Личный опыт«Ложусь лицом в подушку
и кричу»: Как я живу
с мигренью
Маргарита Воробьёва рассказывает, как прошла путь постановки диагноза
ольга лукинская
Несмотря на то что мигренью страдают многие, зачастую её не диагностируют вовремя. Не помогает ситуации и то, что мы привыкли использовать «мигрень» и «головную боль» как синонимы, хотя первое — серьёзное неврологическое заболевание, которое требует особенного лечения. Мы уже рассказывали, как оно возникает и какие лекарства наиболее эффективны, а сегодня обратимся к личному опыту: Маргарита Воробьёва, потратив на диагностику несколько месяцев и значительную сумму денег, объясняет, каково это — жить с мигренью.
Меня зовут Рита, мне двадцать четыре года, я работаю старшим специалистом по социальным сетям в команде Елены Крыгиной, а по совместительству — её фотографом и видеооператором. Я живу с любимым партнёром Сергеем и котом Ластиком; у нас был второй кот Карандаш, но он трагически погиб два месяца назад. В период обострения болезни я работала ветеринарным фельдшером в клинике, но из-за сильных приступов мигрени профессию пришлось оставить; возвращаться пока не думаю — боюсь кому-то навредить.
Ровно год назад у меня случился первый приступ, но тогда я ещё понятия не имела, что это мигрень — думала, просто очень сильно и странно болит голова. Странно, потому что ни одно обезболивающее ни в каких количествах не действовало. Правда, больше всего меня испугала даже не боль, а то, что зрачки изменились: один стал больше другого, что и заметили окружающие. Первым делом я пошла к офтальмологу — так начался мой ад.
Офтальмолог не выявил никаких отклонений, связанных с глазами, и отправил меня к неврологу. Неврологу я рассказала и о болях, которые на тот момент стали чаще и сильнее: иногда голова раскалывалась так сильно, что меня рвало. Мне дали направление на компьютерную томографию. Когда я получила результат, то села в коридоре городской поликлиники и расплакалась: в заключении было сказано, что у меня опухоль головного мозга.
Не знаю, каким по счёту был этот круг ада, но он был однозначно самым лютым. Я даже не представляла, как рассказать такое маме: «Привет, мам, у меня опухоль мозга». Но сделать это, конечно, пришлось. Пока я путешествовала от одного кабинета к другому, мне становилось хуже с каждым днём. Боль превратилась в ежедневную, ежесекундную, стала настолько сильной, что я перестала существовать вообще. Я просыпалась с болью и с ней же засыпала, она затмевала даже мысли. Пришлось уйти из ветеринарной клиники, потому что я начала терять сознание во время операций, на которых ассистировала. Работать сутки стало невозможно — как ты можешь помочь кому-то, если не можешь помочь самой себе?
Врачи изобретали самые удивительные диагнозы и предлагали страшные методы. Один сказал, что необходима трепанация черепа. Другой, считавший, что у меня эпилепсия, дал мощные таблетки от её приступов
Начались бесконечные обследования, больницы, поездки по врачам. Мне пришлось взять в долг приличную сумму денег, потому что одна только МРТ головного мозга с контрастом стоит порядка 10 тысяч рублей, а делала я их несколько. Или, например, нужно было сутки лежать с проводами по всей голове — это называется суточным видео-ЭЭГ мониторингом и стоит 30 тысяч. После каждого исследования врачи смотрели на результаты и говорили: «Хм, что-то ничего не понятно, а сделай-ка ещё вот такое обследование». Это длилось несколько месяцев, и всё бы ничего, если бы был хоть какой-то смысл — ведь никакой опухоли у меня на самом деле не было.
Врачи изобретали самые удивительные диагнозы и предлагали страшные методы. Один сказал, что необходима трепанация черепа. Другой, считавший, что у меня эпилепсия, дал мощные таблетки от её приступов. Я тогда не стала их пить, мне показалось это каким-то бредом. Когда через некоторое время я показала эти таблетки неврологу, она сказала, что они могли очень сильно навредить. Ну и, конечно, куда без классического «вы всё придумываете, ничего у вас не болит». Самое смешное, что так говорили высокопоставленные врачи — заведующие неврологическими отделениями крупных госпиталей.
Меня бы так и футболили от врача к врачу, если бы мой парень не отправил меня к неврологу в НИИ им. Бурденко, у которого лечился его друг. Приём у этого доктора изменил всё: от него я впервые за полгода мучений услышала слово «мигрень». Всё начало вставать на свои места — я гуглила информацию о приступах и думала: «Да это же про меня!» Затем специалист в НИИ неврологии объяснил, что за опухоль приняли какую-то тень, а у меня действительно тяжёлая форма мигрени. Меня познакомили с самым прекрасным на свете веществом — суматриптаном, который способен купировать приступ. Помню, как я впервые приняла таблетку и не могла поверить: боль прошла.
Помимо экстренных препаратов, мне назначили бета-блокаторы, которые нужно принимать каждый день. Поначалу было тяжело: они как бы замедляют биение сердца и становится тяжело даже дойти до кухни; ты только проснулась, а уже устала так, что не можешь встать. Организм, однако, со временем привыкает, и всё приходит в норму. Бета-блокаторы уменьшили количество приступов и быстро вернули меня к жизни. К сожалению, приступы не прекратились окончательно и происходят пару раз в месяц, но это совсем не похоже на то зомби-состояние, в котором я прожила полгода.
Приняв лекарство, я ложусь на кровать и жду начала войны. Сначала очень сильно повышается артериальное давление, затем начинается тахикардия и отекает горло. Зато через час я встаю с кровати другим человеком
Начало приступа я угадываю безошибочно. У меня бывает мигрень с аурой и без неё: если приступ с аурой, то начинается фотопсия — это такая вспышка перед глазами, которая выглядит как яркая пестрящая буква С. Она постепенно увеличивается в размерах и в течение тридцати минут становится огромной: застилает перед глазами всё так, что ты вообще ничего не видишь, как будто очень долго смотрела на солнце без очков. Как только фотопсия заканчивается, начинается боль. Если приступ без ауры, то он начинается сразу с боли, которая постепенно нарастает и через несколько часов становится невыносимой, — иногда я ложусь на кровать лицом в подушку и просто кричу.
В моём случае боль при мигрени всегда односторонняя и очень сильно давит на лицо: такое ощущение, будто вот-вот хлынет кровь из носа и глаз лопнет. Светобоязни и боязни шума у меня не бывает, но всегда присутствует тошнота; рвёт только если приступ очень сильный. Иногда случается дезориентация, несколько раз такое было в супермаркетах — я резко терялась в происходящем, а через некоторое время приходила в себя между стиральным порошком и памперсами.
На ютьюбе бьюти-блогеры рассказывают, без чего они не выходят из дома — помады, духов, расчёски, кошелька, — я же не выхожу на улицу без таблеток. При этом лучше всего, конечно, принимать их дома; съев лекарство, я ложусь на кровать и жду начала войны. Сначала очень сильно повышается артериальное давление, кажется, что голова лопнет; затем начинается тахикардия — болезненное учащенное сердцебиение. Прикол последних приступов — отёк горла: однажды он был таким сильным, что я начала задыхаться. Длится это, как правило, час, после чего я встаю с кровати другим человеком. А приступ мигрени может длиться до трёх суток — худших суток в вашей жизни.
Из-за незнания многие называют мигренью обычную головную боль: даже моя бабушка, когда у неё просто разболится голова, говорит, что у неё мигрень. Отличный, кстати, тест: если вам помогает ибупрофен то, скорее всего, мигрени у вас нет. С неприятными комментариями в своей адрес я, к счастью, не сталкивалась, но, наверное, потому что никому не рассказывала о своём диагнозе. Если во время рабочего дня я чувствую, что у меня начинается приступ, то просто говорю, что доработаю из дома, и уезжаю. У меня хорошие отношения в коллективе, и никаких проблем никогда не возникало. Настоящий герой моих приступов — Серёжа: у него в машине всегда лежит таблетка суматриптана, он готов в любое время дня и ночи забрать меня и отвезти домой, сделать крепкий чёрный чай или просто побыть рядом и погладить по голове — это не менее важно, чем триптаны.