МнениеБудьте нездоровы:
Откуда берётся «мода»
на болезни
История популярных недугов — от чахотки до истерии
ТЕКСТ: Анастасия Пивоварова
МЫ ЛЮБИМ СЕБЯ И СВОЁ ЗДОРОВЬЕ, ПОТОМУ ЧТО НАШЕ ТЕЛО — самое близкое и понятное, что у нас есть. Но болезни мы любим не меньше. Попробуйте пожаловаться, что у вас заболел зуб — услышите в ответ несколько историй и рецептов. Но некоторые болезни становятся популярнее других, иногда кажется, что все вокруг страдают одним недугом — от звёзд до ближайших соседей. Это не похоже на ипохондрию, когда человек боится и проверяет себя на всё, скорее — на эпидемию, только вот многие модные болезни не распространяются со скоростью гриппа. Когда и почему болезни становятся популярными?
Болезнь, от которой невозможно спрятаться
Не всегда можно понять, от чего же на самом деле страдали люди ещё каких-нибудь сто лет назад. Болели животом, припадками, умирали от ударов и чёрной крови, потому что медицине было далеко до сегодняшних достижений. Защититься от болезней было невозможно, даже представления о гигиене сильно отличались от тех, к которым привыкли мы. От многих болезней не было никакой защиты, и в таких условиях появление моды можно объяснить только защитным механизмом: чтобы не бояться болезни, ею надо было гордиться. В XVIII веке в Европе стала развиваться медицина — насколько это было возможно. Именно в это время становится модным болеть, а литература и искусство только подогревают интерес к недугам: многим хотелось быть похожими на героинь, падающих в обморок от избытка чувств.
В моду вошла чахотка. Во многом потому, что
до конца следующего столетия люди не знали, как лечить туберкулёз, и болели им много. А ещё потому, что раньше под понятие «чахотка» подпадало множество болезней, не только сам туберкулёз. Считалось, что чахотка приходит к учёным, к страдающим от несчастной любви и к скорбящим. Романтично заболеть туберкулёзом можно
было и в XX веке, как это случилось
с героинями Э. М. Ремарка, но после того, как туберкулёз научились лечить и предупреждать, он стал ассоциироваться с низким уровнем жизни, и романтизация закончилась. Сейчас туберкулёз по-прежнему одна из ведущих причин смерти в мире, но назвать его модным
и интересным никто уже не может. Ничего таинственного в нём не осталось, а проблема устойчивости туберкулёза к антибиотикам интересует учёных, а не общественное мнение.
Можно предположить,
что модными становятся «болезни изобилия» — те, которые появляются у обеспеченных людей
Можно предположить, что модными становятся «болезни изобилия» — те, которые появляются у обеспеченных людей. Если раньше бедные просто не могли себе позволить болезни (из-за отсутствия медицинской помощи и банального голода люди из низших сословий просто погибали от любого более-менее серьёзного заболевания), то богатые — могли. Склонность к болезням вообще была отличительной чертой высшего общества. Крестьянам и работникам полагалось быть неизменно здоровыми и сильными, потому что их «простая» натура якобы не была подвержена поломкам, в отличие от сложной и тонко настроенной натуры аристократов. «Как могли вы подумать вдруг показаться в общество, не бывши ещё больными? Такое крепкое здоровье прилично одному только крестьянскому поколению. Если вы и подлинно не чувствуете никаких недомогательств, то скрывайте, пожалуйте, такое страшное преступление против моды и обычаев. Пожалуйте, стыдитесь столь крепкого сложения и не выгораживайте себя из числа нежных и хворых людей большого света», — сатирическое произведение Николая Ивановича Страхова, вышедшее в 1791 году и недавно переизданное, как раз это и иллюстрирует.
Впрочем, не все распространённые болезни становились модными. Например, истерией болели только женщины — это была загадочная болезнь со множеством симптомов, её причину видели в матке, которая по своей воле блуждала или отправляла парами мозг. Ничего привлекательного в истерии, несмотря на распространённость, не было, наоборот, её считали признаком слабости. Зато меланхолия, в которой можно усмотреть признаки депрессии или аффективных расстройств, была куда популярнее. Достаточно вспомнить образы Байрона или перечитать «Евгения Онегина», чтобы понять: в XIX веке, чтобы слыть модным, нужно было объявить себя меланхоликом.
Болезнь, которая раньше
не была изучена
Существует так называемый синдром третьего курса: студенты медицинских вузов именно в это время переходят от основ к изучению болезней, зубрят опасные симптомы и немедленно находят их у себя. Примерно такой же эффект бывает, когда человек чувствует недомогание и открывает медицинскую энциклопедию или вбивает симптомы в строку поиска Google: найдётся множество болезней, которые запросто может обнаружить у себя даже здоровый человек. Существует достаточно неспецифических симптомов, которые проявляются при совершенно разных заболеваниях: слабость, головокружение, повышение температуры, сонливость и так далее. Найти у себя пару таких признаков — простая задача, особенно если пару ночей плохо спать или неделю забывать пообедать.
Этот же механизм работает, когда какая-то болезнь становится предметом пристального внимания медиков и учёных: например, открывают новый метод лечения или выделяют отдельный диагноз, создают программу поддержки больных. В информационном пространстве появляется информация о заболевании, его симптомах, факторах риска, люди узнают о нём и массово обнаруживают признаки болезни у себя. Этому помогают и лидеры мнений, те же звёзды, которые рассказывают о своих болезнях или поддерживают благотворительные фонды: на фоне всеобщего интереса проще собирать пожертвования. Например, несколько лет назад были весьма «популярны» расстройства аутического спектра и «загадочный» синдром Аспергера. После выхода сериала о Шерлоке массово появились «социопаты», а заодно и гайды о том, как с ними общаться.
По словам психотерапевта Дмитрия Исаева, был период, когда каждый второй пациент, входя в кабинет на приём, драматически сообщал, что у него депрессия, хотя
никаких клинических проявлений этой болезни у
пациентов не было. Тогда депрессию романтизировали на
сцене, в литературе и в кино. Мода на жёсткие женские стандарты красоты быстро породила анорексию и булимию. Мода на таинственных детей индиго и желание возвыситься за счёт собственного ребёнка открыла небывалый интерес к аутизму, признаки которого расширились за границы других известных педиатрических и психиатрических особенностей. Дмитрий Исаев отмечает, что сейчас на пике моды тревожные расстройства.
Страх реальных перемен в жизни порождает панику. Она маскируется фобиями по поводу собственного здоровья или здоровья близких
По мнению психотерапевта, это связано с тем, как меняется общество: наше время становится плотнее и стремительнее. При повышении комфорта условия выживания парадоксально становятся намного жёстче. Это неизбежно сказывается на отношениях между людьми, особенно близких отношениях. И когда необходимо что-то менять в себе, в укладе, в отношениях с близкими, чтобы успеть за ускользающим временем, наступает страх. Именно страх реальных перемен в жизни порождает панику. Она маскируется фобиями по поводу собственного здоровья или здоровья близких. Ведь только острым страхом смерти можно перекрыть тревогу необходимости реальных перемен, и вот уже каждый второй заходит в кабинет доктора с паническими атаками.
Это не значит, что говорить о болезнях не надо — как раз наоборот. В этом случае мода, какой бы иногда нелепой она ни была, только помогает. Если из сотни мнимо заболевших людей хотя бы один всерьёз задумается о своём состоянии и сходит к врачу, чтобы вовремя остановить болезнь, — это здорово. Собственно, для этого и нужны рассказы. В какой-то степени такая мода помогает и самим заболевшим чувствовать себя лучше, она снимает стигму «раз больной, то плохой». Люди, которые учатся примерять на себя состояние других, могут лучше к ним относиться.
Но у моды на болезни есть и другая сторона. Во-первых, популяризация — это обесценивание состояния больного. «А, подумаешь, у меня тоже была депрессия, я пошёл в кино и всё прошло» — пример как раз такого повального увлечения, когда словом «депрессия» называли любое снижение настроения (и до сих пор называют). Во-вторых, чем более модным становится диагноз, тем проще и однозначнее его воспринимают, а это уже формирует неправильное представление о любом диагнозе: если в фильме герой заболевает раком, то, скорее всего, для того, чтобы умереть и показать трагедию. Бывают и исключения, в которых больному удаётся всё преодолеть, но их намного меньше.
Болезнь, от которой выгодно продавать лекарство
Дисбактериоз, вегетососудистая дистония — это такие диагнозы, которые можно поставить кому угодно и когда угодно, слишком много неспецифических симптомов объединяют эти состояния. Зато их удобно лечить красивыми лекарствами. И это выгодно продавать, поэтому нам постоянно рассказывают в рекламе, как все поголовно стали страдать из-за плохого пищеварения или современной экологии, поэтому срочно нужно избавиться от токсинов и вывести шлаки. Это не мода на болезни в чистом виде — скорее на методы лечения и профилактики. Иногда они напрямую противостоят каким-либо диагнозам, например «закислению организма», иногда конкретная болезнь не называется, а весь процесс лечения называется красивым словом, например детокс.
К счастью, у нас есть возможность критически относиться к навязчивым популярным советам. Исаев отмечает, что следование моде — это всегда подражание, попытка обезопасить себя через соответствие сильным и знаменитым. И с модой на болезни то же самое, даже несмотря на то, что болезни могут представлять прямую угрозу жизни. Индивидуальность всегда немного в стороне от принятого в обществе, от соответствия большинству, в том числе и от массовой моды.
Фотографии: Wikimedia Commons (1, 2), BBC
