Кино«Чтобы играть уставшую, нужно очень много сил»: Самал Еслямова об «Айке»
и Каннах

О выборе карьеры

Я никогда не мечтала стать артисткой. В детстве меня очень впечатлили дикторы, которые озвучивали передачи, и мне всегда хотелось так же — когда я подросла, я заинтересовалась журналистикой. В тот год, когда я оканчивала школу, в нашей Северо-Казахстанской области открылся первый казахский театр. Туда хотели набрать местных ребят, и поэтому у нас запустился экспериментальный актёрский курс. Когда мне его посоветовали, я удивилась — думала, что на актрису надо ехать учиться в Алматы или в Москву. Я ходила иногда на спектакли, но об актёрской карьере никогда не думала. Но решила, что раз уж я рано окончила школу — в шестнадцать лет, — то можно год поучиться на этом курсе, если что, поступлю куда-то ещё. Мне, конечно, понравилось, и я осталась учиться в колледже. Когда я была на четвёртом курсе, по всему Казахстану шёл кастинг на фильм Сергея Дворцевого «Тюльпан», и они приехали в наш город. Мы с девчонками пошли на кастинг просто так, попробовать — а через какое-то время меня позвали на второй тур в Алматы, и в итоге я снялась в «Тюльпане».

Когда-то я прочитала в мемуарах какого-то артиста, что он окончил ГИТИС, и у меня в голове отложилось, что это просто невероятное место. Я мечтала туда поступить, но после колледжа начались съёмки, которые продлились три с половиной года. После «Тюльпана» мне было двадцать два, и я решила попробовать приехать в Москву — в ГИТИСе в том году тоже был экспериментальный курс, его набирали Евгений Борисович Каменькович и Дмитрий Анатольевич Крымов. Это был режиссёрско-актёрско-сценографический курс, где все учились вместе, — такое сделали впервые.

ГИТИС — это в первую очередь русская школа, конечно, но бывают специальные курсы, куда набирают ребят из Азии, иностранцев. У нас же был обычный курс, так что я была единственной азиаткой. Учиться было интересно, очень. Каждый семестр у нас был тематический — посвящённый какому-то конкретному автору или направлению. Сценографы и режиссёры брали те сцены и фрагменты, которые им были интересны, и приглашали нас в них играть. Так мы переиграли всего Островского, всего Чехова, всего Шекспира. Было много и прозы, и современной драматургии. С режиссёрами учиться очень интересно: хотя они ещё студенты, уже видно, что они все разные, у каждого свои идеи и свой подход.

О работе с Сергеем Дворцевым и подготовке к «Айке»

Я сразу понимала, что «Айка» будет очень сложной картиной. По «Тюльпану» я уже хорошо знала Сергея: хотя он отошёл от документального кино, он считает, что на экране должна быть безусловная правда. Было понятно, что придётся погружаться в этот мир и играть человека, который абсолютно на меня не похож — ни судьбой, ни психофизикой. Нужно было играть вымотанную, только что родившую женщину. У меня самой ещё нет детей, и я не могу до конца прочувствовать и понять то, что женщина ощущает на следующий день после родов. Но я, конечно, опросила всех своих знакомых, всех родственниц, пациенток роддома, где мы снимали. Выяснилось, что хотя всем непросто, у всех это проходит очень по-разному. Кому-то было очень тяжело, а кто-то после родов могла спокойно ходить, даже голова не кружилась. Чтобы понять, хватило бы сил у женщины после родов совершить такой побег, как Айка, я у всех спрашивала: «А если бы за тобой лев гнался, ты бы смогла побежать?» И все говорили, что да.

Я играла не киргизку или казашку, а историю. Это же правда, есть такая история: в Москву приезжают мигранты из Средней Азии, вот так живут, вот в такие ситуации попадают. Меня с самого начала зацепила тема матери и ребёнка, самой сильной связи, которая бывает на этом свете. Когда Сергей рассказывал мне про фильм, он как-то так сформулировал это, что я сразу подумала — да.

Для фильма мне нужно было выучить киргизский. Он похож на казахский — это языки из одной группы. Но в этом и сложность тоже: в какие-то эмоциональные импровизационные моменты срабатывала «автокоррекция» в мозге: начинаешь говорить по-киргизски — продолжаешь по-казахски. Мы не стали добиваться идеальной языковой чистоты, что-то в фильме так и осталось. Сергей придумал, что Айка — с севера Киргизии, а это близко к Казахстану, то есть она действительно могла так разговаривать. Одно казахское выражение так целиком и осталось в фильме: там есть такой момент, когда её обманула напарница, и Айка ругается — говорит по-казахски что-то вроде «я тебе сейчас врежу по носу», это такое устойчивое выражение.

О съёмках

Все эти шесть лет съёмки были нашей жизнью. Были дневные и ночные смены, мы всё время смотрели на прогноз погоды, ждали снега. Планировали одно, потом резко меняли. Кто-то смотрит прогноз и говорит: «В восемь часов утра с вероятностью девяносто процентов будет снег». Все срочно собираются, а я понимаю, что мне с шести утра нужно начать готовиться.

Мы выезжали очень рано утром, чтобы успеть до пробок. Пять утра — это такое время, когда хочется спать больше всего. Я навсегда запомню, как мы едем, я дремлю в машине и периодически просыпаюсь, а Вячеслав Агашкин — первый ассистент Сергея, который был ещё и водителем, и кастинг-директором, и в фильме снялся, — единственный не спит и нас везёт. Ещё запомню, как мы быстро переодеваемся на улице и наша звукорежиссёр Наташа поднимает свою кофту, чтобы достать микрофон — она его согрела для меня, чтобы мне не было холодно цеплять микрофон к телу. Было сложно, но такие человеческие моменты — это очень сильно, ради такого стоит продолжать. Помню, как Оля Юрасова, которая была и художником, и гримёром, трёт руки, чтобы быстро поправить мне мокрые пряди на лице — на улице холодно, но в варежках это не сделаешь. В такие моменты особенно остро понимаешь, насколько важен труд всей команды. Я постоянно ощущала плечо этих людей. Они настоящие фанаты кино, без этого ничего бы не вышло.

Поддержка очень важна, потому что быть главной героиней — это не только мечта, но и гигантская ответственность. Нужно всё время держать вес, волосы не стричь, избегать солнца — загар ведь гримом не уберёшь. В солнечную погоду я до сих пор перехожу на теневую сторону улицы.

Чтобы играть уставшую, надо реально устать, потому что камера всё видит. Перед каждой сменой я долго готовилась физически — бегала по улице, потом танцевала в помещении, чтобы появилась потничка на лице. К концу фильма, когда усталость героини доходит до пика, перед съёмками приходилось очень долго танцевать и делать упражнения, чтобы поймать определённое дыхание. Это тонкая работа: нужно было сильно устать, но так, чтобы всё же осталось немного сил на концентрацию. Каждое маленькое движение — как берёшь кружку, как пьёшь чай — отрепетировано, они должны быть очень точными. Если я уставала чуть больше, чем нужно, то после нескольких дублей глаза начинали меняться — мы смеялись, что глаза уже «садятся», и заканчивали съёмки. Оказалось, чтобы играть уставшую, нужно очень много сил.

О погружении в мир мигранток

И до, и во время съёмок мы очень много разговаривали с мигрантами, которые живут в Москве, — а на этапе создания сценария Сергей общался с женщинами, которые, как Айка, оставили своих детей в роддоме. Мы вместе читали статьи, изучали статистику. Такие ситуации, как у Айки, действительно до сих пор происходят. Можно только представить, в каком состоянии эти женщины находятся — насколько ужасны условия, в которых они живут, что они готовы отказаться от своих детей. Но у каждой девушки, конечно, есть ещё своя личная причина. Многие стыдятся, что родили вне брака, — родственники не поймут, помогать не будут.

Мы очень много говорили с киргизками, у которых дети остались дома, пока мамы работают в Москве. Они рассказывали, как изредка приезжают домой и дети обнимают их и не хотят отпускать. Сложнее всего уезжать — приходится это делать рано утром, пока дети спят, чтобы они не плакали. Я помню, что когда наша мама уезжала к бабушке на один день, в детстве это было настоящей катастрофой. А эти женщины годами не видят своих детей.

Почти все, кто играет в «Айке», не профессиональные актёры, а реальные мигранты. Для них был специальный кастинг: некоторых нашли через центр киргизской диаспоры на ВДНХ, некоторых на улице или в кафе — заметили типаж, интересное лицо, пригласили на съёмки. В работе с непрофессиональными актёрами были свои трудности. Они же все продолжали ходить на свою основную работу, продолжали жить свою жизнь. Кого-то могли депортировать. Происходили разные истории — например, одна актриса вышла замуж и сказала, что больше не может сниматься, так как муж не отпускает. Так как актёры не привыкли к камере, могли на неё случайно посмотреть или забыть реплику, было очень много репетиций. Это было и сложно, и помогало. Это же всё талантливые люди — не профессионалы, но люди с актёрской природой, и они все были очень правдивы, а это важно. Их реплики не звучали так, как будто поставлены, и они отлично играли — не себя, а своих персонажей, и были в этом убедительны.

Реакции на фильм разные были. Некоторые мне писали: «Вы же казахская актриса, как вы вообще смели играть киргизку!» Но как я буду играть казашку, если здесь казахстанских мигранток нет? Практически каждый день я получаю сообщения с благодарностями — за то, что мы подняли эту тему. Периодически мне даже новостные сводки отправляют — о таких историях, как у Айки.

Об Айке и материнстве

Айка сильно отличается от меня. Она очень смелый человек: девять месяцев одна, полуголодная, работает и скрывает свою беременность — не каждая сможет такое пережить. Она очень сильная. У неё большие планы — а у меня совсем нет коммерческой жилки, я не человек бизнеса. Я не знаю, конечно, как бы я поступила в её ситуации, но мне кажется, что я не смогла бы оставить ребёнка. Мои родители очень хотели много детей, у меня четыре племянницы, к каждому рождению ребёнка в семье мы относимся как к самому главному чуду. Я сама очень хочу детей, но пока не складывается.

История Айки — о том, что природа может оказаться сильнее всех твоих убеждений и планов. Она не хотела этого ребёнка, но в конце вдруг понимает, что ребёнок теперь для неё самое важное. Она хотела отодвинуть от себя эти чувства, хотела закрыть эту тему и забыть — но в самом конце она всё-таки забирает сына и кормит, и тогда мы чувствуем, что она уже его не отдаст. Что произошло после финала фильма? Хочется, конечно, верить, что кто-то открыл дверь и спрятал Айку, что она нашла способ выкрутиться или какие-то добрые люди ей помогли. Самое главное — что она не стала животным, её человеческие качества всё-таки взяли верх. Что она остановилась перед этой чертой, не смогла её перейти.

Что касается тяжёлой работы — ну, наверное, если бы мои дети сидели голодные, я бы любую работу могла делать, и полы мыть, и куриц разделывать тоже. Эпизод в цехе с курицами был сложный, конечно, там и атмосфера, и запах своеобразные. Но назад дороги не было — надо было, чтобы именно мои руки это делали, не чьи-то ещё. Раз уж я согласилась играть мигрантку, которая делает тяжёлую работу, чтобы выжить, и через день после родов обрабатывает кур, я должна это делать.

Мне говорили, что в фильме есть физиологические моменты, на которые тяжело смотреть. Как человеку мне это понятно — кровь, неприятно, что поделать. Но как же рассказать такую историю без крови, без молока? Меня даже спрашивали, не было ли мне стыдно в такие моменты. Но что тут стыдного? Мне кажется, Сергей смог нащупать нужную грань, чтобы мы показали ровно столько, сколько нужно. Как мы снимали сцены с молоком — это, конечно, отдельная история: там искусственная грудь, сложная система трубочек. Финал — комбинированные съёмки: лицо моё, а грудь другой артистки. Очень я благодарна ей за то, как мы смогли синхронизироваться, чтобы это снять. Сцена была сложная: мы были в реальном подъезде, где ходят люди, с двумя младенцами — ждали, кто первый захочет есть.

О Каннском кинофестивале и награде

В последний месяц перед фестивалем мы абсолютно вымотались — я спала по четыре часа, Сергей — по два. Отборщики Канн посмотрели готовый материал, а оставшееся — процентов сорок — мы доснимали и доделывали за один месяц. После конца съёмок осталось два дня до поездки в Канны — но и тогда выспаться у меня не вышло, организм просто отказывался спать. Так что на фестивале я была в странном состоянии — всё понимала, но при этом была как будто в футляре. Даже выходя на сцену не так волновалась, как могла бы сейчас.

Канны — это, конечно, настоящий праздник кино, там невероятная атмосфера. Спасибо Сергею, что и первая, и вторая моя картина («Тюльпан» была в программе «Особый взгляд») позволили мне оказаться там. Всё это очень интересно, идеально организовано. Солнечно, тепло, в городе бурлит жизнь — происходят питчинги, встречи с продюсерами, показы. Когда мы смотрели «Тюльпан», это было потрясающе — увидеть свой фильм в таком качестве и звуке. С «Айкой» такого не было — копия была тёмного цвета, какие-то моменты неправильно смонтированы, звук не в долби, а в стерео. После Канн мы целое лето всё доделывали — много ключевых эпизодов попало в фильм уже после фестиваля. Например, диалог с бандитами, где Айка предлагает отдать своего ребёнка.

У меня есть два самых важных воспоминания из Канн. Первый — когда я спросила у Сергея, оправдала ли я его ожидания, получился ли фильм таким, как он задумал. И он сказал «да» — для меня как для актрисы это высшая похвала. Второй — то, что случилось сразу после показа. Я была скорее расстроена: в той версии, которую мы показывали, было много каких-то шероховатостей, технических несостыковок, были чуть ли не из репетиций взятые кусочки. Я думала: «Шесть лет мы снимали фильм — и вот так показываем?» Я остановилась в коридоре, чтобы подождать остальных, и не заметила, как кто-то подошёл и меня обнял — так крепко, как в детстве, как к тебе подходят твои сёстры и тёти, которые давно тебя не видели. Это была Кейт Бланшетт. Она так по-родственному, с участием меня обняла. Как будто поблагодарила меня, и ничего не сказав, пошла дальше.

Не могу сказать, что выходя на сцену, я была абсолютно счастлива — я понимала, что фильму дадут только один приз, и у меня меня было такое ощущение, что я что-то отобрала у остальной съёмочной группы. Не я же одна создавала эту роль — если она получилась такой изумительной, значит, вся команда справилась со своей задачей. Я не готовила речь заранее — просто подумала, что если окажусь на сцене, я хочу поблагодарить Сергея за такую сильную веру в меня. За то, что он поверил, что я смогу сыграть такую сложную психологическую роль. Когда ты 99 % времени в кадре, это огромное доверие и огромная актёрская удача — может быть, такой у меня в жизни больше не будет.

О жизни после Канн

Конечно, после фестиваля жизнь изменилась. Мне сейчас предлагают много разных проектов. Забавно, что многие роли — матерей. Я говорю, что с этим надо повременить пока, потому что Айка — это такая роль, после которой нужно отдохнуть.

Меня часто спрашивают, кого бы я хотела сыграть. Когда мне было девятнадцать лет, на кастинге в «Тюльпан» я ответила так: «Хочу играть только главные роли!» Очень наивно. Не могу сказать, что хочу сыграть что-то определённое — Дездемону, там, или Медею. Ролей много, я прежде всего хотела бы играть человека с интересной судьбой. Мне было бы интересно сыграть в военном фильме, это гигантская тема, которая ещё нам довольно близка.

Деньги, конечно, нужны, чтобы существовать и что-то есть, но суть профессии не в этом. Она в том, какие роли ты смог сделать, сам, по-честному. Пока мы снимали «Айку», мы всё время были погружены в эту картину, не работали ни над какими другими проектами. Поэтому обидно, конечно, что получилась эта ситуация с штрафом. Мы не планировали снимать так долго — но что делать, если снега нет? Класть ненастоящий — это будет видно. Если вы делаете искусство серьёзно, вы не можете с уверенностью сказать: «Я сделаю это за пять дней». Надеюсь, что эта история скоро разрешится.

У искусства действительно нет границ — ты можешь посмотреть фильм из любой страны и понять его, ощутить на человеческом уровне. Так или иначе мы все похожи, нас всех трогают человеческие истории. Например, недавно я посмотрела фильм со Скарлетт Йоханссон — «Брачную историю». Я была потрясена тем, как она играет: вроде бы ты знаешь, что это голливудская звезда, что она лишь играет эту женщину, но веришь. Для меня как для актрисы это высший пилотаж — когда я не вижу швов в игре. Я бы с радостью снялась у какого-нибудь иностранного режиссёра — это очень интересно, там совсем другая школа. Мне нравится Асгар Фархади, особенно первые его картины: «Развод Надера и Симин», «История Элли», «Среда фейерверков». Пока что в планах работа с одним французским режиссёром, а дальше посмотрим.

Фотографии: Вольга