Свежим взглядомПересматриваем «Иронию судьбы»: Эльдар Рязанов как Джейн Остин советской эпохи

После колонки о фильме «Любовь и голуби» несколько моих подруг, не сговариваясь, почти одновременно рассказали мне, что в золотом советском фильмофонде есть фильм, который раздражает их больше, чем меня крики «Людк, а Людк!». Действительно, что это, как не коллекция триггеров: живущий с мамой тридцатишестилетний мужчина после распития пива и водки в компании друзей оказывается в чужой постели в другом городе, а, немного протрезвев и поев салатиков, забывает об оставленной дома невесте и начинает активно ухлёстывать за другой женщиной. Ею оказывается тридцатичетырёхлетняя учительница, только что вышедшая из десятилетних отношений с женатым мужчиной и почти сразу же нырнувшая в новые — с контролирующим и застёгнутым на все пуговицы мужчиной по имени Ипполит. Она тоже живёт с мамой. Герой-триггер работает хирургом, и моя подруга возмущалась: как вообще можно доверить здоровье такому человеку? Да он забудет скальпель внутри больного, как постоянно забывает то портфель, то банный веник. Герой и героиня встречаются на территории квартиры типовой советской многоэтажки, и между ними вспыхивает внезапное чувство. Но любовь ли это?

Я смотрела «Иронию судьбы», как и многие жители постсоветских пространств — то целиком, то отрывками, — в канун Нового года на протяжении десятилетий. Это, наверное, самый популярный — в первый год показа (1976) его посмотрело почти 100 миллионов человек — и самый любимый зрителями фильм Эльдара Рязанова (конкуренцию может составить, пожалуй, только «Служебный роман»). Я тоже его очень люблю. Но уже почти десять лет я живу без телевизора и после разговоров с подругами решила, что пришло время испытать мою любовь.

Как известно, существует два типа людей — те, кто под «Иронию судьбы» нарезает оливье, и иностранцы. Хотя кто-то отправился во внутреннюю эмиграцию и игнорирует вселенную 3-й улицы Строителей, дома 12, созданную Рязановым вместе со сценаристом Эмилем Брагинским и композитором Микаэлом Таривердиевым.

Первое, что стоит отметить, — даже после навязанного центральными каналами бесконечного повтора «Ирония судьбы» остаётся невероятно увлекательной. Сюжет фильма, в основе которого пьеса Рязанова и Брагинского «С лёгким паром!», драматургически очень ладно скроен: беспокойные звонки в дверь, неожиданные гости и хлопанье дверью с последующим возвращением Ипполита, до самого конца сохраняется напряжение — чем же завершится эта новогодняя ночь? И хотя мы все прекрасно знаем концовку, интонация — и музыкальная, и актёрская, — которую выстраивает Рязанов, невероятно добрая и человечная — каждый герой обнажает свою ранимую, уязвимую сторону, а переживания героев так нюансированны и естественны, что просто невозможно не вовлечься и не начать им сопереживать.

Но если драматургическая выверенность помогает зрителям погрузиться в ситуационную комедию перепутанных квартир, то что же находится внутри этих комедийных коридоров, перемежаемых музыкальными вставками?

Даже после навязанного центральными каналами бесконечного повтора «Ирония судьбы» остаётся невероятно увлекательной

Фильм открывает короткая анимация мультипликатора Виталия Пескова — в стиле «Фильм, фильм, фильм» — о горестях советского архитектора, вынужденного проектировать однотипные дома, и сразу же зрителю показывают панораму заснеженного района новостроек, а закадровый голос Александра Ширвиндта иронично рассказывает, что здесь каждый житель страны чувствует себя как дома, ведь живёт точно в таком же районе.

Как интересно, что эту часть советского прошлого, продолжающего существовать в постсоветском настоящем, видим только мы — она для внутреннего потребления, тогда как весь мир знает Россию — кинематографическую её версию, из новостей складывается другая картина — по фильмам Андрея Тарковского, где всё советское намеренно убрано из кадра и оставлено только поэтическое и общечеловеческое, как холмы Тосканы или Юрьева-Польского. Ведь, скажем, британское кино разворачивает куда более широкое полотно, заглядывая в социальные квартиры и дома аристократов — в фильмах Линдси Андерсона, Майка Ли и Мерчанта и Айвори, даже в комедиях с Хью Грантом. Перекинув мысленный мостик к Хью Гранту, я внезапно обнаружила необычное сходство, ведь, конечно же, «Ирония судьбы» — это история матримониальной игры, двух несостоявшихся предложений. А королевой описания этих игр является Джейн Остин.

«Ирония судьбы» и стоящий неподалёку от неё «Служебный роман» — это не только слепок эпохи (чего стоят только песни на стихи запрещённых поэтов), это портрет устройства семьи в государстве с социалистическим строем, очень точно располагающий акторов на постаментах с соответствующим им статусом. Нити эти насколько тонкие, что почти незаметны за новогодней мишурой и беготнёй Лукашина с портфелем и банным веником под мышкой, ведь для создателей фильма такой была окружающая их жизнь. Тридцатилетние герои, живущие с мамой, которая понимающе уйдёт к подруге, если молодым понадобится уединиться, и отсутствующие по умолчанию отцы. Баланс, в котором тридцатишестилетний мужчина — завидный жених, а тридцатичетырёхлетняя женщина едва-едва может запрыгнуть в последний вагон уходящего брачного поезда. Это очень близко (пусть принадлежит не только другой эпохе, но даже другому общественному устройству — социализму!) книгам Джейн Остин, где создаётся панорама жизни класса сквайров и землевладельцев, а героини — Элизабет Беннет, Элинор Дэшвуд, Энн Эллиот и даже Эмма Вудхауз — выдвинуты на ответственную и порой опасную миссию: выйти замуж за респектабельного человека и при этом не за жабу. Лучшая подруга Лиззи Беннет Шарлотта Лукас справляется лишь наполовину и становится женой мистера Коллинза. Как справедливо замечает социолог Ева Иллуз в книге «Почему любовь причиняет боль», книги Остин не столько о любви, сколько о социальном ритуале, совершаемым мужчиной и женщиной, который сообщает каждому из участников новый статус — степенного мужа и уважаемой жены. Если ко всему этому примешиваются чувства, то это приятный бонус для непосредственных участников и для читателей Джейн.

Из без пяти минут жениха и невесты они становятся просто людьми. И этот поступок приносит их партнёрам не только боль, но и освобождение

«Ирония судьбы» — это история отношений двух пар и вспышки влечения в интерьерах советского быта: с виду благополучного советского застоя, где за материальными благами обычный человек должен был стоять в очереди (см. фильм Рязанова «Гараж») — за квартирой, машиной, чешской стенкой и югославскими сапогами. И этот быт, как бы нам этого ни хотелось, занимает в их судьбах всё пространство — это воздух, которым они дышат. В «Иронии» есть даже своя Шарлотта Лукас — Валя в исполнении Валентины Талызиной (она же дала главной героине Наде свой голос, как Барбара Брыльска — лицо и глаза, тело и жесты). Это момент, о котором я никогда раньше не задумывалась: подруги Нади поднимаются к ней в квартиру поздравить её с Новым годом, а муж Вали остаётся ждать в машине — потому что это мистер Коллинз, человек, выпадающий из весёлой дружеской атмосферы, чьё присутствие тяготит и нежеланно.

Когда я смотрела «Иронию судьбы» ещё ребёнком, для меня это была городская сказка, история о том, как в мире тогда ещё новых, но уже предельно уродливых коробок спальных районов два близких по духу человека встречают друг друга. Пересмотрев фильм, я увидела ещё одно измерение этой встречи: добросердечная Надя и выглядящий отчаянно безответственным нерешительный Женя, кого с трудом вытягивает обаяние Мягкова, хватаются друг за друга как за спасательную верёвку, не важно, что будет завтра, но сегодня — это их лазейка из отношений, в которых по-настоящему ни один из них не хочет находиться, попытка выпрыгнуть из брачного ритуала в манящую неизвестность. Из без пяти минут жениха и невесты они становятся просто людьми. И этот поступок приносит их партнёрам не только боль, но и освобождение: Галя перестаёт быть мягкой манипуляторшей и обретает гордое достоинство обманутой невесты, не желающей прощать; пьяный Ипполит вылезает из своего футляра — он не перестаёт контролировать Надю, не может ей довериться, но больше не скрывает своего одиночества («Шёл по улице малютка, посинел и весь продрог») и желания быть любимым.

Показатели давления в сообщающихся системах общественного и личного меняются: сегодня тридцатичетырёхлетняя женщина уже не скажет, что ей много лет, а двадцатитрёхлетняя, возможно, уже не будет так торопиться выскочить замуж за мужчину на тринадцать лет старше, к тому же живущего с мамой. Но несмотря на то, что давление уменьшилось, сами сосуды никуда не делись, как и желание найти любовь и устроить личную жизнь. Как Джейн благосклонно соединяла сердца своих героев, даря им то, что так непросто обрести, чего она сама в жизни не испытала, — счастливое супружество, так же и Рязанов заканчивает свой фильм на радостной ноте. Пусть мы не знаем, что будет завтра, но сегодня, в первый день нового года, герои и зрители получат надежду на чудо, что расстояния будут преодолены, мосты сожжены, ипотека выплачена, а безрассудный шаг Нади — сюрреалистическим режиссёрским жестом в одиночку прошедшей весь ночной Ленинград — сделан в сторону счастья. В этом сокрыта сила «Иронии судьбы», которая фоново присутствует с нами под бой курантов и звон бокалов с шампанским: она дарит надежду.

ФОТОГРАФИИ: Мосфильм