Кино«Щегол»: Почему
не удалась долгожданная экранизация романа Тартт

Маленький Тео Декер теряет маму после теракта. Она решила отвести его в музей показать любимые работы мастеров, в музее прогремел взрыв, многие погибли. Тео выжил и по воле стечения обстоятельств забрал с собой оттуда картину — невероятной красоты деревянную дощечку, работу голландца Фабрициуса «Щегол». А также драгоценный артефакт, который приведёт его вскоре на порог одного антикварного магазина, навстречу собственной судьбе. После трагедии Тео берёт под опеку заботливая состоятельная семья, но вскоре объявляется его отец, говорит: «Спасибо за заботу, мы пожалуй поедем». Сажает его в такси — и вот примерно тогда всё идёт наперекосяк.

Если вы всей душой любите романы Донны Тартт, то, наверное, вам не очень понравится фильм режиссёра Джона Кроули («Бруклин»). Если вы вообще любите какие-либо большие продуманные литературные романы, работа Кроули на вас большого впечатления, с высокой вероятностью, не произведёт. Проблема этого фильма в том, что, оглядываясь на свой величественный первоисточник, он также в итоге теряет и прочую часть аудитории — тех, кому большой роман на экране не очень нужен, а достаточно сделанной из него качественной мелодрамы. Замешкавшись где-то посередине между попытками угодить первым и вторым, двух с половиной часовая киноверсия «Щегла» весь свой долгий хронометраж мнётся где-то на перепутье, не проявляя ни достаточной проницательности, ни достаточной наглости, чтобы стать самостоятельным удачным произведением того или иного жанра.

Для чего продуманному
и густому стилю повествования Тартт потребовалось делать такие уколы ботокса — загадка

В книге Тартт есть объёмная глава о жизни Тео у отца — возможно, самая противоречивая, строго говоря, ключевая: оглушённый взрывом мальчик, прожив несколько месяцев в чужой семье, именно тут, в отвратительном мире мелочного, приземлённого, нечестного и ничем по сюжету не одухотворённого папаши, начинает слышать и видеть мир, превращается в того человека, которым ему дальше быть всю жизнь. Удалой украинский друг Борис, первые наркотики посреди пустого квартала новостроек в пустыне, семейные ссоры с печальным итогом. Несмотря на то что лишь к концу книги мы точно узнаём, что он тогда потерял в смысле физическом, нам хорошо ясно: на самом деле в тот момент он окончательно утратил возможность выбрать себе другую жизнь. Это момент-бездна, и ровно на его краю фильм Кроули малодушно сворачивает, перетасовывая далее сюжет в многочисленных флешбэках. Действие начинает скакать, пропуская куски и меняя фрагменты истории местами. Волшебство испаряется. Для чего продуманному и густому стилю повествования Тартт потребовалось делать такие уколы ботокса — загадка. Динамики рассказу это, парадоксальным образом, совсем не прибавило. Наоборот, снятый как набор в разной степени удачных глав одной истории, он только больше рассыпается на эти главы.

Неловкий каламбур, но главным художником тут оказывается не Диккенс, чей дух витает в растрёпанных локонах детских воспоминаний главного героя, выросшего из детства, как современность выросла из старинных романов. А Дикинс, Роджер, оператор «Щегла», а также фильмов Коэнов, «Скайфолла», «Дороги перемен», ремейка «Бегущего по лезвию», «Убийцы» Вильнёва и множества других работ, в которых виден редкий талант этого человека камерой добавлять фильму цельность и оживлять мир экрана. Именно Дикинс, окутывая происходящее пепельной дымкой, облагораживая палитру реальности до антикварных оттенков и то и дело отстраняя красоту человеческих лиц так, будто мы видим не людей, а написанные ими в голове собственные парадные портреты, осмысляет и собирает этот фильм своей камерой там, где он мельчает и пересыхает.

Особенно красиво оператор спасает уже упомянутые эпизоды бытия в Лос-Анджелесе. Бескрайний песчаный пейзаж, сизые дороги, заунывная дымка никому не нужной пустыни с домиками, у которых не горят окна и переполняются пластиковыми пакетами редкие мусорные контейнеры, — в кадре этот ландшафт намагничен такой многозначительной безысходностью, что вспоминаются аналогичные пейзажи из последнего сезона «Твин Пикса» и начинает потрескивать в голове злополучное инфернальное электричество. Вообще, это одни из самых удачных эпизодов, где сошлись главные удачные находки фильма: юный повеса Борис (звезда «Странных дел» Финн Вулфард), играющий отца Тео Люк Уилсон и замечательная Сара Полсон в роли его криминальной подружки с маленькой собачкой и в крошечном бикини.

Зная лишь язык прошлого, «Щегол» говорит на нём
о страхе настоящего, таким образом целясь в вечность

В целом же экранный «Щегол», очевидно, не получился. Начиная с дроблёного ритма и заканчивая возрастным гримом Николь Кидман, в нём многое понято и сделано слишком буквально и оттого лишено жизни. И дело тут, конечно, не в том, что есть плохие и хорошие способы рассказывать истории — нет, разумеется, таких способов. Но всякая магия наводится своим особым методом, и если уж ставишь себе задачу её воссоздать, стоит очень здорово подумать, прежде чем менять рецептуру.

Метод Донны Тартт обманчиво-старомоден: он предполагает долгое и поступательное помешивание зелья. Один за другим в нём проступают разные варианты прочтения, и каждый из них с тихой печалью обесценивает прочие, в остатке давая растерянную, глубокую грусть бытия без опоры и однозначных ответов. Ни режиссёр Кроули, ни сценарист Строхан в него, увы, вообще не вникли. Их драматургия складывается практически без метанарратива и без сопроводительного комментария, таким образом лишая исходное книгочейское заклинание всякой серьёзной силы.

Величие романа Тартт, как к нему ни относись, в том, что он по итогу глубоко современен. Как и главный герой, эта книга ищет себе место в традиции большой культуры и не находит его, но не боится об этом сказать — и даже больше, она написана ровно для того, чтобы сказать об этом. В этом её замечательный парадокс: зная лишь язык прошлого, «Щегол» говорит на нём о страхе настоящего, таким образом целясь в вечность. И если этот его смысл не казался таким очевидным несколько лет назад, то на фоне фильма он проступает с новой силой.

Фотографии: Каро-Премьер