Кино«Мэнди» и друзья:
Как бензопилы и трупы возвращаются на большие экраны

Один из самых обсуждаемых фильмов уходящего года «Тихое место» Джона Красински — о выживающей в постапокалипсисе семье: любящих муже и жене, их детях и ещё одном неродившемся ребёнке. Центральная сцена «Тихого места», где почти нет слов, — кровавые роды в ванной, но самый внезапный и болезненный момент — когда героиня Эмили Блант случайно встаёт на торчащий гвоздь всей пяткой, крупный план заставляет одёрнуть ноги и перекоситься от фантомных болей. Когда Красински, звезда ситкома «Офис», обаяха и образцовый супруг, после дебютной семейной комедии снимает хоррор с гвоздём в пятке, это о чём-то да говорит. Например, о том, что страшным кино баловаться больше не стыдно, а снимать остроумные триллеры и хорроры в 2018 году — верный способ выделиться как на фоне предсказуемого мейнстрима, так и независимого кино с поджатыми губами.

Постепенное нашествие инди-хорроров дало свои плоды: границы допустимого на большом экране заметно сдвинулись, многие экшены и триллеры последних пары лет показывают зубы, скромное и сдержанное инди-кино говорливых мальчиков и девочек наводнили кричащие женщины, окровавленные мужчины и открытые раны. Грайндхаус перестаёт быть маргинальным и тихонько пробирается на фестивали оторванными ногами, выкопанными трупами и кровавыми телами в душе.

Тревожный красный, всегда сопровождавший идеальный саспенс, начал доминировать в жанровом кино пару-тройку лет назад. Испытания нового «Безумного Макса» переживались как аттракцион телесной жестокости, где ампутированные руки и разорванные рты были не гримом, а корпусом главных героев. «Неоновый демон» визуально продолжал фирменную палитру Рёфна, но густая кровь впервые наводнила экран: синий и красный при сложении давали тревожный фиолетовый, а окровавленные девичьи лица, глаза и руки напоминали одновременно «Кэрри», восточно-европейскую новую волну и фильмографию Алена Роб-Грийе.

Сериал об убийстве Джанни Версаче на самом деле оказался посвящён становлению серийного убийцы, для которого уборка ванной от крови чередовалась с тусовками в дорогих особняках и патологическим враньём о красивой жизни. «Оно» и вовсе сочилось кровью, как свежая рана: сцена с Беверли, переживающей предательство домогающегося до неё отца визуализировала травму оставленного наедине с липким ужасом ребёнка.

Это в первую очередь кино, работающее
по эксплуатейшн-правилам,
где сюжет
в пересказе звучит примитивнее страшилки
из детского лагеря

Самые ожидаемые фильмы прошедшего фестивального сезона — тоже в какой-то степени переизобретённые триллеры. Во-первых, «Суспирия» Луки Гуаданьино — долгожданный ремейк классики Дарио Ардженто, одного из самого эстетически безупречных фильмов в истории кино. С момента появления за сорок лет первая «Суспирия» подпитала саспенс не меньше Хичкока, став сперва классикой категории Б, а сейчас и просто живым памятником эпохи театрализованных фильмов с густой алой кровью, вычурным светом и выпуклым шумом. Главный цвет «Суспирии» Гуаданьино ожидаемо густой красный, а в фокусе камеры — острые предметы.

Красный пронзает и ключевые сцены «Дома, который построил Джек» — нового триллера Ларса фон Триера, который размечает кровавые следы серийного убийцы красными худи, лентами, бейсболками, халатом и машиной. «Экстаз» Гаспара Ноэ начинается с кровавой сангрии и трупа на снегу, а завершается оргией трясущихся под музыку в красном цвете тел, случайными смертями и свастикой, нарисованной, конечно же, красной помадой — танцевальный марафон превращается в survival movie. Принятая на ура упомянутая «Мэнди» Косматоса — к слову, сына известнейшего режиссёра эпохи видеопрокатов Косматоса-старшего — вообще красная рапсодия, где нарочито потусторонний, густой и провокационный красный не гаснет, кажется, ни на минуту.

В «Мэнди» очевидны не только отголоски недавних «Даров смерти», слэшеров в духе «Не дыши» или многолетнего наследия Джеймса Вана. Это в первую очередь кино, работающее по эксплуатейшн-правилам, где сюжет в пересказе звучит примитивнее страшилки из детского лагеря, зато пресловутая атмосферность достигается через умопомрачительные визуальные эффекты. Футболки Black Sabbath и энгеровские церемонии «Восхода Скорпиона», сатанизм и плёночные сектантсткие хроники в духе великого документального фильма об одной малоизвестной секте «Святой ад» — так эстетика полувековой давности возвращается на новом витке. Кэмп в который раз спасает банальное как пять копеек кино с фабулой «месть — блюдо, которое подают холодным».

Свежее кино женщин-режиссёров тоже целиком разрушает стереотипы о том, что такое «женский почерк» в режиссуре: снимать рисковое, жанровое и небезопасное кино — очевидно, свойство не гендера, а режиссёрского подхода. «Сырое» Джулии Дюкорно — декадентский боди-триллер о вегетарианстве, каннибализме, пубертатной страсти и потусторонней любви — без скидок один из самых сильных дебютов в истории кино. В нём молодая режиссёр из Бельгии работает с табуированной телесностью, совершенно не боится крови и визуализирует смертоносное желание по заветам Дэвида Линча.

В 2018 году в крови, наводнившей экран, отыскивается новая надежда
на избавление
от шаблонных, безопасных
и пресных фильмов

«Выжившая» Корали Фаржа переворачивает одно из главных клише слэшеров — легкомысленную блондинку, которую убивают в первые минуты фильма. Её героиня с нелепыми серёжками в виде розовых морских звёзд расправляется с насильниками так резво, будто кровь — это томатный сок, а удалённая пустыня — поле компьютерной игры. Ана Лили Амирпур делает шаг от дебютного лаконичного вампирского кино (там кровь была чёрного цвета) в сторону китчевого экшена «Плохая партия», где главная героиня с двумя отрубленными конечностями выходит на тропу войны, сбежав от каннибалов. А Элис Лоу создаёт демоническую беременную главную героиню, чей плод, предположительно, пробуждает в ней маниакальную сущность — вполне себе эксплуатейшн-зеркало, например, недавнему релизу Дьябло Коди «Талли».

Саркастичное отношение к смерти и лёгкое обращение с криминальным жанром, которому необходима встряска после многолетнего засилья тарантиноподобных копий, — то, что отличает Элен Катте, половину творческого дуэта Катте — Форцани, представивших в этом году кровавое месиво с циничным названием «Пусть трупы загорают». Лить кровь, считать отрубленные головы и дразнить зрителей неудобными крупными планами Катте и Форцани начали десять лет назад: если вы питаете слабость к цветистым старым детективам, срочно смотрите «Горечь» и «Странный цвет слёз твоего тела», где Хичкок и Кен Рассел обретают новую жизнь в некомфортном и вызывающем кино о смерти, которая к лицу.

Убийство секс-работницы, пошедшее не по сценарию, БДСМ-игра, ставшая упражнением на выживание, похищение наивной девушки парой криминальных любовников и детали её мучения, вольный ремейк «Смертельного влечения» и ещё десяток примеров виртуозного обращения с жестокими сюжетами намекают, что жанровое кино больше не отворачивается, когда пули ранят, бензопилы режут, а кровь течёт через край. В заново открытой брутальности консерваторы могут рассмотреть отстранённость, цинизм и губительное влияние шутеров и культуры насилия. Но есть ощущение, что в 2018 году в крови, наводнившей экран, отыскивается и новая надежда — на избавление от шаблонных, маркетологически проверенных, безопасных и пресных фильмов на один раз, которые трудно вспомнить уже через неделю.

Фотографии: Cinema Prestige