно рано, в 22 года, но в то лето, когда это произошло, я, собственно, и собиралась это сделать. Первое образование у меня биологическое, а диплом я писала по мутациям на разных стадиях эмбрионального развития и генетически наследуемых нарушениях обмена веществ. Так что всё свободное от сна и токсикоза время я боялась и придумывала, что буду делать в случае любого из известных мне отклонений. До сих пор помню цитату эмбриолога на форзаце одной из книг: «Мы думаем, что самые важные события в нашей жизни — это окончание университета и свадьба, а на самом деле это бластуляция и гаструляция».

Во время беременности медицинскую генетику я забросила и уже училась на первом курсе во ВГИКе, что плохо сочеталось с зарождением новой жизни. Аудитории были слишком душные, из-за токсикоза меня тошнило во всех туалетах института, десятичасовой учебный день страшно выматывал, и я постоянно спала на парах. Один из преподавателей пытался отговорить меня от дальнейшей учебы и карьеры режиссёра, а второй хотел отчислить, потому что «ты же мать».

Очень это ответственный период — когда внутри тебя происходит эмбриогенез. Все мои страхи воплощались во снах: мне снилось, что я рожаю то рыбу, то выводок крысят, то очень маленького пупса. Уже на поздних стадиях беременности я постоянно подталкивала свою дочь в животе, если она слишком долго не двигалась, и не могла успокоиться до тех пор, пока не получала ответный толчок. Сейчас я тоже стремлюсь контролировать её состояние, но уже при помощи звонков или СМС.

Неприятно это признавать, но дети — это деньги, ведение беременности — это снова деньги, и роды — тоже деньги. Все дополнительные государственные и декретные выплаты на работе я потратила именно на частных врачей, потому что на другую медицину не хватало ни нервов, ни здоровья. Когда я пошла в районную женскую консультацию, мне сделали дежурный болезненный соскоб с шейки матки, а потом зачем-то предложили сделать аборт, хотя я предупредила их, что беременна «по собственному желанию». После этого я отправилась в женскую консультацию на Арбате к врачу, который вёл беременность моей подруги, и в свою районную поликлинику не возвращалась никогда. Мы нашли ближайший роддом и там тоже заключили контракт с акушером, а заодно и договорились о том, чтобы отец ребёнка присутствовал на родах. Для этого ему понадобилось сделать анализ крови и флюорографию.

Перед родами в российских роддомах часто просят побрить лобок, что довольно странно, учитывая то, что во время родов происходит. Брить лобок, когда у тебя отходят воды, а у меня это произошло на семь дней раньше запланированного, прямо скажем, не с руки. Хорошо, что рядом был небеременный мужчина: одна бы я не справилась. Вообще, когда ты начинаешь рожать, нервничают в основном окружающие. В какой-то момент они устали нервничать, и настала моя очередь переживать. На меня устанавливали датчики, ставили капельницы, из меня лилась вода, всё болело, люди уходили и приходили: я абсолютно не понимала, что происходит и почему это происходит так долго.

Очень правильным решением было взять отца ребёнка на роды, и не потому, что он как-то невероятно помогал или напоминал, как правильно дышать. Во-первых, было с кем перекинуться парой слов за 12 часов, было за кого подержаться, когда тошнит, когда нужно встать или сесть, было кому поменять судно и позвать медсестру. Да и вообще, весь персонал роддома работает как-то шустрее, если в палате ошивается мужчина: патриархат!

В процессе родов у меня возникли внезапные осложнения: на мой живот не слишком надёжно прикрепили датчик, и сила моих схваток была недооценена. Под утро мне, к счастью, сделали эпидуральную анестезию, и то, что происходило дальше, я смогла пережить. Помню, что мне давили локтем на живот, разрезали промежность, я думала, что у меня вот-вот лопнет лицо и глаза. В какой-то момент я начала вопить и реветь так, что мне решили вкатить общий наркоз. Мою дочь не вытащили с идиллическим первым криком и поднесением к груди: она была синеватого цвета, и её куда-то унесли. Потом я стала благодарить Дэвида Линча за экзистенциальный опыт — кажется, вслух — последствия наркоза.

Теперь моя дочь уже совершенно отдельный человек, но я до сих пор вспоминаю день, когда она родилась, с некоторым содроганием. Мы время от времени с ней об этом говорим — в каждом возрасте по-разному. Я не помню, чтобы женщины в моей семье говорили о своих родах: им казалось, что это что-то постыдное или секретное. А жаль — я бы послушала.

Вилена Карякина

Журналист, преподаватель, 34 года, Краснодар

Сыну 5 недель

Забеременела я, по меркам российского обывателя, поздно — в 33 года, а родила в 34. Вообще, лет в 30 я поняла, что семья, дети — не мой путь, но внезапно через год встретила большую любовь, и вопрос потомства автоматически решился в положительную сторону. Под влиянием стереотипных киношных сцен и рассказов родственниц и подруг я ожидала много страшного, но случилось как раз то, о чём не рассказывал никто.

Если о послеродовой депрессии наслышаны все, то к тому, что может наступить предродовая, я оказалась совершенно не готова. На седьмом месяце я провалилась в такую трясину недель на пять-шесть, что, казалось, останусь в ней насовсем. Сошлось всё: ставшее громоздким и неудобным тело, страхи всех мастей, уверенность в том, что муж меня не любит и никогда не любил. Добавились мощные ночные кошмары, от которых я просыпалась либо в крике о помощи, либо отбиваясь от демонов.

В какой-то момент я уверила себя, что единственный благоприятный исход — это смерть непосредственно при родах, и стала к этому готовиться: подчищала все дела, в специальный блокнот писала нужные пароли и ценные указания. В какой-то момент я увидела в истории поиска, что муж гуглит предродовую депрессию, и поняла, что моего состояния не скрыть. Оно сошло на нет постепенно — так же, как и начиналось, но ощущение обречённости я до сих пор помню очень отчётливо. Помогло то, что работала я практически до самых родов — обилие задач помогало не зацикливаться.

Первые пять месяцев о беременности мы не говорили никому: это позволило избежать массы ненужных советов и предрассудков (их и так хватило в последние месяцы). Однажды поразил даже доктор. Когда меня направили на прививку от гриппа в третьем триместре, терапевт в районной поликлинике выдала стандартную речёвку антипрививочников. Там было про ртуть, формальдегид и чипирование населения, утверждалось, что прививки убивают сперматозоиды и делают мальчиков бесплодными, что является происками коварного Запада для уничтожения великой России. Практически слово в слово, не шучу.

Учитывая лёгкую беременность, рожать я с самого начала решила с дежурной бригадой — безо всяких договоров, уговоров и приговоров. Я не ждала особо любвеобильного отношения, но уровень внимания и заботы превзошёл любые ожидания. А вот я, к своему стыду, оказалась ужасной роженицей. Несмотря на все прочитанные статьи, я делала очень мало из того, что нужно. «Продышите схватку», — как, чёрт возьми, продышать эту боль? Именно схватки — самый затяжной и изнурительный период. Я рожала без эпидуральной анестезии — момент для неё был упущен. И всё-таки я выпросила себе укол, который почти на час слегка приглушил боль и позволил проваливаться в дрёму прямо между схватками.

Сами роды длились недолго, но, когда всё закончилось, я была счастлива, что мои глаза не лопнули и вообще остались при мне (по ощущениям, во время потуг они должны были вылететь). Акушерка потом сочувственно всматривалась в моё лицо: «Бедненькая, что ж ты так голову перенапрягала». Добравшись до зеркала, я обнаружила, что моё лицо словно перепахано — от неправильных усилий каждая пора на лице стала микровоспалением.

Впрочем, это не самое ощутимое и переживаемое последствие произошедшего. Ошибочно настраиваться на то, что роды — это финиш. Тело после родов — отдельная история. Невозможно спать на животе и сидеть на стуле, а каждый поход в туалет — экспедиция. Хочется чихнуть? Очень пожалеешь об этом. Покашлять? Лучше задохнуться, но не делать этого. Приложила ребёнка к груди? Боже, что это — схватки? Да, при кормлении ребёнка грудью матка сокращается, и по свежим следам возвращается знакомая боль.

К этому моменту может показаться, что ничего хуже быть не может. В сравнении — может. Через пару недель после рождения ребёнка я примчалась в отделение гинекологии с температурой 39,4, спровоцированной воспалением в груди. И вот тут, прикусив язык, я уже не роптала на судьбу. Соседки в палате менялись каждый день. Замершие беременности, аборты, полипы, выскабливания и выход из наркоза — вот это действительно страшно. Вдруг понимаешь, насколько сложно и уязвимо женское тело.

К этому моменту логичным образом возникает вопрос: зачем всё это нужно, если приносит столько боли и мучений? Сложно сказать. Когда я увидела своего ребёнка в первый раз, диапазон эмоций был запредельным — там было всё. Любовь? Ещё какая. Причём не только к сыну — я стала мягче и добрее ко всей родне, а к мужу вообще возник невероятный взрыв чувств. Возможно, всё ещё не раз изменится — мой стаж родительства невелик. Но пока даже усталость, недосып и рваный режим не заслоняют радости и счастья произошедшего.

Решусь ли я когда-нибудь на подобное снова? Вряд ли. Во-первых, часики тикают (ха-ха). Во-вторых, если вне роддома царит мнение, что второго ребёнка рожать легче, чем первого, то матери озвучивают более убедительное мнение: «Первый ребёнок — это шаг в неизвестность, тебе не с чем сравнивать. Но решиться пройти через это ещё раз, уже зная о всей боли и возможных эмоциях, — очень серьёзное решение». Истории про мудрость природы, которая предусмотрела, чтобы женщины забывали всю тяжесть родов, пока что меня не убеждают: на данный момент одного ребёнка мне достаточно.

Фотографии: pitakareekul – stock.adobe.com, Poles – stock.adobe.com, Nataliia Pyzhova – stock.adobe.com, Direk Takmatcha – stock.adobe.co