Кино«Суспирия»: Главный триллер года
о женщинах, страхе
и насилии
Ведьмы, фашизм, матриархат и не только
В прокат вышла «Суспирия» Луки Гуаданьино — один из самых ожидаемых фильмов года, вольный оммаж хоррор-классике Дарио Ардженто. Дакота Джонсон играет начинающую танцовщицу, за счёт таланта и упрямства оказавшуюся в Берлине, а Тильда Суинтон — её наставницу в заколдованной школе. В сюжете есть лишь один важный мужской персонаж, всё остальное пространство истории занимают женщины. Разбираемся, как Гуаданьино переработал материал Ардженто и что новая «Суспирия» говорит о материнстве, чувстве стыда, страхе и травме войны.
Внимание, текст содержит спойлеры!
Текст: Алиса Таёжная
Одиночество и поиск семьи
Центральная тема «Суспирии» Гуаданьино — отчаянный поиск молодой женщиной своего места в мире через человеческие связи. Формально канва сюжета повторяет фабулу «Суспирии» Дарио Ардженто: одинокая американская девушка приезжает в закрытый танцевальный пансион в Германии. По факту мотивы главных героинь максимально отличаются. Начать с того, что в фильме Ардженто ситуация — это условность: главная задача режиссёра — обособить героиню от окружающего её мира даже в общении с подругой, которой она обзавелась. Раскрывая колдовской заговор, Сюзи Бэннион в исполнении Джессики Харпер мгновенно покидает танцшколу, будто бы её там и не было, разрывает связь с местом, внутри оставаясь совершенно не тронутой и не изменившейся. Сюзи переживает ужас как наваждение и, предположительно, возвращается в понятный ей прозаичный мир, из которого в начале фильма незаметно для себя нырнула в кроличью нору. К слову, героиня в фильме Дарио Ардженто почти не занимается в кадре танцами и, кажется, вообще не рефлексирует на тему своего таланта и предназначения.
Сюзи Бэннион в исполнении Дакоты Джонсон имеет принципиально другие мотивы. Она приезжает из американской семьи меннонитов, где считалась изгоем, в далёкий город Берлин, о котором мечтала ещё с детства, чтобы реализовать огромные танцевальные амбиции: танец — это её главный язык. Но ещё она ищет человеческой глубины, контакта и поддержки, моментально встраиваясь в местную систему студенток и учителей. Очень быстро у Сюзи появляется близкая подруга, контакт с которой даёт ей долгожданную теплоту: Сюзи признаётся Саре, что последний раз спала в одной кровати только со своей родной сестрой в далёком Огайо. С хореографом, лидером школы и создательницей танца «фольк» мадам Блан Сюзи вступает в сложные дочерне-материнские отношения, где покровительство и воспитание сменяются искренней глубокой привязанностью и верой наставницы в новую воспитанницу.
Танцевальная труппа Хелены Маркос — альтернативная сверхъестественная семья, гарантирующая крышу над головой, безопасность
от внешнего мира
и самовыражение
Театральная труппа Хелены Маркос, в которую поступила Сюзи, построена не только на колдовском договоре. Главное здесь — чувство объединяющей семьи и жёсткая матриархальная система: до поры до времени отсутствующую в кадре основательницу труппы называют Мать Маркос, а колдовская мифология о Трёх Матерях (родом из фильмов Ардженто) пронизывает местные ритуалы и традиции. Как только Сюзи переступила порог школы и согласилась принимать участие в постановке, она стала частью сложного коллективного тела, работающего по своим законам, — чужестранкой здесь она никогда и не была.
«Кем ты хочешь быть? Головой? Хребтом?» — «Я хочу быть руками труппы», — признаётся Сюзи в разговоре с мадам Блан. Именно скрепляющий дар убеждения и семейственной поддержки мадам Блан, как утверждает Сара, помог труппе пережить войну: её в глобальном смысле материнский инстинкт заботы и авторитет гарантирует сохранение старых как мир колдовских традиций и независимости женщин от нацизма, сковавшего Германию. Танцевальная труппа Хелены Маркос — альтернативная сверхъестественная семья, гарантирующая крышу над головой, безопасность от внешнего мира и самовыражение в годы, где все обязаны ходить строем по обе стороны Берлинской стены.
Материнство и матриархат
«Суспирия» Луки Гуаданьино исследует всю мифологию трилогии Дарио Ардженто, куда помимо «Суспирии» входят хорроры «Инферно» и «Дрожь». В трёх фильмах миф о трёх ведьмах (Тьма, Слёзы и Вздохи), захвативших мир и обосновавшихся в Германии, Штатах и Италии, противоречит христианскому канону мужской по природе Троицы. Закрытая школа Хелены Маркос — обитель Матери Вздохов — становится закрытым женским сообществом, не выходящим из подполья несколько десятилетий после Второй мировой войны.
Главная героиня путешествует от матриархата к матриархату — от отрицающей Матери к Матери любящей. «Мать может заменить всех, но никто не может заменить мать» — вышитая крестиком заповедь в меннонитском доме, где выросла Сюзи. Но с собственной матерью тёплых отношений у неё никогда не было. Патриархальное религиозное сообщество Гуаданьино изображает через женское послушание: мужские фигуры в сценах из детства Сюзи в Огайо находятся где-то на периферии, в то время как главным субъектом власти для девочек внутри семьи (в кадре опять же только дочери, а не сыновья) является мать. Правдоподобная и частая ситуация для обществ, где женщины вытеснены на второй план: невозможность женщины участвовать в публичной жизни компенсируется всевластием дома над вверенными ей детьми и прислугой. Холодность, телесные наказания и страх перед материнским авторитетом, в которых выросла Сюзи, настигают её в воспоминаниях и кошмарах в первые недели на новом месте.
Все закрытые миры — протестанты
в Огайо, нацистский режим, колдовская балетная школа, мир после холодной войны — одинаково опасны
и открыты для лжи и злоупотреблений
Параллели детства и молодости в танцшколе, придуманные режиссёром новой «Суспирии», на этом не заканчиваются. Сюзи совершенно неслучайно является частью закрытого религиозного объединения. Меннониты были одним из первых ответвлений христианства, объявивших себя пацифистами и отказавшихся от присяги и воинской службы, чем повлекли на себя гонения со стороны государства. Танцевальная группа Хелены Маркос тоже живёт вне пространства войны, которая охватила фашистскую Германию и продолжает терзать страну после мая 1945 года. По утверждению одной из танцовщиц Сары, мадам Блан помогла труппе объединиться и выстоять во времена Гитлера, а позже ушла в подполье. При вступлении в школу Сюзи подкупают не только слова одной из основательниц («Все мы понимаем, как женщине в наши времена быть финансово независимой»), но и предложение бесплатного жилья в школе. Труппа явно понимает, как жить без мужчин: только взаимной поддержкой, общим домом и заклинаниями, которые помогают перетерпеть страшные времена.
Балетная школа, будучи закрытым и клаустрофобным пространством, противостоит миру нацистского режима и холодной войны, где последнее слово всегда остаётся за мужчиной в форме. Отрицая исторические законы и жестокость мира вокруг, женское сообщество труппы Хелены Маркос живёт в своих категориях Добра и Зла, возмездия и справедливости, жертвоприношения и дисциплины. Колдовская система рушится, когда в вертикаль власти и подчинения проникают эмпатия и привязанность: Сюзи и мадам Блан входят в родственную интуитивную связь, где вера в талант и привязанность пробуждают в новой воспитаннице одновременно колоссальную созидательную и разрушительную силу. Нагляднее всего это показывается в сцене первой репетиции танца «фольк», где страстные и красивые движения главной героини становятся физической пыткой, переломами и падениями для другой балерины, а счёт в танцклассе напоминает ритм военного марша.
Гуаданьино не рисует матриархат благом и панацеей от милитаризма, как жестокие порядки в доме матери Сюзи не отрицают насилия над собственными детьми при провозглашённом вовне пацифизме. Все закрытые миры — протестанты в Огайо, нацистский режим, колдовская балетная школа, мир после холодной войны — одинаково опасны и открыты для лжи и злоупотреблений. Как говорит единственный мужской герой — психотерапевт Йозеф Клемперер (его, однако, тоже играет загримированная под старика Тильда Суинтон), «можно легко передать другим свои заблуждения — и это будет религия или рейх». Сектантство с мужскими или женскими фигурами власти, даже если вторые кажутся агентами сопротивления, всегда будет доминировать над трезвой критикой, покоем и осознанностью.
Исследование тела
Фильм Гуаданьино заново высказывается о возможности писать стихи после Освенцима — эту цитату Теодора Адорно часто приводят в дискуссиях о смысле культуры после необратимых ужасов Второй мировой войны. Призрак концентрационного лагеря бродит по сценарию фильма, обнаруживая себя в финале: любимую жену героя Йозефа Клемперера пытали на морозе в лагере Терезиенштадт. Прошло тридцать два года, не в состоянии примириться с её исчезновением и справиться с чувством вины, юнгианец посвятил жизнь помощи другим людям через терапию, да и то не всегда достигал успеха. Тело в новой «Суспирии» берётся отвечать за наши чувства и коллективный опыт. Мадам Блан повторяет заветы Марты Грэм и Пины Бауш — великих женщин-хореографов и теоретиков современного танца, отрицающих порядки и требования к телу классического балета. Главная функция искусства второй половины XX века — критика и рефлексия, и в танце тело становится его самым сильным и самым естественным инструментом.
Центральный мотив триллера — ужас повторения, цикличность страха, когда Смерть может быть единственным милосердным концом пережитого кошмара
«Отныне танец не будет больше ни красивым, ни весёлым. Тебя тянет к земле, а нужно заставить тебя летать», — наставляет Сюзи Мадам Блан. Придуманный ею сразу после войны, в 1948 году, танец «фольк» — ответ на насилие нацистского режима и подавление, как Ленинградская симфония Шостаковича — ответ на трагедию блокадного Ленинграда. «Фольк» исполняется только женщинами, одетыми в костюмы ручной вязки цвета крови, по своему виду напоминающие длинные, словно распущенные волосы, сковывающие цепи. Его хореография построена на взаимном притяжении и отталкивании: они визуализируют взаимное насилие и несвободу, коллективную повязанность в замкнутом движении внутри одного круга.
Ведьмы танцевальной школы выбирают тело оружием сопротивления, вопреки обязательному деторождению, которое требовали от женщин все авторитарные режимы, и нацистский среди них не исключение. Репродуктивное насилие — одна из форм патриархального доминирования, которого избежали участницы труппы Маркос: материнство они заменили сестринством, покровительством и опекунством над молодыми девушками. Их тело в той или иной форме было возвращено им через танец и колдовские ритуалы — именно им они оказались должны, а не милитаристской идеологии, нуждающейся в свежем пушечном мясе.
Ужас и ретравматизация
Зеркало и отражение — один из самых частых визуальных приёмов в новой «Суспирии» — создаёт не только закольцованную визуальную композицию, но и систему связей героев и событий через поколения и расстояния. Центральный мотив триллера — ужас повторения, цикличность страха, когда Смерть может быть единственным милосердным концом пережитого кошмара, щедрым подарком после невыносимых испытаний. Гуаданьино визуализирует «сладкий поцелуй смерти» — финальное облегчение после череды мучительных испытаний для участниц танцевальной труппы Хелены Маркос. О такой же облегчающей смерти рассказывает Суспирия, раскрывая загадку исчезновения жены главного героя-мужчины: она умирала в концлагере в варварских условиях, но не одна, а согретая дружбой и воспоминаниями о большой любви. Смерть стала для неё убежищем.
По Гуаданьино, ретравматизация и сопутствующие ей стыд и вина — постоянные спутники человеческой жизни и большой истории. Мать Вздохов (одна из самых поэтичных метафор пережитой людьми боли) говорит в финале «Мы питаемся виной и стыдом, но не вашими», даруя страдающему пожилому мужчине долгожданное забвение — помимо смерти, только забвение может освободить людей из замкнутого круга повторений.
О ретравматизации в фильме Гуаданьино говорит и сюжетная линия о немецкой осени 1977 года — история боевиков RAF, радикальной левой группировки, выбравшей, как и колдовская труппа, индивидуальное жертвоприношение для ритуального возмездия. RAF находила бывших нацистских функционеров и сочувствующих им на руководящих немецких постах и громко убивала их на глазах у всей страны, пытаясь поквитаться за ошибки родителей, допустивших Гитлера к власти. «Бред оказывается ложью, раскрывающей правду». Наваждение и преображение Сюзи, кровавую церемонию и смену власти в танцевальной школе сопровождают новости о взрывающихся бомбах и заголовки «Террор» в немецком журнале с говорящим названием «Зеркало». Одно из упражнений, придуманных мадам Блан для подопечных, называется «wieder offnen» — «открыть снова». История, по Гуаданьино, обязана многократно и кроваво повторить себя — при помощи или без всякого колдовства.
