КиноВеликий фильм о любви:
«О любви»
Михаила Богина
Советская драма о добровольном одиночестве и трудностях выбора между чувствами и разумом
«Может быть, не надо хотеть слишком многого», — звучит эхом вокруг Гали, которая в 30 с лишним лет еще не создала образцовую ячейку общества в угоду коллегам и друзьям. Галя — красивая и изысканная петербурженка с благородной профессией реставратора, мечтающая о том, как возродится ее стараниями Екатерининский дворец. Она любовно собирает ножки и ручки мраморных ангелов в развалинах, ходит по холодным царским гостиным и кутается в платок в пустынном Летнем саду, каждую минуту ощущая свою обреченность в поиске места среди людей. Кроме обеденных перерывов с бутылкой молока в ее жизни есть влюбленный в нее несовершеннолетний практикант Гоша, лучшая подруга с мужем и двумя детьми и по-французски красивый младший брат-ловелас, меняющий девушек раз в месяц.
Текст: Алиса Таежная
Сама Галя в минималистичном черном платье-трапеции и высоких сапогах похожа скорее на Анук Эме, чем на советскую одиночку за тридцать, и, даже находясь в кадре, смотрит вроде бы на тебя, но куда-то мимо, и, словами одного не самого известного поэта, чувствует себя как цапля, попавшая по плану в ощип. «Ты как-то отпугиваешь всех», — говорит лучшая подруга, делает высокую прическу и «завлекалочки» и придумывает вынужденное и неловкое знакомство с будущим кандидатом наук, который исправно купается в проруби, чтобы не заболеть. На первой встрече у Гали захватывает дыхание от другого — обаятельного архитектора с длинными пальцами, который в темной гостиной взглянул на нее вполоборота. Через время выяснится, что архитектор женат и уже с ребенком, а Гале ничего не остается, кроме как, превозмогая тошноту, собраться замуж за заурядного карьериста, который строит кооператив и ищет трофейную жену для обедов в Академии наук.
Это кино о добровольном одиночестве, когда любовь ни при каких условиях не может быть выгодной сделкой
Советский фильм 1970 года «О любви» Михаила Богина — одно из самых нездешних и хрупких зрелищ, какое было снято на русском языке в той тихой интонации, которую могут позволить себе только великие фильмы. Ни режиссер, ни актриса Виктория Федорова так и не стали народными и заслуженными при уважении единомышленников и коллег, а уехав в 70-е в Штаты, не прославились и там. Фильм лег на полку и вышел без шума: дело ли во вкрадчивых сценах, оборванных на полуслове, в робком сценарии без точек над i или в неизбывно печальных глазах главной героини, где можно рассмотреть скорбь по сталинским лагерям вместо надежды на светлое коллективное будущее. Большой советский сценарист Юрий Клепиков, написавший позже «Восхождение» Ларисы Шепитько и два лучших фильма Динары Асановой, делает фильм из десятка эпизодов пронзительного просветления, в каждом из которых Галя разочаровывается в других и сомневается в себе. Со всех сторон ее обступают те, кто может с легкостью примерить гардину в дворцовом зале себе на юбку, и при предательстве себя Галя будет слышать электричество — жутко громко и запредельно близко. «Каждый, кто хочет отрастить красивую бороду, сперва кажется небритым», — вначале говорит жених, а потом младший брат, и Галю ужасает тот день, когда она, потеряв последнюю надежду, скажет это сама. «О любви» — кино о сиротстве как блаженстве и добровольном одиночестве, когда любовь ни при каких условиях не может быть выгодной сделкой.
Эфемерное и необъяснимое чувство ищется и теряется в других важных советских фильмах 60-х: «Июльском дожде» и «Я шагаю по Москве», знаковых «Мне двадцать лет» и «Любить», — но именно в «О любви» проступает эта тоска по недостижимой любви независимо от эпохи, режима и правильного курса партии. Галю окружают вроде бы лучшие люди ее времени, но от всех них отчего-то хочется сбежать в дамскую комнату и засунуть голову под кран с ледяной водой. Как и Петербург, Галя слишком монументальна и изящна для современных людей с другими потребностями и органикой, как и Екатерининский дворец — она обломок старины с благоговением перед барочной лепниной в мире кооперативных квартир и номенклатурных протекций. Ей пора нянчить собственных детей, а она возится с мраморными младенцами Бенуа и вступает в тот возраст, когда принципиальность — это вход в пустоту. «Вы умрете, и ваше имя останется только в зарплатной ведомости», — на ярмарке тщеславия спрос на Галю с ее светлой печалью, которая каждую минуту может превратиться в ангедонию, стремится к нулю. Богин спрячется за мелодию для флейты и капли дождя, когда надо будет сказать напоследок что-то важное — но неизменно возьмет под крыло свою идеальную героиню из пушкинских времен, как лучшие режиссеры каждой эпохи обнимали своих обреченных героев, оказавшихся совсем не в то время не в том месте.