КиноВеликий фильм о любви: «Рождение» Джонатана Глейзера
Душераздирающая драма с Николь Кидман о женщине, неспособной отпустить прошлое
МЫ МОЖЕМ ПРОЖИТЬ без нового платья, куска торта и способны отказаться от лишнего выходного ради благой цели. Единственная вещь, без которой никак не выжить, — это любовь. Теперь каждую неделю мы будем рассказывать про один фильм о великой любви — всепоглощающей и вдохновляющей, трагичной и разрушительной, сшибающей с ног и окрыляющей. В общем, такой, глядя на которую хочется немедленно влюбиться или покрепче прижаться к любимому человеку. Сегодня рассказываем про «Рождение» — вышедшую в 2004 году драму Джонатана Глейзера, о котором на этой неделе хочется говорить много и хорошо (его новый фильм «Побудь в моей шкуре» очень рекомендуем и мы, и Скарлетт Йоханссон).
Текст: Наиля Гольман, Interview Russia
Анна — взрослая, разумная, благополучная женщина. У нее есть жених, который годами добивался ее руки — и вот наконец добился, есть престижная работа, есть богатая семья во главе с властной и красивой матерью. Десять лет назад у нее был муж Шон — профессор, уважаемый человек, любовь всей ее жизни. Однажды он пошел на пробежку и не вернулся — умер внезапно на заснеженной дороге в большом городском парке. Остановка сердца. С тех пор Анна сама не своя, но она справляется как может. Жених. Работа. Семья. Предсвадебные хлопоты. Все это почти похоже на нормальную жизнь, кое-как собранную воедино, пока однажды вечером в гостиной, где все чинно празднуют семейный день рождения, не возникает серьезный — убийственно серьезный — десятилетний мальчик и не говорит ей, что он — инкарнация ее бывшего мужа. Ему никто не верит, да и трудно поверить в такую чушь. Ужин продолжается, и кажется, что, обогнув эту нелепую интермедию, так же потечет дальше своим чередом и жизнь. Но на самом деле в этот момент все летит к чертям.
«Я Шон. Ей нельзя выходить замуж за этого парня. Я вернулся, она меня любит. И я ее люблю. Не верите — задайте мне вопросы: я помню нашу совместную жизнь, проверьте меня», — продолжает настаивать упертый пацан, глядя на начинающих потихоньку беспокоиться взрослых немигающим взглядом исподлобья. День за днем его выгоняют из холодного мраморного подъезда, но он снова возвращается, проскальзывая мимо консьержа. Караулит Анну на улице. Присылает письма. Дело выглядит все серьезнее: на вопросы о прошлом он и правда отвечает с удивительной точностью, и никто не понимает, откуда чужому ребенку знать такие вещи. Его родители беспокоятся, родственники Анны — тем более. Сама она медленно, но неумолимо проигрывает борьбу со здравым смыслом: мальчик ведет себя так, что ей очень хочется поверить. Хоть это и дико. Вот она уже отпрашивает его у родителей на выходные, ходит с ним гулять и приглашает в гости с ночевкой — потому что надо же что-то с этим делать.
Буря, которую Шон поднял из глубины души Анны, всегда в ней таилась — просто печальная героиня Николь Кидман думала, что научилась с ней жить
Cтранный сюжет — нерациональный, неожиданный. Да, в общем, нелепый. Когда Джонатан Глейзер его придумал, у него не было ничего, кроме этой вот сумасбродной завязки. Переписав сценарий два десятка раз с разными соавторами, режиссер внеc одно ключевое изменение, которое превратило скверный анекдот в великую драму: решено было сделать центральной фигурой не мальчика, а женщину.
Когда это кино десять лет назад показали на Венецианском кинофестивале, ругались многие: что за бред, какая идиотская развязка и как вообще можно сажать в одну ванну голую взрослую Николь Кидман с ребенком младшего школьного возраста (за эту скандальную сцену совместного купания Глейзеру пришлось много оправдываться: он утверждал, что двое на самом деле никогда не были на площадке вместе голыми, что эти съемки — искусный монтаж, а на актерах были специальные костюмы). Если попробовать подойти к «Рождению» рационально и в лоб, без претензий и правда не обойтись, — это фильм, придуманный совершенно неказисто. Но при этом удивительно живой и логичный: просто это не сюжетная логика, а логика чувств.
Все три свои полнометражные картины Глейзер построил именно так: детали сюжета в них разбалансированы, задумки — почти вульгарны. Но это перестает занимать тебя, как только герои на экране начинают чувствовать, а режиссер — пристально вглядываться в их лица, чтобы не дать им себе соврать и в очередной раз откреститься от собственных трагедий. Их переживания настолько понятны и настолько закономерны, что они-то, в отличие от полуфантастических событий, не вызывают никаких вопросов. Их трудно не узнать — это те самые наваждения, от которых так часто бежим мы сами, потому что, как любые серьезные страсти, они разрушительны. В «Рождении» такая страсть — тоска по любви, мечта о близости. Анна так скучает по мужу, по единственному настоящему чувству, которое с ней случилось, что десять лет, потраченные ею на кропотливо выстроенную иллюзию благополучия, мальчик Шон своим абсурдным появлением сводит к нулю всего за несколько дней.
«Рождение» начинается предложением, которое делает Анне ее терпеливый кавалер, и заканчивается душераздирающей сценой их свадьбы; все, что между, могло бы случиться из-за чего угодно — чтобы женщина, которая глубоко сомневается в своем выборе, в решающий момент призналась в этом сомнении себе самой и потеряла почву под ногами, на самом деле не так много нужно. Буря, которую Шон поднял из глубины души Анны, всегда в ней таилась — просто печальная героиня Николь Кидман, как и почти все взрослые люди на свете, думала, что научилась с ней жить. Но на деле память об утрате сквозит в каждом ее жесте, в каждом из выражений лица.
С первых же эпизодов можно физически почувствовать, как ей не хватает тепла — Глейзер пронизывает сквозняками кадр при каждом удобном случае, трудно вспомнить фильм, в котором бы героиня так часто и так изящно ежилась от холода. Анне одинаково зябко в гостиной, на заснеженной нью-йоркской улице и в собственной роскошной постели; ей нигде нет покоя. И удивительно, что если мы попробуем себе представить, что она вообще за человек, у нас больше не будет никаких зацепок: все ее действия продиктованы этой внутренней болью и неустроенностью. Ей просто даже и не прописали в сценарии никаких других важных чувств. Но, как пела еще одна знаменитая девушка с печальными глазами, when there’s a heartache, there must be a heart. Сердце там, где болит, — и в размеренной, казалось бы, жизни благополучной красавицы Анны накануне свадьбы настоящая, живая и трепетная ее суть внезапно определяется только в этой единственной точке.
Разгадка сюжета, которую предлагает в конце режиссер, не так важна (не говоря уже о том, что не вполне логична — что, в свою очередь, добавляет «Рождению» своеобразной прелести). Важны те несколько секунд, которые мы увидим на экране вместо вымученного свадебного фото: холодный, пасмурный пляж, где вечно сдержанная, элегантная Анна в бушующем на ветру подвенечном платье наконец-то дает себе волю. Она кричит, плачет и что-то безнадежно пытается объяснить своему новому мужу, но мы ее уже не слышим — да и видим-то на дальнем плане, едва разбирая, что происходит.
Успев поверить и разувериться, она так и не смогла вырваться из собственного прошлого и вернулась туда, где мы встретили ее в начале фильма: к усталым попыткам наладить жизнь, из которой давно ушло что-то самое главное. Конечно, чтобы расстаться с безумной надеждой, ей пришлось в итоге столкнуться с вещами, которые только сильнее ее поранили, даже опорочили заветное прошлое, и лишь очевиднее стало, что тоска о великой любви — это тоска по несбыточному. Но если такая любовь тебе однажды примерещилась, ты ходишь с того момента навсегда раненный. И думаешь, что она миновала, что все образуется, что дальше будет если не хорошо, то хотя бы неплохо, а потом однажды кто-то заходит в комнату, произносит несколько слов — и твой мир рушится.