КиноКуда уходит детство:
Идеальное кино
Ричарда Линклейтера
Алиса Таежная о том, как американский независимый режиссер все про нас понял и снял
На Берлинском кинофестивале показали «Boyhood» — новый фильм американца Ричарда Линклейтера, режиссера «Под кайфом и в смятении», «Бездельников» и трилогии «Перед рассветом» — «Перед закатом» — «Перед полуночью». Фильм, который он снимал на протяжении двенадцати лет, пока актеры взрослели и старели на наших глазах, принес ему берлинский приз за режиссуру. Алиса Таежная рассказывает о том, как Линклейтеру удается уловить про возраст и отношения все самое точное, передавать это в каждом своем фильме, а в этом — особенно.
Текст: Алиса Таежная
Кадр из фильма «Отрочество»
Ричард Линклейтер
режиссер
Голубоглазый мальчик лежит на спине во дворе своего одноэтажного дома, буквы в воздухе выводят название «Boyhood» под песню Coldplay «Yellow». Самое начало нулевых, мальчику шесть. Под ним — газон любимого техасского городка, над ним — кинотеатр из облаков, и главное дело за день — дать подушкой по голове старшей сестре, которая постоянно рисуется и дразнится. Мама разводится, потому что у них с папой ничего не клеится, но куда важнее этого — с кем теперь гонять на велике, если завтра надо переезжать в другой город? Мальчику восемь — и он живет в новом доме с отчимом и сводными братом и сестрой: мама решила спасти себя и детей от банкротства и провинциальной тоски и выйти замуж за приличного человека. Мальчику десять — приличный человек оказался пьющим мудаком, мама пытается построить заново свою жизнь. Папа «на выходные» появляется строго на выходные и мальчик занимается с ним всякими классными мальчишескими делами: ездит на пикники на старой машине, слушает хорошее радио и, конечно, играет в компьютерные игры. Мальчику шестнадцать — он любит фотографировать, особенно свою новую красивую подружку, которая прокатится с ним пару раз в Остин, но, разумеется, через положенное время уйдет к чемпиону по лакроссу. Мальчику восемнадцать — и пора в колледж, мама улыбается и плачет одновременно, потому что понимает, что следующее большое событие в ее жизни — собственные похороны. Титры под хит Arcade Fire — ком в горле и непонятно толком, что это было. Ясно одно — три часа ты смотрел на жизнь вопиюще ординарного американского ребенка и его семьи, слушал диалоги в духе: «Компьютер заряжен?» — «Ага». — «Созвонимся как-нибудь в скайпе?» — «Давай», — и тебе ни секунды не было скучно. Много ли вообще существует трехчасовых фильмов, от которых невозможно оторваться?
Кадр из фильма
«Под кайфом
и в смятении»
Американский режиссер Ричард Линклейтер, наверное, лучше всех рассказывает сказки о потерянном времени и неуловимой легкости бытия. Его герои обычно ни в кого не превращаются и никуда не торопятся, но очень много говорят и ведут себя так, как ведешь себя ты, когда на тебя никто не смотрит. Что другие режиссеры пропускают или вырезают при монтаже и на стадии сценария, стремясь собрать сюжет в классические три ступени, Линклейтер шьет в огромный ковер и расстилает его на весь фильм, чтобы зритель сел поудобнее. Синопсис его типичного фильма — как пересказ вчерашнего дня: ну встал, прогулялся, съел кое-чего, встретил этого, а потом потерли про все на свете, покурили, выпили, пошутили и посмеялись, прошлись в одно место, а потом пришел еще этот — и так до бесконечности. Со своим 16-мм дебютом «Slacker» Линклейтер промаршировал по окутанному жанровой паутиной Голливуду парадом еле связанных между собой странных и невразумительных жителей Остина, которые говорили обо всем, но чаще всего о всякой чепухе. Подростковая сага «Dazed and Confused» получилась честной и атмосферной еще до введения в повсеместную эксплуатацию дрожащей камеры и вербатима. В детях, которых он писал по воспоминаниям о своей жизни в старших классах, нет моментальной ломки и катарсиса, но в каждом герое до сих пор можно узнать одновременно себя, друга-антипода и одноклассника, который бил тебя в туалете. В трилогии «Before Sunrise», «Before Sunset», «Before Midnight» одна и та же пара говорит, смеется и перебивает друг друга через десятилетия, строит и разрушает свою жизнь по банальным схемам, но делает это легко и невычурно — так, что любой человек узнает в неуловимых оттенках интонаций и проходных репликах себя и все свои отношения.
В фильме, как в жизни, 40-летний родитель куда лучше пускает блинчики по воде или читает лекции в колледже, чем отвечает на вопрос о смысле жизни
Сам Линклейтер говорит в интервью, что в своей работе он больше всего размышлял о том, как устроено время и как его лучше всего показать в безбрежности и протяженности. И за двадцать лет разговорных фильмов о банальностях, которые мы проживаем как приключения, он наконец доходит до настоящего совершенства. И «Before Sunrise», и «Boyhood» о том, что время — это наши бесцельные разговоры, скрытые упреки, рутинные ритуалы, ввернутые в нужное время шутки и несколько хреновых или отличных дней, в которые могло не случиться ничего особенного, но по ним мы все равно будем считать нашу жизнь. Просто потому что память слишком маленькая, а жизнь — слишком большая.
У каждого человека есть непреодолимое желание закутаться в одеяло ностальгии и найти в прошлом освежающие воспоминания, которые приблизят похороненное в фотоальбомах детство. Именно с этой целью несколько лет назад я села читать свои детские и подростковые дневники. Мои ожидания откровений и интересных деталей разбились о рутинные и унылые перечисления самых предсказуемых ежедневных действий, случайных одноклассников и скучных влюбленностей, которые я фиксировала с той напряженной внимательностью, с какой пассажир замечает всех вокруг в зале ожидания. В этих записях не были ни обид, ни жалоб, ни надежд, а только жажда впитывания и ощущение ровно текущей жизни перед сильным стартом.
Кадр из фильма «Перед рассветом»
Ричард Линклейтер вспоминает в «Boyhood» свое заурядное техасское детство и говорит, что «жизнь редко бывает драмой сама по себе, но всегда становится ей у нас в голове». Ведь мы хотим, чтобы истории звучали в пересказе не как унылый хаос, потому сочиняем байки и вешаем ярлыки на все, что с нами когда-то было. Старая любовь или история семьи обретают другую фактуру, когда мы оборачиваем его в цепочку из завязки, кульминации и развязки, но это как раз те истории, которые Линклейтеру совсем неинтересны. Обычно в фильмах бывает так: прошли годы, и одну молодую шатенку сменяет шатенка постарше — вот вместо азартной и любопытной Стэйси Мартин на нас смотрит раздавленная нимфоманка Шарлотта Генсбур. У Линклейтера не так: начав двенадцать лет назад свой эпос о взрослении, он переживает очередной parenthood, пока бережно ведет за руку четверых актеров, которые растут вместе со своим фильмом, ролями и жизненным опытом. Итан Хоук в начале «Boyhood» — романтический герой и муж Умы Турман — теперь седеющий отец нескольких детей, женатый на своей бывшей бэбиситтерше. Патриция Аркетт — femme fatale из «Шоссе в никуда» и любимица Гондри и О. Расселла — в финале «Boyhood» дважды разведенная мать с морщинами вокруг глаз, ставшая на три размера больше. Буйные и жутко обаятельные дети-актеры проходят все подростковые «awkward stages» прямо у тебя на глазах — в их героях сквозит их собственное неприятие меняющихся пропорций, ломающегося голоса, злосчастных прыщей в 10, 13, 15 лет. Никто не играет свое детство, молодость и зрелость — а живут их прямо перед тобой в совсем недраматичном настоящем времени. В фильме, как в жизни, 40-летний родитель куда лучше пускает блинчики по воде или читает лекции в колледже, чем отвечает на вопрос о смысле жизни. Но то, что он не разобрался с этим мирозданием, однако, не мешает ему каждый вечер возвращаться домой к своей семье и быть незаменимым.
Кадр из фильма «Отрочество»
Дети Линклейтера — это не дети Джадда Апатоу, Тодда Солондза или Ларри Кларка. Им не перепало их полярностей — беззаботности, депрессии или беды. Потому все их дни — это разбухшие в молоке кукурузные хлопья в тарелке на тесной и любимой кухне. В предпоследнем фильме Линклейтера «Before Midnight» эти жизнерадостные дети гуляют где-то далеко на фоне или спят на заднем сидении, пока их родители пытаются заново договориться друг с другом и понять, почему они все еще вместе. В «Boyhood» родители на заднем плане платят по счетам, переезжают и разводятся, пока дети крупным планом застывают в ожидании колледжа и пьют свое первое пиво. И там и там дети хотят, чтобы их время ускорилось, они поскорее выросли и переехали из тесноватого гнезда. И там и там родители хотят, чтобы их время замедлилось, ноша стала немного легче, а кладбище не маячило так явно. Общая судьба этих родителей и детей с переездами, ссорами, разводами и новыми отношениями, которая проносится у тебя перед глазами, — воплощение реплики главного героя: «В мире не так много типов людей, что-то около восьми». И если ты взрослеешь без страшных сломов и великих событий, то, скорее всего, ты принадлежишь к одной из заранее известных восьми категорий.
Что это было — три часа чужого кино
или двенадцать лет твоей жизни?
Линклейтеру не нужен напряженный сценарий и хитрый оператор, чтобы правдиво и оглушительно показать самое простое. Он не хватается камерой за скользящие по траве руки и бьющий через ветки солнечный луч, чтобы показать какой-то особенный момент. Просто потому, что, возможно, этого особого момента и не было. Что остается в твоем фотоальбоме? Как дедушка с бабушкой из глубинки подарили тебе на 16-летие Библию, ружье и костюм? Как ты выиграл второе место в школьном фотоконкурсе? Как папа, забрав тебя на выходные, в фастфуде поговорил с тобой об аборте? Или долгожданный первый день в колледже, когда вы накурились с соседом по комнате и пошли в пустыню? Ты, вероятно, не запомнишь, как он орет в каньон, но зато наверняка повстречаешься пару лет со случайной девушкой, с которой в этот самый момент вы соприкоснулись коленками.
Что это было — три часа чужого кино или двенадцать лет твоей жизни? Мальчик, повзрослевший на твоих глазах, так и остается неуловимой загадкой — что в его голове, где его место и куда ему деваться дальше. Только что был 2001 год и играла песня «Yellow», а она уже сменилась «Get Lucky». Так ли уж на самом деле приторны Coldplay? Это только фильм или правда кажется, что все собственное детство проносится перед глазами, а в лицах Итана Хоука и Патриции Аркетт ты все меньше узнаешь своих родителей и все больше себя? Но пока в глазах стекленеют слезы, мимо проплывают облака, а в голове мелькает самый первый дом в твоей памяти и качели, от которых захватывало дух. Спасибо тебе, Ричард, за наше счастливое детство.