КиноХорошая жена: «Принцесса Монако» о месте женщины в истории

Вдобавок правящее семейство Гримальди отказалось посетить премьеру, хотя ехать или плыть им до Канн им не больше часа, а место первого показа знаковое вдвойне — именно здесь, на Круазетт, во время 8 Каннского кинофестиваля в 1955 году познакомились 25-летняя актриса Грейс Келли и принц Ренье III. Их потомки сначала были возмущены сценарием, «совсем непохожим на правду», а после выхода трейлера огорчились совсем. На самом деле все не так страшно: заплаканные глаза Николь Кидман и поединок бодрого голливудского цинизма с чопорными ценностями старой Европы придают «Принцессе» определенное мелодраматическое очарование — надо только понимать, что она создана для воскресного просмотра с мамой, и после этого вам еще долго будут ставить принцессу в пример. И вот почему.

Ее светлейшее высочество принцессу Грейс мы застаем в трудную минуту, когда ей нужно отказаться от главной роли в новом фильме Хичкока и взять на себя спасение суверенного княжества от французской аннексии. Придворные интриги и дипломатические козни не дают принцессе спокойно порепетировать перед зеркалом — о Голливуде приходится забыть, а вместо этого прилежно осваивать французский язык и этикет. Историческая важность этого эпизода, правда, теряется на фоне парада бальных платьев и кашемировых джемперов, роль которых в популярности принцессы Грейс невозможно переоценить. Тюрбаны и очки, розовые шляпы — газета The Guardian опубликовала даже специальную подборку фотографий принцессы, с которыми можно сравнить работу художника по костюмам. Как и подобает женщине безупречных манер, благотворительнице и верной супруге середины прошлого века, принцесса умеет держаться в тени мужчин — панчлайн в фильме каждый раз достается Хичкоку или де Голлю. По-настоящему серьезная проблема ждет нас в финале: вокруг головы принцессы словно вырастает нимб, и из иконы стиля она превращается просто в икону.

Изготовитель слащавых байопиков режиссер Оливье Даан признается в интервью, что хотел сделать фильм про современную женщину в исторических обстоятельствах. Это странное заявление, потому что его героине всю дорогу приходится преодолевать инерцию консервативной среды как раз очень традиционными способами — ей нужно стать хорошей женой и хорошей принцессой. Для этого она ведет душеспасительные беседы с отцом Фрэнсисом Такером (называет его Так), строит больницы и жмет руку каждому из своих подданных.

Политика, которой в какой-то момент принцессе приходится заняться, оказывается интереснее театра и кино. Она выводит ее за пределы круга, отведенного даже самой влиятельной женщине до середины 60-х. Политические принцессины дела оказываются важнее девичьих переживаний и эффективнее политики, которую ведет ее супруг. В ней здравый смысл становится более жизнеспособным, чем сословный патриотизм, американские буржуазные условности — более гибкими, чем европейские. Социальное государство для миллионеров, которым Монако стало при Ренье III, с роскошными музеями и парками, с благоухающими тротуарами и кондиционируемыми лифтами на пляж просто так на голову не падает. Его нужно заработать. «Колониализм — это так старомодно», — заявляет принцесса военному советнику де Голля в разгар Алжирской войны.

По самым недавним байопикам современных монархов мы помним, как тяжело быть заикающимся королем Георгом VI, нелюбимой мужем Дианой Уэльской или оплакивающей ее Елизаветой II. У принцессы Монако тоже проблемы с произношением, с мужем и с папарацци, и смерть также ждет ее в автомобиле. Правда, этого нам не покажут — есть разве что одна сцена, где она очень уж резко по серпантину ведет машину. Сама.