Интервью«Порой меня не воспринимают всерьёз»: Zola Jesus об убийцах, Ахматовой и русской душе

Ты была в курсе, куда едешь, до того как получила приглашение на Roadburn?

Да, не поверишь, но мои друзья, группа Jex Thoth, играли тут несколько лет назад. От них я и узнала о фестивале.

При этом в одном из недавних интервью ты заявила: «Я не любитель фестивалей. Точка!»

В целом всё так, потому что тур для меня всегда огромный стресс. Я чутко реагирую на любую мелочь: глоток виски, бессонная ночь — и раз, голоса нет! А голос — это всё, что у меня есть в туре. Справляюсь как могу: медитирую, слушаю музыку и подкасты в дороге, смотрю кино или читаю. Но на концерте опять переживаю, ведь никогда не знаешь, чего от тебя ждёт публика. Хотя… нет, на самом деле знаешь: люди ведь приходят развлечься?

Наверное, это зависит от того, на чей концерт они идут, от артиста.

Да, но всё равно, по большей части зритель ждёт развлечения. А с фестивалями ещё хуже: на летние фестивали люди приезжают потусить, потанцевать, поваляться на солнышке под хиты, но никак не подпевать эмоциональным грустным песням. Возможно, именно поэтому для меня было так важно выступить на Roadburn, где моя музыка куда уместнее, чем на Glastonbury или Coachella. Чёрт, да мне кажется, на Coachella я бы просто не выжила!

А насколько тебе уютно здесь, в компании слушателей Converge, Godflesh или Boris? Ты, кстати, рассказывала где-то, что когда писала «Okovi», слушала много блэк-метала. Это правда?

Вообще-то я люблю такую музыку! Но, надо отметить, я пришла к ней не сразу. В старшей школе я слушала панк и даже играла на гитаре в панк-группе. Потом стала слушать нойз и индастриал, мне до сих пор нравятся группы вроде Godflesh — напряжённая, сильная, насыщенная музыка. Не могу сказать, что полюбила весь металл, но со временем нашла в нём какие-то вещи для себя. С удовольствием слушаю грайндкор, а блэк полюбила за бласт-биты и сырой, аутентичный звук. Мне нравятся такие проекты, как Ildjarn и Striborg, ранние Wolves in the Throne Room тоже ничего. Помню, как в какой-то момент открыла для себя французские «Чёрные легионы» (Les Légions Noires), много слушала Vlad Tepes. Ещё мне очень нравится украинский проект Moloch.

И живёшь ты, насколько мне известно, весьма уединённо.

Да, у меня свой дом: вокруг на сотни акров никого, только дикая природа, лес, куда забредают олени, медведи… Вроде даже стая волков недавно побывала!

Тебя не гнетёт жизнь в одиночестве?

Нет, мне комфортно подолгу быть одной. Хотя, с другой стороны, мне безумно нравится путешествовать, встречать новых людей и наблюдать за тем, как они живут. Ничто ведь не мешает оставаться частным лицом в путешествии.

«Exhumed»

Но мир всё равно влияет на тебя и твою музыку. Как, например, изменилось твоё отношение к альбому «Okovi» за то время, что ты туришь с этим материалом?

Это интересно. Сначала ты думаешь, что встретишься лицом к лицу со своими демонами и как-то поборешь их, что ли, исцелишься через работу. Но на деле жизнь становится ещё сложнее и запутаннее, ещё беспокойнее. Поэтому в результате я ещё глубже погрузилась в свою работу и в эту музыку. Так что в каком-то смысле всё стало ещё хуже. В то же время музыка — моё оружие против депрессии, стресса и тревожности. Быть на сцене — сродни сеансу экзорцизма, только на сцене я могу испытать этот катарсис, выпеть из себя эту тьму. Так что возможность выступать для меня — лучшая терапия. Хотя каждый раз это та ещё поездка.

Ты как-то заметила, что у музыки должна быть цель. Какова была цель, которую ты хотела достичь с «Okovi»?

Во-первых, я хотела стать голосом не только для себя и тех близких мне людей, которые пережили что-то тяжёлое, в частности совершили попытку суицида, но и для всех, кто когда-либо ощущал бессилие, боролся с депрессией, прошёл через мощное эмоциональное потрясение. Во-вторых, музыка — единственный для меня способ выстроить контакт с миром, другими людьми, найти «своих», показать, что все мы так или иначе связаны. 

В альбоме также есть несколько песен, на написание которых тебя вдохновили реальные дела серийных убийц. Почему возникла эта тема? И психология кого — убийцы или жертвы — тебе интереснее?

Обоих. Мне интересна идея зла и человека, настолько одержимого мыслью отобрать у другого жизнь, свободу, что он как будто отключает чувство морали и может найти успокоение только в этом страшном деянии. Как будто ему может принести некоторое удовлетворение только возможность решить чью-то судьбу. Так как я хрупкая девушка, то постоянно чувствую уязвимость и необходимость как-то защитить себя: нужно вести себя осторожно, чтобы не спровоцировать кого-то на что-то, или, напротив, проявлять упреждающую агрессию. В некотором смысле это позволяет мне «понять» серийных убийц как противоположность мне — проявление и сосредоточение силы и власти.

Ты что-то поняла для себя о природе власти через эти изыскания?

На самом деле не так много. Есть я, которая не способна защитить себя и близких мне. А есть вот такие люди, не способные к состраданию и эмпатии.

Ты только что говорила об осторожности и закрытости как способе защиты, но, когда ты так открыто и искренне поёшь о происходящем с тобой, не боишься, что это делает тебя уязвимой?

Да, делает, но мне важна искренность, иначе я буду чувствовать напрасность всего. Я не могу не делать этого, не могу сидеть сложа руки.

И есть ли подвижки, по твоим ощущениям? Например, отношение к женщинам в музыкальной индустрии за последние годы изменилось?

Мне повезло с лейблом и в целом с теми людьми, с которыми я работаю, потому что в моей работе никогда не стоял вопрос гендерной принадлежности. Но я не раз сталкивалась и продолжаю сталкиваться с ситуациями, когда меня приглашают на фестивали не потому, что организаторам нравится моя музыка или организаторы полагают, что моё выступление встраивается в общую концепцию фестиваля, но потому что им нужно соблюсти в лайнапе пропорции исполнителей и исполнительниц. Конечно, такое раздражает и даже оскорбляет.

Ещё бесит искусственная конкуренция, которую такие люди создают между мной и моими ровесницами и коллегами по сцене, когда на фестивале есть слот для одной «поющей девушки». Мы ведь, наоборот, дружим и поддерживаем друг друга, а тут нас нарочно сталкивают, заставляют бороться за место, как на каком-нибудь дурацком конкурсе. Наконец, многие люди из индустрии не из моего круга общения почему-то часто полагают, что я не сама пишу музыку. Порой мы приезжаем куда-то выступать, я приезжаю на площадку, и меня не воспринимают всерьёз, обращаются с какими-то вопросами к парням в группе, а я для них так, девочка у микрофонной стойки. Да, на живых выступлениях я фактически только пою, но это моя музыка, я её написала, спродюсировала, выпустила — наверное, я в курсе, какой звук мне нужен?

Вот тебе и #MeToo…

Да, музыкальная индустрия невероятно консервативна, возможно, даже более консервативна, чем кино. И хотя с каждым годом становится всё больше талантливых девушек-музыкантов, продюсеров, а не только певиц, ситуация меняется очень медленно. 

А насколько тебя в целом занимает то, что происходит в США? Следишь за новостями?

Как фаталистка и циник я смотрю на происходящее как будто извне или со стороны. Понимаю, что мы живём в эпоху краха империи, что это конец той Америки, которую все мы знали. Мы в курсе, что политики — гангстеры, и вот мы сами же сделали самого крутого из них президентом. Кстати, думаю, что как президент Трамп многому научился у Путина. И мне кажется, что люди в Америке и в России сейчас связаны, даже если они этого не осознают. Они чувствуют, что находятся в примерно одинаковой ситуации.

Именно это, кстати, всегда привлекало в истории холодной войны: были капиталистические США и коммунистический СССР, но на самом деле с обеих сторон были одинаковые люди, которые не знали, чего ждать завтра. И в этом смысле у холодной войны не могло быть победителей, скорее все проиграли. Сейчас происходит что-то похожее. Не хочу слишком уж углубляться в обсуждение политики, но повторю, что, на мой взгляд, наши страны как никогда похожи: снаружи общество кажется расколотым, но на деле у всё большего и большего количества людей копится определённая эмоция, недовольство одним явлением, одним человеком, и рано или поздно это перевесит все разногласия.

Твой интерес к России и славянской культуре, кстати, от родителей?

Нет, мои родители считают себя американцами и очень этим гордятся, хотя по отцу у меня украинские корни. Но никто у нас дома не говорит по-русски, так что язык я учила сама, точнее те крохи, которыми владею: говорить трудно, но читать что-то и объясниться на простейшие темы смогу, наверное. Вот с ударениями у меня не очень. Я выросла с бабушкой, так что славянская культура была частью моего детства: бабушка варила борщ, вязала и всё такое…

«Siphon»

Можешь сварить борщ?

О да! Когда я приезжаю в Восточную Европу, то часто чувствую себя как дома. Родные запахи, и люди… как будто холодные и в то же время… Не знаю, но что-то напоминает мне о семье. Думаю, что я отчасти понимаю, что такое «загадочная русская душа».

И как бы ты это описала?

Томление и меланхолия, постоянная взвинченность, какое-то чувство непонятно откуда происходящей гиперответственности за происходящее, невозможность не обращать внимания на это и в то же время фатализм.

Вот и альбом у тебя назван русским словом…

Мне нравится русский язык, он очень красивый. А этот альбом был вдохновлён моими корнями, славянской культурой. Так что, когда я писала эти песни, то постоянно возвращалась к языку. Например, песню «Векá» я написала под впечатлением от стихотворения Анны Ахматовой «Чем хуже этот век?».

Читала его в оригинале?

Нет, к сожалению, пока моего русского на это не хватает! И да, я столкнулась с тем, что трудно найти хороший перевод. Например, долго искала достойный перевод «Мастера и Маргариты»: сначала попался какой-то паршивый вариант, я начала читать и поняла, что что-то не так, бросила… Потом, наконец, отыскала нормальную версию и поняла, насколько хорош этот роман. Люблю Гоголя, Достоевского, но не уверена, что всё поняла у последнего…

Раскрою тебе страшный секрет: далеко не все русские понимают Достоевского.

Уф, ты мне сейчас так жизнь облегчила! Вообще, в последнее время я гораздо больше поэзии читаю. Не помню, чтобы раньше так увлекалась стихами. Та же Ахматова, она была… такой оторвой!

О да.

А ещё мне очень нравится Марина Цветаева.

Замечу, ты называешь одних только женщин. Как думаешь, почему?

Вероятно, мне проще соотнести свои чувства с их творчеством. В этих стихах мне нравятся грусть, меланхолия, ощущение души, запертой в клетке, какое никогда не встретишь в лирике у мужчин. Всё-таки когда грустит мужчина, это часто печаль по миру внешнему. Когда грустит женщина, это печаль по внутреннему миру, печаль души.

Фотографии: Sacred Bones Records