Личный опыт«Что вы, это обычный грипп»: Как я дважды болела малярией
«Проснулась утром с резкой болью в животе»
Малярия — опасное паразитарное заболевание, которое передаётся людям через укусы комаров вида Anopheles. Согласно отчёту Всемирной организации здравоохранения за 2020 год, в 2019-м было зарегистрировано 229 миллионов случаев малярии, и 409 тысяч человек умерли от этой болезни. На Африканский регион приходится почти 94 % случаев заражения, поэтому неудивительно, что для России малярия остаётся чем-то далеким и совсем неизвестным. Наша героиня Екатерина рассказала нам, как дважды болела малярией — в Кот-д’Ивуаре и во Франции — и тяжело ли ей было переносить непривычное заболевание.
текст: Эллина Оруджева
В 2011 году я поехала на трёхмесячную волонтёрскую стажировку в Кот-д’Ивуар. Ежедневно с начала волонтёрства я пила таблетки от малярии, так как вакцины от этой болезни не было (программа вакцинации против малярии в Малави началась только в 2019 году. — Прим. ред.). В Кот-д’Ивуаре используют две вещи, чтобы защититься от малярийных комаров: москитные сетки или кондиционеры и вентиляторы, так как при низкой температуре и сильном потоке воздуха комарам тяжело кусаться. Я жила в принимающей семье, и там было достаточно безопасно: сетки на окнах, вентиляторы.
Как-то на выходных, ближе к концу стажировки, мы с друзьями из Кот-д’Ивуара поехали на прекрасный пляж с белым песком, он находился недалеко от города Абиджан, в котором я жила. Мы остановились в бунгало, где не было никаких средств защиты. Но я подумала, что это достаточно безопасно, им владел француз, а не ивуариец — у местных иммунитет вырабатывается ещё в детстве, у европейцев его нет. И раз с хозяином всё хорошо, то и мне ничего не угрожает. Но ночью меня очень сильно искусали. Комаров было много — как если поехать в российскую деревню или остановиться в лесу в палатке.
Укусы ничем не отличались от укусов обычных комаров — неприятно, но не больнее, чем обычно. Через пару дней после поездки я проснулась утром с резкой болью в животе. Всё время хотелось в туалет, началась диарея. Каждый 30 минут у меня поднималась температура, появился озноб, я чувствовала себя всё слабее — через несколько часов я не могла встать с кровати. Я не думала, что это малярия, подозревала отравление.
Укусы ничем не отличались от укусов обычных комаров — неприятно, но не больнее, чем обычно
Девушки, с которыми я жила, быстро поняли, что что-то не так. Одна из моих соседок работала медсестрой в государственном госпитале Абиджана, и мы поехали туда. Я помню, что не могла идти и девушка позвонила нашим общим друзьям, чтобы они помогли отвести меня. Врачи меня осмотрели и быстро поняли, в чём дело. Мы пошли в палату. В ней лежали и мужчины, и женщины, причём с самыми разными заболеваниями, кроме заразных. В палате было десять коек, и на них только кожаные матрасы. Моя соседка распаковала сумку, которую взяла из дома, и достала простыню, подушку, одеяло. Застелила кровать, и только я легла, врачи сказали, что в больнице нет медикаментов, дали соседке список и сказали купить ампулы с лекарством.
Мои друзья сбегали в аптеку, вернулись через полчаса, медики сделали мне инъекцию, и мне очень быстро стало лучше. В тот же день я ушла домой, а соседка договорилась с персоналом, что каждый день ко мне будут приходить врачи и делать уколы. Это продолжалось всего несколько дней, потому что инъекции необходимы только первое время, потом нужно просто ждать, пока болезнь пройдёт: восстановится иммунитет, уйдёт слабость. В моём случае это заняло две недели. С каждым днём мне становилось лучше: сначала я могла вставать на пять минут, потом на десять, к концу второй недели уже нормально функционировала.
У меня не было интернета, хотя я платила за вайфай: для того, чтобы его поймать, нужно было выйти на крышу, поднять ноутбук или телефон, и тогда устройство подключалось к сети. Так что я лежала в комнате без средств связи. Но скучно мне не было: я жила с соседками лет
на 10–15 старше меня. Это были две девушки, у одной из них был семилетний ребёнок и племянница. Мы разговаривали, смотрели телик, вечером собиралась большая семья, которая меня принимала. Часто приходили мои друзья со стажировки, в общем, постоянно была какая-то движуха. Никто из волонтёров, кроме меня, кстати, не заболел. Это был тяжёлый момент для Кот-д’Ивуара: только закончилась гражданская война и в стране было не совсем безопасно. Часто, когда я шла в офис, в котором работала, мимо проезжали танки и бронированные машины, проходили люди с автоматами. Обычно на волонтёрство приезжают около сорока человек, а нас в тот год было трое.
Я и не думала возвращаться в Россию, потому что просто бы не долетела. Я решила, что сообщу родителям о малярии, если всё будет совсем плохо и придётся звонить и прощаться, а если всё наладится, то я им ничего говорить не буду.
Кто-то мне сказал, что лихорадка должна быть около одного-двух дней, у меня же она длилась больше, я считала, что это очень плохой знак и, возможно, мои последние часы. Размышляла, что последнее я бы хотела сделать. И поняла, что хочу посмотреть на солнце. Уговорила своего друга вывести меня на улицу, мы немножко прошлись, но мне быстро стало плохо, я упала в обморок. А на следующий день температура пришла в норму.
С меня ничего не взяли, кроме денег за лекарства. Они стоили совсем недорого, так что я даже не звонила в страховую компанию. Самое смешное началось потом: когда я хотела получить справку о том, что болела, с меня потребовали огромные для Кот-д’Ивуара деньги — 50 или 100 долларов, это стоило в несколько раз дороже ампул.
Через два года я уже жила и училась во Франции, у меня выдались двухмесячные каникулы, и я решила поехать к друзьям: в Кот-д’Ивуар, Марокко, Россию и Европу. И я не знаю, как умудрилась заболеть во второй раз! Не было ситуации, когда я находилась в незащищённых местах. Правда, я не пила лекарства, потому что подумала, ну раз они в первый раз мне не очень помогли, то какая уже разница. Кроме того, с этими таблетками плохо сочетается алкоголь: он идёт прекрасно, но напиваешься очень быстро. Один коктейль — и я уже сплю на полу.
Я не знаю, как умудрилась заболеть во второй раз! Не было ситуации, когда я находилась в незащищённых местах
Мне стало плохо под конец пребывания в Кот-д’Ивуаре. Потом я поехала в Марокко на пару дней. Там мне стало ещё чуть хуже, появились симптомы отравления, я уже заподозрила малярию, но мне было очень обидно отменять путешествие — я решила, что после него вернусь во Францию и буду лечиться. Дальше я полетела в Россию — симптомы не проходили, и начала повышаться температура. Неделю я жила в России, потом была в Германии — в том же состоянии и с температурой 37.
Высокой температуры не было, поэтому я была не до конца уверена в диагнозе. Мы поехали в Рим, и уже там мне стало тяжело вставать. Так я поняла, что это точно малярия. Вызвала врача по страховке, он сказал: «Что вы, что вы, это не малярия, а обычный грипп». Выписал лекарства. На следующий день я вызвала другого врача. Та же самая ситуация. И тогда я полетела в Париж, в третий раз вызвала врача, и он подтвердил малярию. Приехала скорая и забрала меня в больницу. К тому моменту у меня уже начала подниматься температура. В госпитале мне стало совсем плохо. Меня поместили в палату ожидания и попросили подождать. А мне как назло очень сильно захотелось в туалет. Я встала, упала и больше не смогла подняться, настолько была ослаблена. Еле-еле доползла до двери, но тут пришли санитары и помогли мне. Меня перевели в отделение неотложной помощи. В палате было человек шесть, у меня взяли анализы. На соседней койке лежала девушка-иностранка и орала: «Отпустите меня, у меня нет страховки! Выпустите, я не смогу вам заплатить». А ей отвечали: «Вы умрёте, если уйдёте». Мне было так её жаль, я думала, хорошо, что у меня есть страховка.
В тот же день врачи вкололи мне лекарство от малярии, а на следующее утро меня перевели в другой госпиталь. Там я лежала почти месяц. Никто из врачей не мог понять, почему я не выздоравливаю. У меня прошла лихорадка и практически все симптомы, но я не могла встать. Я даже сесть не могла. Мне провели миллион анализов, каждый день приходили врачи с интернами, и у нас всегда был один и тот же диалог: «Как вы себя чувствуете? Можете ли встать?» — «Нет. А что со мной не так?» — «А мы не знаем».
В больнице мне было очень скучно. У меня была личная палата, и, в отличие от первого раза, когда вокруг меня всегда был какой-то движ, я чувствовала себя очень одиноко. Я ещё как назло потеряла телефон, купила в России новый, естественно, с русской сим-картой. А прилетев во Францию, сразу попала в больницу. Я могла отправлять какие-то СМС, звонить — но только на номера ближайших друзей, семьи — телефон-то новый, не все номера я успела записать. Где-то через неделю после госпитализации я связалась с мамой и близкими из России, они помогли мне найти контакты французских друзей, и те уже принесли местную симку, где было немного интернета и звонков, и одну книгу. А до этого моим единственным развлечением был телевизор, который показывал всего один канал — и то на нём каждые три дня повторялись одни и те же скучнейшие французские фильмы.
Никто из врачей не мог понять, почему я не выздоравливаю. У меня прошла лихорадка и практически все симптомы, но я не могла встать
Через две недели из России прилетела мама. Она хотела сделать это как можно быстрее, но ей неделю делали визу. Мама приходила ко мне каждый день на пару часов, очень меня поддерживала, приносила вкусную домашнюю еду, сделала уборку в моей квартире. Через несколько лет она рассказала, что на самом деле сильно испугалась и ужасно за меня переживала, но старалась не показывать этого.
Я лежала в больнице уже месяц, когда врачи догадались взять у меня анализ крови на гемоглобин, и оказалось, что он сильно упал. Мне сделали переливание крови, через несколько часов я смогла привстать и очень скоро выздоровела.
Я уже опаздывала на учёбу, пропустила первую неделю, и сразу после выписки у меня началась обычная жизнь: вернуться в общежитие, сходить в университет.
Раз в год езжу в Африку, принимаю лекарства от малярии, не знаю, работают ли они или нет, но больше я не болела. В Кот-д’Иуваре я с тех пор не была, но мне кажется, ещё обязательно вернусь. Меня до сих пор иногда представляют так: «Знакомьтесь, это Катя, она болела малярией».
