Кино«Рок-звезда и секс-символ»: Почему мировой тру-крайм давно не делает преступника главным героем
Можно ли брать интервью у маньяка?
Интервью Ксении Собчак со «скопинским маньяком», который более трёх с половиной лет держал в заложницах двух молодых девушек, отсидел семнадцать лет и только что вышел на свободу, обернулось огромным скандалом. Виктор Мохов не единственный герой фильма Собчак, эту историю в фильме рассказывают ещё следователь, обнаруживший бункер Мохова, и его узница Екатерина Мартынова, а комментирует психолог-профайлер, которая работает с ФСБ и СК. Впрочем, сама телеведущая называет ключевым героем фильма именно Мохова.
Текст: Анна Травина
На глазах у зрителей Мохов бреется, обедает, пьёт вино за здоровье телеведущей. С подачи Ксении Собчак он даже записывает на телефон «извинение» перед своей бывшей узницей Екатериной Мартыновой, которое ведущая пытается показать девушке, но та отказывается. Но если вынести за скобки очевидные этические промахи — от ретравматизации до возможной платы за интервью (по данным телеграм-канала Mash, телеведущая оплатила мебель в доме Мохова и гонорар своему герою, однако Ксения Собчак это отрицает), — многие задались вопросом, можно ли вообще общаться с преступником и делать его «главным героем».
Проблема становится особенно острой, учитывая, что преступник вышел на свободу, явно не раскаивается в содеянном и чувствует себя звездой, за которой охотятся федеральные каналы. Екатерина Мартынова рассказала «Дождю», что хотя и знала, что Мохов появится в фильме Ксении Собчак, но не ожидала, что ведущая будет подробно общаться с Моховым и сидеть с ним «друг напротив друга».
Правозащитница Алёна Попова уверена, что «созданию звезды» из Мохова поспособствовал именно фильм Собчак. «Сигнал всем маньякам и их последователям, что на изнасиловании и похищении можно сделать крутую карьеру, а потом ещё и цинично говорить в кадре, что секс — это круто…» — заключила Попова. Зампред комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Оксана Пушкина попросила Генпрокуратуру проверить слова Мохова в интервью об одной из своих бывших узниц Елене Самохиной. Он заявил, что она не рожала с тех пор, как освободилась, и ему надо «заняться ею». Пушкина считает, что слова Мохова «можно оценить как прямую угрозу девушке».
Предвосхищая критику фильма, телеведущая Ксения Собчак написала, что взяла интервью у Мохова, потому что «это наше право как журналистов — исследовать границы добра и зла. Нельзя понять природу зла, если не заходить на его территорию». Она сравнила свою работу с фильмом Саши Сулим об «ангарском маньяке» Михаиле Попкове и написала, что «никто не критиковал эту работу и не писал: как же можно говорить с убийцей?». В соцсетях в ответ на это ведущей заметили, что в фильме Сулим главным героем является следователь, убийца же появляется в финале, и вообще Попков в отличие от Мохова сидит пожизненно, а не выходит на свободу с «теле»-триумфом.
При этом главный аргумент репортёров из команды Собчак состоял в том, что критики ставят под сомнение целый поп-культурный пласт — тру-крайм. Но так ли статичен в своём отношении к преступнику и пострадавшим жанр криминальной документалистики? И можно ли считать современным сам метод, на котором настаивает команда российской телеведущей?
Истории о реальных преступлениях на протяжении многих лет вызывали интерес людей: многим хочется понять, как мыслит преступник. Зарождение жанра тру-крайм, каким мы его знаем сейчас, связывают с выходом книги Трумена Капоте «Хладнокровное убийство» об убийстве семьи Клаттер, которую он назвал первым «документальным романом» (nonfiction novel). Истории, основанные на реальных преступлениях, конечно, существовали и раньше, но долго считались скорее «низшим» жанром.
В последнее время интерес к тру-крайм переживает небывалый подъём, на разных платформах ежемесячно выходит контент разного качества. Многие издания связывают новую волну интереса к тру-крайм с подкастом Сары Кёниг «Serial» 2014 года и сериалом Netflix «Создавая убийцу» 2015 года, которые задали новые стандарты сторителлинга.
«Создавая убийцу» был многосерийным проектом, исследовавшим среди прочего и недостатки судебной системы США, а эпизоды «Serial» выходили еженедельно, создательница Сара Кёниг, как и слушатели, не знала, чем история закончится. Считается, что такие документальные проекты породили культуру сыщиков-любителей: они активно обсуждали зацепки и теории на форумах и пытались разобраться в преступлениях. Документальный фильм Netflix «Don’t f**k with cats» 2019 года стал своего рода метакомментарием об интересе к жанру тру-крайм и онлайн-сыщиках, сделав их главными героями. Критики отмечали, что и «Создавая убийцу», и «Serial» мало внимания уделили пострадавшим и больше интересовались обвиняемыми в убийствах героями. Брат убитой Хей Мин Ли, предположительно, обращался к слушателям подкаста «Serial» и напомнил, что для него это реальная жизнь, а для них — словно детективный сериал.
И если вышеупомянутые проекты обращали внимание на недавние дела, которые к тому же вызывали сомнения в виновности героев, многие документальные фильмы продолжали рассказывать о самых известных преступниках и поддерживать их «звёздные» статусы. Например, документальный сериал «Беседы с убийцей: Записи Теда Банди» 2019 года, как считали рецензенты The Guardian, был скорее монологом убийцы и не рассказал ничего нового. Примерно в то же время вышел художественный фильм «Красивый, плохой, злой» с Заком Эфроном в главной роли, который также подпитывал представление о Банди как о харизматичном красавце.
Однако в последние годы намечается тренд: самые громкие и успешные тру-крайм-проекты уходят от «гламуризации» преступников и в большей мере посвящены пострадавшим или расследователям. Можно спорить, каких мотивов тут больше — ведь благодаря новой перспективе они не просто дают голос людям, которые этого заслуживают, но и находят для своих проектов более интересных главных героев. Среди популярных в последнее время документальных фильмов, по-новому рассказывающих о жестоких преступлениях, выделяются «Я исчезну во тьме» и «Ночной сталкер: Охота за серийным убийцей». Их объединяет то, как мало они говорят о самих серийных убийцах и насильниках.
Новую волну интереса к тру-крайм связывают с подкастом Сары Кёниг «Serial» 2014 года и сериалом Netflix «Создавая убийцу» 2015 года, которые задали новые стандарты сторителлинга
Режиссёрка Лиз Гарбус сняла фильм о расследовании преступлений Джозефа Деанджело, бывшего полицейского из Калифорнии, известного как «убийца из Золотого штата» («Golden State Killer»). В его основу легла книга Мишель Макнамары «Я исчезну во тьме». Писательница, посвятившая себя поиску насильника и убийцы, стала главной героиней фильма: команда проекта рассказала её личную историю (Макнамара умерла от случайной передозировки), показала, как она работала с другими детективами-любителями, которые дописали её книгу. Макнамара очень помогла делу, хотя в итоге и не напрямую, но точно поддерживала интерес общественности к нему (убийцу задержали вскоре после выхода её книги, в первый день съёмок сериала, по словам Гарбус).
Книга Макнамары ставила во главу пострадавших, и Лиз Гарбус тоже уделила им большое внимание в шестисерийном фильме, объясняя, что хотела «исследовать их опыт и представить последствия — жизнь после преступления, после травмы». Гарбус не берёт интервью у Джозефа Деанджело после его ареста. Вместо этого она говорит с родными убийцы, которые не подозревали о его прошлом (он совершал изнасилования и убийства в 70-х и 80-х, а арестовали Деанджело в 2018 году). Их интервью и обеспечили представление об «убийце из Золотого штата». Они рассказали о его сложном детстве и эмоциональных травмах, не оправдывая его. А муж Мишель Макнамары Паттон Освальд заключил в фильме, что женщины, которых изнасиловал Джозеф Деанджело, в отличие от него не стали продолжать круг насилия. Эмоциональной кульминацией фильма становится судебный процесс над насильником и убийцей, который посещают пострадавшие, принявшие участие в съёмках, — они заявляют, что власть теперь в их руках. Позднее они собираются на пикнике, где общаются и поддерживают друг друга, и напоминают, что произошедшее с ними их не определяет.
Сериал Гарбус оказался и в большой степени историей Мишель Макнамары, он показал, как её стремление найти убийцу и написать хорошую книгу привело к трагическим последствиям: из-за стресса писательница начала принимать различные таблетки, чтобы концентрироваться на работе, лучше засыпать и вставать по утрам. Можно сказать, что сериал стал комментарием о журналистских расследованиях и самом жанре тру-крайм.
Режиссёр сериала «Ночной сталкер: Охота за серийным убийцей» Тиллер Рассел так рассказывает о калифорнийском «ночном сталкере» Ричарде Рамиресе: «Мы сразу решили, что ни в коем случае не будем идеализировать этого парня и не будем делать из него героя». Вместо этого документалист сделал акцент на людях, в чьи жизни Рамирес вторгся: «Для нас было важно тщательно осветить истории пострадавших, потому что мы имели дело с очень чувствительными, хрупкими, а иногда и трагическими воспоминаниями о чьей-то жизни. Мы упорно трудились, чтобы установить с участниками доверительную связь, чтобы они поняли, что находятся в безопасном месте и что мы будем относиться к их историям с любовью и уважением». Главным героем фильма, по сути, стал один из детективов, расследовавших дело, Гил Карилло. Фильм посвящён ходу расследования, истории Карилло, который был новичком в отделе во время расследования, и его знаменитого напарника Фрэнка Салерно, раскрывшего многие громкие дела. Сериал включает интервью с семьями пострадавших и людьми, выжившими после нападения Рамиреса.
На решение Рассела не уделять много времени личности Рамиреса, кстати, повлияли медиа — то есть то, как они показывали преступника в 80-х, когда он был пойман. «Это было похоже на цирковой суд, где внезапно СМИ превратили это отвратительное существо в знаменитую рок-звезду и секс-символ в зале суда», — сказал Рассел.
Такой подход, впрочем, ставит перед документалистом другую этическую дилемму. Оценив стремление Рассела выдвинуть на первое место следователей и пострадавших, журналисты Vox, делавшие рецензию на его работу, заметили, что «стирание» Рамиреса скорее негативно сказалось на проекте, особенно для зрителей, незнакомых с делом. Получилось так, что авторы фильма включили кадры серийного убийцы из судов, когда он наслаждался своим звёздным статусом: надевал на заседания солнцезащитные очки и «шокировал» публику пентаграммой на руке, — но не поместили эти кадры в нужный контекст.
Фильм лишь вкратце упоминает историю абьюза, который пережил Рамирес в детстве, и в то же время включает его слова о том, что он родился «плохим» («a bad seed»). Как считают в Screen Rant, сегменты о тяжёлом детстве Рамиреса, о «Сатанинской панике» («Satanic panic») в США в 80-е, которую насильник и убийца использовал, чтобы привлечь к себе внимание, способствовали бы «демифизации» преступника. С одной стороны, пишет Vox, было бы здорово лишить Рамиреса его власти, почти не говоря о нём, а с другой — важно было упомянуть замкнутый круг насилия, породивший убийцу, а не подпитывать миф о злом по своей сути преступнике.
«Зло — это религиозное понятие, а не научное», — говорит примерно о том же психиатр Дороти Льюис в документальном фильме Алекса Гибни «Безумен, но не болен» («Crazy, Not Insane»), посвящённом её карьере, изучению поведения серийных убийц. Лента рассказывает о её исследованиях — она интервьюировала множество серийных убийц, — а также обращает внимание на изображение преступников в медиа как от природы злых «маньяков». Льюис считает важным изучать историю жизни человека, его детство, чтобы понимать его мотивацию и, главное, предотвращать будущее насилие.
Важная часть фильма рассказывает о её общении с Тедом Банди. Он настаивал на том, что вырос в обычной семье, а свои действия объяснял в одном из интервью влиянием на него порнографии. Он сам защищал себя в суде, из-за чего процесс превратился в фарс. Дороти Льюис, которую пригласили работать над делом Банди, решила изучить историю его семьи и выяснила, что бабушку Банди лечили от депрессии электрошоком, а его дед, который для него был как отец, был домашним тираном. По её словам, история детства Банди исключала миф о нём как о «воплощении зла». Льюис диагностировала у Банди биполярное расстройство, а позже и диссоциативное расстройство личности.
В фильме Льюис подчёркивает, что ей важно изучать именно то, почему люди становятся (а не рождаются) убийцами. В одной части фильма доктор Льюис берёт интервью у электрика, который приводил в действие электрический стул для заключённых, приговорённых к смертной казни. Она думала, что, возможно, нашла того самого лишённого эмпатии человека, «хладнокровного убийцу», но заключила, что электрик был таким же «растерянным и бестолковым, таким же разбитым и избитым, как те жестокие люди, с которыми я беседовала в камере смертников».
В издании Screen Rant считают, что фильм о работе Дороти Льюис должны смотреть все документалисты, снимающие в жанре тру-крайм. Включая психологический портрет насильника или убийцы в свои фильмы, авторы могли бы объяснить его мотивацию, не столько очеловечивая, сколько демистифицируя преступника, лишая его пресловутой «звёздной» власти.
При этом важная для современной документалистики в жанре тру-крайм демонстрация «банальности зла», то есть бесстрастное описание социальных обстоятельств, не снимает с человека ответственность за его преступления. Включая в свои фильмы психологические портреты насильников, авторы фильмов не поступаются своими взглядами на их преступления, а рассказывают истории пострадавших через призму собственных этических принципов.
В документальном сериале «Йоркширский потрошитель», отмечает критика, показан не только процесс расследования серии жестоких убийств женщин. Большое внимание уделяется и мизогинии полиции, на качество работы которой явно повлияло убеждение, что пострадавшие были секс-работницами. Сериал хронологически показывает расследование убийств (и ошибки следователей), приводит слова родственников пострадавших и показывает контекст, в котором происходили преступления. В сериале, например, говорится об экономическом отчаянии женщин в Англии 70-х годов, о социокультурной обстановке.
В проекте есть анализ самого «потрошителя» Питера Сатклиффа, который появляется в конце сериала. «После того как его арестовали, было желание, чтобы он оказался монстром. Он должен быть полностью вне культуры, из которой он пришёл. И я подумала, что это не может быть правдой. Вы знаете, люди… люди не появляются полностью сформированными без какой-либо связи с обществом, в котором они растут», — сказала в фильме журналистка Джоан Смит. Она выяснила, что Сатклифф вырос в атмосфере, нормализовавшей мизогинию. А в недавней колонке для The Guardian, описала женоненавистничество во время расследования и пришла к выводу, что и до сих пор эксперты не прислушиваются к женщинам.
Но даже при таком фокусе сериал подвергся критике из-за своего названия — таким образом, говорили родственники погибших, он сенсационализировал личность Сатклиффа. Примечательно, что проект должен был называться «Однажды в Йоркшире», но Netflix поменял заголовок после того, как были записаны интервью с пострадавшими. По мнению сына убитой Сатклиффом Вильмы Маккен, Netflix «растратил всю чувствительность, назвав так сериал».
Изменения в жанре тру-крайм отражают изменения в культуре. Когда Питер Сатклифф умер в ноябре 2020 года, коронер выразил слова поддержки семьям, перечислив имена женщин, которых убил преступник.
Включая в свои фильмы психологические портреты насильников, авторы фильмов не поступаются своими взглядами на их преступления
От внимания зрителей больше не ускользает и полицейская этика. Кульминация сериала «Ночной сталкер», как отмечает Vox, приходится на сцену, где один из полицейских узнаёт имя преступника, однако добивается зацепки, ударив свидетеля. Сериал не комментирует превышение офицером своих полномочий, и критика не обходит эту проблему стороной.
Речь идёт не только о документалистике. В жанре детектива уже давно устоялось клише следователя, похожего на убийцу, которого отчаянно стремится поймать (или пытающегося, как в случае с «Охотником за разумом», понять его мотивацию). Он становится антигероем, за которым наблюдают зрители. Однако в современном мире зрителям сложнее сопереживать полицейским, нарушающим правила или демонстрирующим одержимость убийцами.
Среди сериалов, основанных на реальных событиях, выделяется «Невозможно поверить» («Unbelievable»). Он показывает эмоции девушки, пережившей изнасилование, и то, как система подвела её. Раскрывает персонажей пострадавших от действий насильника. В то же время сериал представляет собой процедурал, в котором две женщины расследуют убийство и, хотя и стремятся обойти некоторые ограничения, всё же никогда не прибегают к насилию, а профессионально выполняют свою работу.
Датский сериал «Расследование» о расследовании убийства журналистки Ким Валль принципиально не называет её убийцу по имени. Режиссёр Тобиас Линдхольм написал в эссе для The Guardian, что изначально не хотел браться за историю из-за того, как её освещали в прессе, фокусируясь на преступнике, эпатажном изобретателе. Однако потом он познакомился с главным следователем и семьёй Валль. «Я хотел рассказать историю о [следователе] Йенсе, родителях Ким и о человечности всего этого. Историю, в которой нам даже не нужно было называть имя преступника. Ведь она была просто не о нём», — подчеркнул Линдхольм.
Современная повестка проявляется и в сериале «Кларисса», продолжении «Молчания ягнят»: агент Старлинг напоминает журналистам о пострадавших и призывает не раздувать историю о серийном убийце. Художественные сериалы, кажется, понемногу уходят от таинственных героев-преступников.
Итак, последние значимые проекты в жанре тру-крайм (и художественные) показывают переход к новым стандартам тру-крайм-сторителлинга: пострадавшие и расследователи становятся главными героями истории. Авторы фильмов принимают осознанное решение не воспевать преступников, а давать слово пострадавшим людям и тем, кто добился для них справедливости. Зрители демонстрируют, что больше сочувствуют необычным, но не обсессивным копам. Любители жанра (и это, кстати, преимущественно женщины) устали от сенсационалистских историй о злых и харизматичных преступниках, но всё же хотят видеть их психологические портреты, чтобы понять, что может стать причиной насилия. Авторы, работающие в этом жанре стремятся соблюдать баланс.
Важным становится социокультурный контекст историй, показывающий, как такие преступления в принципе могли случиться, каким образом они расследуются и как они влияют на общество и на жизни пострадавших людей. (Стоит оговориться, что перечисленные документальные фильмы рассказывают о преступниках, которые умерли либо были приговорены к пожизненным срокам на момент выхода проектов. Но даже в этом случае авторам не всегда удавалось избежать ретравматизации пострадавших).
Главная претензия к фильму о «скопинском маньяке» не столько в том, что разговор с ним состоялся и что это разговор «на равных», а в том, что за процессом монотонного бритья или обеда солянкой преступника нет ничего, кроме шаблонной съёмки еды и бритья. «Банальность зла» в фильме вообще сводится исключительно к торжественной «безбожности». И именно это делает историю поверхностной и неуважительной по отношению к её главным участницам.
Авторам же современного тру-крайм обычно есть что сказать, а их гуманистическая позиция становится ещё и художественной. Как считает колумнистка Vulture Элис Болин, это происходит потому, что «интеллектуальные» («highbrow») документальные фильмы, о которых мы рассказывали выше, имеют важные социальные последствия и накладывают на авторов большую ответственность. «Serial» и «Создавая убийцу», например, привели к новым рассмотрениям дел их героев. Болин напоминает, что современные тру-крайм-проекты, которые не теряют популярности, могут предоставить поддержку, а могут лишь грубо вмешаться в жизнь героев. Вот почему авторы в своей работе неизбежно задаются этическими вопросами — ведь цена каждого такого вопроса слишком высока.
ФОТОГРАФИИ: Netflix, Getty Images
