Личный опыт«Мне было мерзко в своём теле»: Как я живу с расстройством пищевого поведения

О детстве

В шесть лет меня сильно избили. Я вышла погулять и покачаться на качелях, а двенадцатилетняя девочка со своими друзьями утащила меня в лес и стала избивать ногами. Меня толкали, били палками, бросали в крапиву и ударили головой о бетон. Я пыталась убежать, но каждый раз меня догоняли. Наверное, такое случается у многих, но не все принимают это так близко к сердцу. Ну, подрались, всякое бывает. Я всегда была очень ранимым ребёнком и до сих пор помню этот день в деталях, прокручиваю его в голове. 

Когда мне было восемь лет, на моих руках умерла бабушка. С раннего детства я занималась музыкой, но занятия не любила: я заклеивала фортепиано скотчем и выкидывала ноты в окно. Меня заставляли заниматься сквозь слёзы. Когда мы в очередной раз поссорились по поводу музыки с мамой, у бабушки поднялось артериальное давление. Спустя три часа, когда мы лежали с ней в кровати, она умерла. Моя мама обвинила меня в смерти бабушки. Я и сейчас это хорошо помню и до сих пор переживаю. 

В одиннадцать лет меня отдали в детский ансамбль, где я столкнулась с буллингом и издевательствами в свой адрес. Мне было сложно в большой компании, я не могла ответить — была очень стеснительным ребёнком. Я всегда была интровертной, иногда социофобной. Я любила быть одна, а меня постоянно окунали в атмосферу «радости», в которой мне совсем не хотелось существовать. Тусовки и компании друзей — это до сих пор не про меня. 

Тогда же я переживала серьёзную болезнь своего отца — в это время я стала глубоко религиозной. Я всегда была одна: семья не поддерживала меня, а друзей не было. Единственной опорой, которую я могла отыскать в то время, стала вера. Я начала ходить в церковь, читать книги. Каждый вечер я ставила свечку и читала молитвы. Я искала хоть какую-то поддержку, не знала, куда обратиться. Мне нужно было выплакаться и кому-то рассказать о своих переживаниях. Я ходила в храм, но скрывала это даже от родителей. Сейчас я атеистка, и в моём случае увлечение религией происходило от уязвимости. 

Когда мне было семнадцать лет, ко мне применил насилие мужчина. Мы с ним очень хорошо общались, он мне нравился. Он был старше меня на семь лет. Однажды он позвал меня к себе домой и приковал наручниками к кровати. Он начал издеваться надо мной, а потом попытался заняться сексом. Я плакала и вырывалась, но он не отпускал меня. Он выкинул ключ от наручников и, рассмеявшись, сказал, чтобы я искала его в квартире. После этого он меня отпустил, а потом я с ним больше не общалась. Я до сих пор чувствую стыд и не могу об этом говорить из-за реакции окружающих: «да ты же сама пришла к нему в квартиру», «как так вышло, что он вообще взял в руки наручники» и так далее. Даже когда я обсуждала эту историю с психотерапевтами, я слышала от них эти реплики. Думаю, что большинство моих проблем с сексом, с переживаниями и зажатостью, возможно, связаны с этим опытом.

О семье

Мои родители придерживаются консервативной системы ценностей и воспитывали меня в достаточно строгих условиях. Мне говорили, что женщина должна быть замужней «хранительницей очага» в окружении детей. Все женщины в моей семье домохозяйки, они «за мужем». До двадцати одного года я всё своё свободное время проводила с ними, а в случае чего должна была в десять вечера быть дома. Мои первые серьёзные отношения начались в том же возрасте, и спустя длительное время мне разрешили съехаться с мужчиной — в надежде, что я скорее выйду за него замуж и рожу детей.

Я не понимала, чего хочу, потому что жила как будто по велению окружающих. На самом деле у меня не было даже возможности подумать, чего я хочу. Мне не давали свободы. Мне не разрешали путешествовать одной, как я всегда хотела. Но сейчас я ни в чём не виню своих родителей, я их люблю. Я понимаю, что у них своя история, своё прошлое. Но я сопротивлялась таким установкам, потому что хотела идти другим путём.

В детстве я была крайне непривлекательной девочкой: тощей, в брекетах и очках, слабенькой, болезненной. Я влюблялась всегда безответно, у меня никогда ничего не получалось, популярностью пользовались активные и весёлые блондинки. Меня постоянно спрашивали: «Лера, почему ты такая грустная? У тебя что-то случилось?», «Лера, улыбнись, почему ты такая задумчивая?». Сначала я отвечала: «У меня всё хорошо, я не грустная». Потом прибавилось: «Я не грустная, я серьёзная». В университете и на работе мою интровертность и закрытость часто принимали за высокомерие. Стеснительность часто путают с заносчивостью, но эта мнимая уверенность в себе — только защитная реакция. Такой кокон, в котором я комфортно ощущаю себя среди окружающих.

К сожалению, мои отношения с мамой всегда были очень холодными. Я до сих пор чувствую вину и обиду за то, что мы никогда не говорили друг другу слов о любви, никогда не обнимались. Я никогда не слышала в свой адрес тёплых и нежных слов. Я до сих пор пытаюсь отпустить это, но мне больно, что у меня не сложились искренние и близкие отношения с мамой. Я думаю, что самооценка зависит в первую очередь от отношений с близкими. Внешнее окружение влияет на уверенность в себе не так, как семья. 

Об анорексии и булимии

Лет в шестнадцать моё тело изменилось: оно стало более округлым, появилась грудь, я сняла брекеты и, казалось бы, должна была почувствовать внимание со стороны мужчин — хотя сейчас я считаю абсурдом ждать его. Но внимания не было, и многие не понимали, как с моей внешностью можно быть не уверенной в себе или не иметь парня. Я росла в окружении, в котором признавались успех, популярность и внешняя красота.

В девятнадцать лет я решила похудеть и приблизиться к «тому самому идеалу», чтобы меня кто-то полюбил. Мной двигал перфекционизм, который мне привили родители. Я обратилась в клинику, где мне посоветовали дробное питание: я ела каждые три часа пять раз в день. Сначала мой рацион составлял 1200 килокалорий в день, но потом я поняла, что это много, — и снизила норму до 900. Всё дошло до того, что за день я съедала ложку овсяной каши на воде и яблоко. Так с 60 килограммов я похудела до 51, но у меня пропали месячные, выпали волосы, испортились ногти и зубы.

Окружающие замечали, что я похудела, но в какой-то момент я просто больше не могла функционировать нормально — и начинала есть обратно. Килограммы возвращались из-за компульсивного переедания: я буквально запихивала в себя пищу. Причём она была здоровой: вот уже восемь лет я не ем сладкое, фрукты, мучное, молочные продукты, мясо. Я всегда сидела на диетах, но поправлялась например, из-за орехов, хлебцев или авокадо. Я не могла остановиться. Мой вес был как на качелях: сначала я худела, потом толстела обратно. Однажды я похудела до 47 килограммов — и это при росте 177 сантиметров. Тогда мне пришлось набрать около тринадцати килограммов, чтобы вернуть нормальное гормональное состояние, волосы, зубы, ногти, менструацию и признаки хорошего самочувствия. В прошлом году я сначала похудела на двадцать килограммов, а потом на столько же поправилась.

Последние шесть лет я завешивала зеркала, потому что не могла в них смотреть. Я заматывалась пищевой плёнкой, ходила на антицеллюлитные массажи, утеплялась на беговой дорожке, пробовала «чистки» организма, голодание, фрукторианство, сыроедение, шоколадную, питьевую и белковую диеты. После каждого приёма пищи я пила таблетки и вызывала рвоту. И в любых состояниях я была недовольна своим телом, внешностью, лицом. Ни разу в жизни мне не удавалось почувствовать себя в «своём» весе, посмотреть на себя и понять, что я, в общем-то, ничего. Это было невозможно. Мне было мерзко жить в своём теле, как бы оно ни выглядело.

Мысли о еде преследовали меня все эти шесть лет. Круглые сутки я думала о том, что поем на обед, на ужин, на завтрак, как мне достичь идеального состояния тела. Я думала о том, когда я похудею и что только тогда я буду счастлива. Это, конечно, говорила во мне болезнь. К двадцати трём годам у меня накопилось немыслимое количество недугов: хронический цистит, мигрени, постоянные судороги, ночные кошмары, непрекращающееся чувство тревоги и страха. Я не понимала, что со мной происходит. В какой-то момент я просто перестала спать, а панические атаки приходили каждый день.

О реакции окружающих

Большинство осуждает и не понимает всей тяжести РПП. Родители до сих пор посмеиваются над моим заболеванием — мне больно это слышать, но я не могу им этого объяснить. Окружающие, если они сами не прошли через это заболевание, принимают его за слабость, глупость или незрелость. Часто советуют выпить, попробовать наркотики, заняться сексом, найти парня, перестать худеть. Говорят «да хватит уже хернёй страдать», «это всё из-за лени», «бить тебя сильнее в детстве нужно было», «возьми себя в руки», «хватит себя жалеть», «психиатр для шизофреников», «психотерапия — высасывание денег», «ты всё преувеличиваешь» (это моё любимое), «наслаждайся жизнью», «вот эта вот твоя роль жертвы, конечно», «займись делом» и до бесконечности. Я постоянно сталкиваюсь с неодобрением, отрицанием и непониманием, что психические расстройства — в том числе и нервная анорексия, переходящая в булимию, — это болезнь.

За это время я пережила три попытки суицида: резала тело, пила таблетки. Я стала токсичной и для своего мужчины, и для окружающих, но по-прежнему сопротивлялась и боялась обратиться к врачу. Учёба и работа давались очень тяжело, но я понимала, что не могу прямо сейчас остановиться из-за ответственности и обязательств. В двадцать пять лет я осталась абсолютно одна: без молодого человека, без поддержки семьи, своей квартиры и понимания, чем я буду заниматься дальше по жизни, у меня начался поиск себя. Тогда я поняла, что мне нужно не лечить каждую болезнь отдельно, а поменять всю свою жизнь.

О восстановлении

Я обратилась к психиатру и узнала, что имею дело с расстройством пищевого поведения. Я не осознавала, что у меня анорексия: мне стыдно было в этом признаться. Врач сообщил, что если я не начну пить таблетки, то скоро попаду в больницу, потому что нахожусь на грани. Тогда я весила 52 килограмма и уже практически не могла ходить. Долгое время я боялась обратиться к специалистам, ведь плакать, болеть и худеть — стыдно. Я не могла даже близким рассказать о РПП, потому что психические заболевания — это сразу Кащенко. Они не понимали, что это такое, и говорили что-то вроде «просто начни есть, и всё». Но ты не можешь просто начать взять и питаться нормально, потому что расстройство пищевого поведения — это болезнь.

Расстройство пищевого поведения лечится антидепрессантами и психотерапией. Как только я начала принимать лекарства, у меня пропали головные боли, проблемы с почками, проблемы с кишечником. У меня восстановился цикл. К сожалению, я поняла это не в шестнадцать и не в девятнадцать, а только в двадцать пять лет, когда организм перестал функционировать. Я записалась на психодраму (терапевтический групповой процесс, в котором используется инструмент драматической импровизации для изучения внутреннего мира человека. — Прим. ред.), и она тоже помогает мне справиться с болезнью.

По словам врачей, у меня с раннего детства есть хроническая депрессия, пограничное расстройство личности, тревожное расстройство и сопутствующее всем травматичным событиям расстройство пищевого поведения. И этого не нужно стесняться, это нужно принять и продолжать работать над собой, улучшать качество своей жизни, своего ментального и физического состояния. Потому что только мы есть у самих себя. Я хочу сказать, что сейчас я живу вне этих диагнозов и ощущаю себя обычным человеком, но с определёнными особенностями. Сама «постановка диагноза» не должна пугать, важно просто сфокусироваться на своих ощущениях.

Мне пришлось перестать общаться с родителями, бабушкой и дедушкой, но сейчас я восстановила с ними нормальные отношения. Я съехала в комнату и какое-то время жила, практически ничего не делая. Поддерживала работоспособное состояние, чтобы зарабатывать какие-то деньги. Сейчас мне двадцать семь лет, и я по-прежнему наблюдаюсь у врачей и посещаю психотерапевта. Я занялась триатлоном, сильно увлеклась плаванием, бегом и велосипедом: спорт спасает меня от тревожных и разрушающих мыслей. Спорт стал для меня очень большим увлечением. В бассейне я чувствую спокойствие, Для меня это отдельный вид медитации, я люблю взаимодействовать с водой, сосредотачиваюсь на дыхании и технике. Плавание улучшило моё физическое состояние, к тому же я стала усидчивее, терпеливее, стабильнее и просто счастливее.

Я поменяла работу и теперь занимаюсь только тем, что мне действительно нравится. Я езжу путешествовать в одиночестве, чаще в походы, и наслаждаюсь этим. Когда я начала жить своей жизнью, то перестала насиловать себя диетами. Недавно я решилась на откровенную фотосессию. Такие фотографии очень сильно влияют на самоощущение. Моё тело, мои шрамы и ссадины, синяки и неровности — это и есть я. Вот такая, какая есть, — другой меня не будет. Надо любить себя, не мучить и понимать, что тебе с собой жить всегда. Надо быть бережнее и чувствительнее к своему телу, прекратить его всё время исправлять. Когда находишь себя, когда делаешь то, что тебе нравится, когда общаешься с теми, с кем хочешь, и не ждёшь от себя сиюминутных свершений, становится легче.

Моя цель — быть ментально и физически здоровой. Я не избавилась от своей болезни до конца, но мой путь к себе продолжается.

Фотографии: Алина Никитина