КиноШрамы на сердце и стенах: Антивоенные фильмы
о Донбассе на Берлинале
Фильмы о нас уже сняли
За четыре дня до того, как Россия начала военные действия на территории соседней страны (Минобороны России утверждает, что речь идёт о военной спецоперации. — Прим. ред.), в Берлине завершился 72-й кинофестиваль. Сейчас — в момент, когда идёт война, — странно говорить о таком событии, как фестиваль кино, но я сделаю исключение для двух фильмов — они оба из Украины и они оба о Донбассе. Моя подруга, соосновательница и соредакторка сайта о кино kimkibabaduk Татьяна Шорохова, написала в телеграме антивоенный пост со словами: «Фильмы о нас ещё снимут. И они нам, конечно, не понравятся».
Текст: Ирина Карпова
Их уже сняли.
Режиссёрка одного из них, Марина Эр Горбач написала в фейсбуке, что на показе её фильма «Клондайк» было много представителей российской прессы, но написать о нём решились только единицы. Мне кажется, что фильмы о Донбассе, об Украине, о российско-украинских отношениях уже не получится воспринимать в категории «нравится — не нравится». Это тема, заряженная болью, и вопрос только в том, сколько боли и правды вы готовы принять.
«Клондайк» Марины Эр Горбач был первым фильмом из двенадцати, которые я посмотрела на Берлинале, «Терриконы» Тараса Томенко — одним из последних. «Терриконы» — документальный фильм о подростках, живущих в Торецке, маленьком городе в Донецкой области. В апреле 2014 года Торецк на несколько месяцев был захвачен и находился в руках сепаратистов, пока военные силы Украины не вернули контроль над городом. Терриконы — это высокие горы угля, которые подростки облюбовали для своих игр, а теперь ещё и фильм — о фрагментах детства на руинах войны, об играх в разрушенных школах, о том, как дети собирают металлолом, чтобы купить игрушки — себе и младшим в семье, как дурачатся и слушают тиктоки. Во время просмотра я не могла отделаться от мысли, что чем-то подобным могут заниматься и дети в соседней России: ходить по заброшкам, продавать подобранный металл, чтобы раздобыть денег.
Сосуществование детского мира и следов войны — за этим наблюдает камера, чтобы показать — как глубоки эти шрамы, не только на стенах разрушенных домов, но внутри самих детей
Но родители и дети «Терриконов» вспоминают, когда и где разорвался снаряд, в этом и есть то главное различие. Они находятся на территории, опалённой войной, на территории, которая сейчас снова полыхает в огне российского оружия. Учитывая то, что сейчас происходит на территории Украины, трудно воспринимать фильм Томенко просто как художественное произведение, оценивать его на предмет сценария, операторской работы и монтажа — это разговор для мирного времени.
У меня есть к фильму несколько вопросов — он документальный, он о детях, и в такую комбинацию может легко закрасться манипуляция и эксплуатация юных героев. К чести режиссёра Тараса Томенко, его герои не совершают ничего провокационного, не говорят вещей, которые звучали бы для зрительского уха намеренно шокирующе или комично. Иногда они вспоминают, что перед ними камера, но большую часть времени игнорируют её. Сосуществование детского мира, детского мировосприятия и следов войны — за этим наблюдает камера Томенко, чтобы показать — как глубоки эти шрамы, не только на стенах разрушенных домов, но внутри людей восьми, девяти, четырнадцати лет.
«Нет войне», — говорит камера Тараса Томенко.
«Клондайк» Марины Эр Горбач потряс меня, и мне хотелось бы, чтобы его посмотрело как можно больше людей — прежде всего россиян и украинцев. Это фильм украинско-турецкого производства и страстное антивоенное высказывание режиссёрки Эр Горбач — история, рассказывающая о паре, Ирке и Толике, живущих в прифронтовой зоне на Донбассе во время, когда сепаратистами был сбит пассажирский борт малайзийских авиалиний MH17 и все находившиеся в нём люди погибли.
Ирка находится на последних месяцах беременности, Толик пытается увезти её в больницу в безопасное место, но они вынуждены ждать машину — её экспроприировали «ополченцы» для военных нужд.
«Клондайк» означает золотую жилу, этим названием Эр Горбач проводит соединительную линию между золотой и военной лихорадкой. Война превращает землю в средство чужого обогащения. Фильм показывает глубоко беременную женщину, которая не хочет, а потом не может покинуть свою землю, и двух мужчин — её мужа, вынужденного сотрудничать с «ополченцами», и её брата, поддерживающего Украину.
Мне бы хотелось, чтобы люди увидели этот фильм — красоту юго-восточной Украины, снятой с такой любовью, что невозможно ею не очароваться, и боль людей, живущих там и оказавшихся заложниками уже ставших историческими событий. Родители-голландцы, приехавшие на Донбасс в поисках своей дочери и оказавшиеся с Иркой и Толиком в одной машине, не могут поверить, что их дочери нет в живых. Отказываются в это верить.
Мне бы хотелось, чтобы люди увидели красоту юго-восточной Украины, снятой с такой любовью, что невозможно ею не очароваться, и боль людей, живущих там и оказавшихся заложниками
Эр Горбач рисует картину боли тонкой акварелью — она показывает обстоятельства, заблуждения и правду каждого из героев, чтобы в конце залить своё полотно красной краской. Мне не хотелось выдавать финал «Клондайка», чтобы зрители сами увидели его на стриминге или в кинотеатре, но какое это сейчас имеет значение, когда вся территория Украины стала «Клондайком», когда соседнюю страну, где живут близкие мне люди, правительство России использует как полигон для удовлетворения своих низменных амбиций.
В финале «Клондайка» в селе, где живут главные герои, высаживаются чеченские наёмники. Зрители увидят, что сотрудничавший с «сепарами» муж героини не захочет убивать брата. Не сможет. Он не убийца. И брат героини не станет его убивать, он не братоубийца. Их обоих убьют.
В братоубийственной войне нет и не может быть победителя. Победа возможна, когда народ обороняется от агрессора — в таком случае все родственные и близкие связи с нападающим, если они были, будут оборваны.
ФОТОГРАФИИ: Kedr Film, Insightmedia Producing Center
