Кино«Три билборда» Мартина Макдоны: Как ирландский чернушник завоёвывает Голливуд

Макдона родился на юге Лондона в ирландской семье со всеми вытекающими последствиями: Мартин и его старший брат Джон ходили в католическую школу, где, окружённые священниками и другими ирландцами, довольно быстро утратили веру в бога, найдя ему альтернативу в лице записей The Clash и The Pogues. До поры до времени Макдона-младший во всём следовал примеру Джона: когда тот бросил учёбу и стал писать, живя на пособие по безработице, Мартин начал отсчитывать дни до собственного шестнадцатилетия. «Я не хотел получать образование с целью найти работу. Я и работу-то не хотел — не говоря уже о боссе», — вспоминал он на заре своей голливудской карьеры, пустившей корни именно в те благословенные дни, когда братья запоем читали (наибольшее впечатление на юного Мартина произвели Набоков и Борхес) и смотрели телевизор.

Много лет спустя Джон Майкл Макдона сделает себя имя фильмами «Однажды в Ирландии» и «Голгофа», но вундеркиндом из них двоих оказался именно Мартин, в середине 1990-х с пулемётной скоростью сочинивший несколько пьес, декорации и сюжеты которых он почерпнул из детских воспоминаний — летних каникул на малой родине отца, в ирландском графстве Голуэй. Разбив их на две связанные тамошней географией трилогии (минус финальная пьеса, которая вышла «не очень»), в двадцать семь лет Макдона произвёл фурор на лондонской театральной сцене, став первым драматургом со времён, страшно сказать, Шекспира, представленным в Вест-Энде одновременно четырьмя постановками.

При этом сам Мартин хотел чихать и на Шекспира, и на Теннесси Уильямса, нечаянно став одним из идеологом нового театрального жанра — напористого, конфронтационного и вдохновлённого скорее совсем новыми на тот момент «Славными парнями» и «Бешеными псами», чем многовековыми традициями. Так и было — в тогдашних интервью Макдона не скрывал своего слегка пренебрежительного отношения к чужим пьесам и театру вообще. А уж когда он, получая очередную награду самому многообещающему драматургу, перебрал водки и публично послал куда подальше попытавшегося его утихомирить Шона Коннери («Ещё я вроде бы поцеловал Джессику Лэнг — но вот этого я вообще не помню»), Мартин заработал устойчивую репутацию enfant terrible.

Самая важная
и интересная арка
в «Трёх билбордах»
не у замечательного Рокуэлла, а у великой Макдорманд, которой эта роль предназначалась безальтернативно

С дебютом в кино Макдона, впрочем, не спешил — продолжая нарываться на восторги и премии своими пьесами («Просто большинство пишущих для театра — так себе драматурги, — не стесняется в выражениях Мартин. — Я во всяком случае не встретил ни одного, кого опасался бы как конкурента»). Освоить новый медиум он решился в 2004 году, сняв остроумную короткометражку «Шестизарядный» (с Бренданом Глисоном, взрывающейся коровой и обезглавленным кроликом). Эти двадцать семь минут — объяснимо сырая, но вполне себе квинтэссенция авторского почерка Макдоны: чёрная-пречёрная комедия, с вызывающей лёгкостью и хирургической точностью жонглирующая очень серьёзными темами, от веры до смерти. Двенадцать лет назад она заработала Макдоне его первый — и вряд ли последний — «Оскар».

Теперешняя шумиха вокруг «Трёх билбордов» в который раз доказывает, что у вершителей оскаровских судеб то ли очень короткая память, то ли до обидного узкий кругозор: первый и лучший полнометражный фильм Макдоны «Залечь на дно в Брюгге» никто, по-видимому, не помнит. Хотя, казалось бы, как такое забыть. Там убивший ребёнка Колин Фаррелл атакует человека, которого предварительно обзывает «карликом» (правда, без кокаина не обошлось), бьёт в лицо женщину, а также поминутно отпускает расистские и гомофобские шутки, оскорбляя всё, что видит — от города Брюгге до американских туристов. Не теряя при этом обаяния в глазах зрителя. 

«Залечь на дно в Брюгге» принёс Колину «Золотой глобус» как лучшему комедийному актёру, а Мартину — номинацию на «Оскар» за лучший оригинальный сценарий, отчего у него, похоже, немного закружилась голова. Его следующий, по-своему автобиографический фильм «Семь психопатов» (его главный герой — люто пьющий ирландский сценарист в исполнении того же Фаррелла) оказался спорадически смешным повторением пройденного — от курьёзной обсессии карате и вьетнамцами до острот вроде «сны в кино — это для п***». Ни самокритика вроде сделанного герою замечания, что он не умеет писать для женщин (к «Семи психопатам» это относится в полной мере), ни схожие метафокусы не возымели нужного эффекта.

Куда важнее,
что в эпоху, когда под микроскопом оказывается каждый поступок и любой жест, Макдону
не смущает —
а, напротив, страшно занимает — двусмысленность

Возможно, всё дело в том, что из хорошо знакомой ему Европы Макдона зачем-то переехал в Лос-Анджелес (по поводу его нового фильма кто-то пошутил, что называйся он «Три билборда на границе Килкенни», всё было бы не в пример проще). А сам Мартин считает, что его подвело «умничанье»: «Проблема в отсутствии эмпатии к героям. В случае с „Залечь на дно в Брюгге“ ты им сочувствуешь — особенно Колину, который переживает и рефлексию, и боль. В „Семи психопатах“ этого не было». Зато там был Сэм Рокуэлл — один из лучших актёров своего и любого другого поколения, ставший новой серийной музой Макдоны. Умение шлифовать бриллианты — один из главных талантов Мартина, сначала подарившего нам настоящего Колина Фаррелла (не пресного голливудского секс-символа, а выдающегося комика, способного наиграть на очередную номинацию одними бровями), а затем исполнившего то, что не получилось у Джорджа Клуни с Ридли Скоттом: избавил Рокуэлла от реноме самого недооценённого актера Голливуда.

Как бы ни сложилась оскаровская судьба «Трёх билбордов», статуэтка за лучшую мужскую роль второго плана Сэму более или менее гарантирована — несмотря на то, что эволюция его героя, офицера Диксона, представляется критикам фильма наиболее проблематичной. Ключевым словом тут назначено «искупление» — якобы давая ему, несдержанному расисту, возможность сделать что-то в меру полезное (а именно разжиться образцом ДНК вероятного преступника), Макдона как минимум защищает своего героя, а то и вовсе отпускает ему все грехи. То, что на пути к этому искуплению Диксона увольняют, избивают и едва не сжигают заживо, а его единственным фактическим вознаграждением является то, что героиня Макдорманд начинает обращаться к Диксону по фамилии (а не «Эй, придурок»), критиков, очевидно, не смущает.

Как бы то ни было, самая важная и интересная арка в «Трёх билбордах» не у замечательного Рокуэлла, а у великой Макдорманд, которой эта роль предназначалась безальтернативно. Фрэнсис сошёл с рук даже косметический ремонт диалогов Макдоны, в своё время пошедшего в режиссёры исключительно из трепетного отношения к собственным текстам («Потому что я знал, что сценарист на съёмочной площадке — низшая форма жизни»). Возможно, именно в плохо скрываемых приоритетах Мартина кроется причина того, что за сценарий «Трёх билбордов» его на «Оскар» номинировали (и, вероятно, наградят), а за режиссуру — нет. Но и тут намечается системный сдвиг: если раньше в нём видели очередного подражателя Тарантино (менее техничного, но и не такого самодовольного), то сейчас — и не из-за одной Макдорманд — начинают замечать наследника братьев Коэн (и если «Залечь на дно в Брюгге» — это его «Просто кровь», то «Три билборда» — это, очевидно, «Фарго»).

Но куда важнее, чем «Оскары», то, что в эпоху, когда под микроскопом оказывается каждый поступок и любой жест, Макдону, как когда-то Коэнов, не смущает — а, напротив, страшно занимает — двусмысленность. «Полагаю, мне нравится ходить на грани между смешным и жестоким, поскольку одно проливает свет на другое. Мы все по-своему жестоки, не правда ли? Нам всем свойственны те или иные крайности, и со времён древних греков драма имела дело именно с этим. Но даже у самых испорченных героев должны быть моменты, когда в них можно заметить что-то достойное, что-то жизнеутверждающее. И, напротив, безоговорочно приятные и порядочные герои всегда вызывают у меня подозрение».

Фотографии: Blueprint Pictures