МузыкаНе взлетим, так поплаваем: 20 лет первому альбому Земфиры

дмитрий куркин

Переслушивать дебютный альбом Земфиры двадцать лет спустя — всё равно что доставать капсулу времени. Доставать не из ностальгии по поздним девяностым и не потому что песни из него могли стереться из памяти: на радио, которое в год выхода пластинки было куда большей силой, чем сегодня, эти песни звучали так часто, что изолироваться от них не удалось бы и в ядерном бункере. Хорошая капсула времени сохраняет приметы будущего, и таких примет в альбоме сколько угодно. Если эпоха Земфиры и «Мумий Тролля» и правда закончилась, то она как минимум была и с чего-то начиналась. И одной из отправных точек, конечно же, была «Земфира».

Сейчас, на лестнице, ясно, что это был не столько Большой Дебют, сколько игра в пустяки, песни, написанные в перерывах, перелётах и на больничной койке и записанные если не на коленках, то уж точно на лету, за каких-то полторы недели. Если верить апокрифу, продюсер Леонид Бурлаков принял песню «СПИД» за автобиографическую и решил записать альбом, пока не стало поздно (строчки, однозначно уравнивающие иммунный дефицит со смертью, сегодня звучат сомнительно, но двадцать лет назад такой знак тождества казался чем-то очевидным). Подобной спешки Земфира, жаждавшая поскорее перепрыгнуть ко второму альбому, себе позволять больше не будет. Спонтанная небрежность, просвечивающая в «маечках» и «припевочках», уступит место перфекционизму: охота за отточенным совершенством не терпит поблажек и игривых уменьшительных суффиксов.

Может быть, поэтому почти всеобщий восторженный приём альбома удивил в первую очередь саму певицу. И может быть, поэтому её будет так раздражать коронование «новых Земфир». У этого титула длинная история, ещё до скандала имени Монеточки и Гречки им кого только не награждали, но награждая, чаще всего имели в виду не «Вендетту», не «Спасибо» и даже не «П.М.М.Л.», а именно что первый альбом. Речь шла, разумеется, не о несуществующих аранжировках, а о текстах — достаточно личных, чтобы увидеть за ним фигуру автора, и достаточно неконкретных, расчерченных размашистыми мазками, чтобы слушатели могли примерить их на самих себя. Речь шла о панчлайнах, которые по тем временам казались хлёсткими, дерзкими, наглыми (певица, впрочем, предпочла эпитет «мудаковатый», что тоже показательно: где-то здесь начинается трещина между запросами публики и восприятием и амбициями самой артистки).

При всех сравнениях тогдашняя Земфира всё равно не раскладывалась на простую сумму слагаемых (Жанна Агузарова + Аланис Мориссетт + «Мумий Тролль») и выглядела одновременно и аномалией, и проводницей большого стиля — большего, чем просто образ, саунд или словесные изыски. Её «первый блин комом» был пробивным и бесшабашным, как юность, не знающая берегов, не спрашивающая разрешения и ни перед кем не отчитывающаяся. Яркой вспышкой, которую можно только успеть поймать в объектив, но нельзя законсервировать. Потому-то попытки вырастить «новую Земфиру» на полном серьёзе выглядели настолько натужными и заведомо обречёнными. Потому-то и сама артистка не горела желанием надолго застревать на этой стадии: ещё год-два, и так до конца жизни пришлось бы оставаться «девочкой-скандалом» — перспектива так себе.

Известный спекулятивный приём — «а что было бы, выйди альбом не двадцать лет назад?» — не очень применим. Слишком изменилась на этом отрезке оптика для оценки местной музыки, и какой ракурс ни возьми — русский рок, женский рок, поп-музыка, — с пластинкой, обложка которой напоминает обёрточную бумагу с наивной подписью «на память», всё равно придётся считаться: не будь альбома — и не будь он именно таким, каким угодил в плейлисты, — и оптика была бы другой, и эпоха называлась бы как-нибудь иначе.

ОБЛОЖКА: Сергей Бобылев/ТАСС