ИнтервьюРежиссёр фильма «Рейвы в Иране» о техно в пустыне, обысках и свободе

Как вы нашли Иранских рейверов?

Идея родилась после небольшой статьи на Vice об иранских подпольных вечеринках в пустыне — я поняла, что это сюжет для фильма. Меня, конечно, заинтересовала не техно-сцена Ирана, а скорее то, как существует андеграунд в стране, которую на Западе представляют исключительно как систему запретов. До приезда в Тегеран у меня не было никаких связей с местными. Первое время были проблемы не столько с сюжетом и героями, сколько с поиском нормального жилья: жить в проходной комнате, месяцами переезжая из семьи в семью, — это очень изматывает.

Другая трудность — постоянные обыски и досмотры: с одной стороны, надо было искать материал для фильма, с другой — следить, чтобы мои съёмки не доставили никому неприятностей. Я начала искать тусовщиков через фейсбук, знакомиться с ними дистанционно и, уже находясь в Иране, подружилась с кучей двадцатилетних ребят. Всё время съёмок (а это несколько месяцев полётов туда-обратно) я жила на матрасе у иранских знакомых — меня поразило, что незнакомцы могут так поддерживать человека, которому они ничего не должны.

Почему они вам доверяли?

Конечно, у иранцев есть проблемы с доверием. Никто из моих первоначальных героев, согласившихся помочь со съёмками и знакомствами, не был готов появиться в фильме. От меня не прятались, но в иранской культуре, как я потом выяснила, «да» никогда не означает «да». Это может быть «нет», но в корректной форме, чтобы не обидеть. Этот огромный слой вежливости очень усложнял мне жизнь, ведь в моей культурной среде люди прямо говорят, что думают.

Мне пришлось расстаться с иллюзиями довольно быстро: люди исчезали в последний момент, переставали брать телефон или просто отказывали мне. И даже мои герои, диджеи и музыканты Ануш и Араш, очень долго тянули с началом съёмок и уходили от прямых вопросов — в какой-то момент мне даже казалось, что я приехала зря и никакого фильма у меня не получится. Мы прерывались на долгий срок, и они исчезали из виду. А когда я приезжала, отменяли встречи на регулярной основе. До самого конца я была на нервах.

Как вы объяснили властям регулярные приезды?

Почему-то именно с визами и посещением Ирана у меня не было никаких трудностей: каждый раз я приезжала туда по туристической визе и никто не задавал мне трудных вопросов. У меня была легенда: я осматриваю все местные достопримечательности. Внимательные визовые офицеры, пробив моё имя в интернете, узнали бы, что я журналистка, работающая в Европе и на Ближнем Востоке, с большим количеством публикаций. Но мне кажется, их устроила моя версия и в отсутствие видимых доказательств они не хотели усложнять мне жизнь. Иранская бюрократия, несмотря на численность, скорее отсутствует: она не вмешивается, пока не начинаются настоящие конфликты с полицией.

Одинокая женщина, ПУТЕШЕСТВУЮЩАЯ ПО ИРАНУ, у местных не вызывает подозрений?

Иран удивил меня в том смысле, что женщины и мужчины в общественных местах чувствуют себя достаточно свободно. Меня никто не просил постоянно держаться за знакомого мужчину. Женщины много и активно работают, ведут свой бизнес, занимаются семьёй, сидят за рулём, присутствуют на госслужбе. Есть женские парки, где отдыхают только женщины, но это скорее сделано для их комфорта, потому что остальные пространства — смешанные.

Я познакомилась со многими женщинами, которые в итоге не попали в фильм по соображениям безопасности (исполнять музыку или быть вокалисткой в Иране сейчас — уголовно наказуемое преступление. — Прим. ред.): никто из девушек не хотел отвечать за музыку головой. Мне же в Иране было скорее комфортно — наверное, вид одинокой женщины, остановившейся в отеле, не вызывает вопросы, если ты иностранка.

Иранские вечеринки оправдали ваши ожидания?

После статьи на Vice я представляла себе что-то вроде фестиваля Burning Man для небольшой компании: молодые девушки и парни, ничем не отличающиеся от нас, выезжают в пустыню на выходные. И конечно, это ни разу не фестиваль по своим масштабам, но это мероприятие, которое все любят и на которое все каждый раз возвращаются. Это правда похоже на акт освобождения: девушки берут платки на всякий случай, но танцуют в европейской одежде, парни в ярких футболках, марихуана, выпивка, рассветы — всё это не вяжется с картинкой тоталитаризма, которую транслируют в медиа. 

Я догадывалась, что западные СМИ сильно искажают иранскую реальность, показывают только самое наносное, очевидное и не ищут опровержения стереотипам о реакционном государстве, где все должны держать рот на замке. Я подозревала, что всё не так просто. Меня удивило то, как большинство людей научились выживать в режиме постоянного подавления, не теряя достоинства и часто делая то, что им интересно. Конечно, я говорю сейчас об обеспеченной городской прослойке среднего класса — то же самое невозможно представить в удалённой деревне, — но в больших городах все научились обходить запреты и переживать их как временное стихийное бедствие.

Иранский опыт сильно напоминает, как люди выживали при цензуре коммунизма, и в каком-то смысле иранцам приходится многое придумывать, чтобы заниматься творческим трудом — цензура может делать изобретательнее и креативнее, я в этом не сомневаюсь. Иметь сдерживающий фактор — часто начало творческого роста. Но факт остаётся фактом: присутствие государства в Иране очень бросается в глаза.

вы подружились с Анушем и Арашем?

Мои отношения с героями так и не стали дружескими — это было плотное рабочее общение. Начнём с того, что мне было трудно уговорить их на участие, плюс во время съёмок на одного из героев была совершена облава. Между нами были тёплые и добрые отношения, но я с самого начала не планировала дружить со своими героями, документалистам часто не советуют это делать. К тому же я видела, что они не доверяют — не мне, а всей идее успешного кино о музыке. И хотя я большая фанатка электронной музыки и любительница вечеринок, они слишком долго варились в собственном соку, чтобы принимать все мои идеи на ура. Сейчас мы живём в соседних странах (герои материала находятся в ЕС в статусе беженцев. — Прим. ред.), но не общаемся.

главные герои фильма всерьёз рассуждают о побеге из страны. А Что думают их ровесники и друзья?

Молодое поколение Ирана поголовно говорит об иммиграции — я уловила это после нескольких домашних встреч. Тема у всех на устах: как оформить визу, опасно ли быть в Европе нелегалом и как обосноваться там в первые месяцы. Неудивительно, что и в моём фильме герои быстро приходят к этому решению. И дело даже не в том, что ребята хотят уехать навсегда — большинством движет любопытство: а как устроена жизнь в другой стране, по другим правилам? К сожалению, сейчас большинству доступна опция «уехать и никогда не возвращаться», сжечь или спрятать паспорт, но логичным решением было бы приехать в другую страну, осмотреться, попробовать что-то сделать, получить опыт и привезти его с собой обратно. Убегающих много, но много и возвращающихся.

К сожалению, государство не поощряет путешествия среди своих граждан, и большинству остаётся жить фантазиями: туристические поездки в Европу с большим скрипом и взятками доступны только для обеспеченных городских жителей. Многие считают, что, уехав из Ирана, они автоматически улучшат свою жизнь — и это иллюзия. Мир не ждёт этих людей, везде нужно утверждаться, много работать и показывать себя; чем благополучнее страна — тем выше конкуренция, и мало кто из людей, встреченных мной, серьёзно думает об этом. И мне кажется, главное ограничение в Иране — это не отсутствие клубов или запрет на вечеринки, а отсутствие привычки путешествовать и сопоставлять, анализируя свою жизнь и жизнь других людей и сообществ. Этим закрытое государство страшнее всего. Чувствуется, что их выбор очень ограничен — и одновременно категоричен.

Как живут ровесники Ануша и Араша? Чем они занимаются?

Я была поражена, насколько дружеские и семейные связи доминируют в жизни иранской молодёжи. Большинству из них далеко за двадцать, но они живут с родителями на их деньги, не имея никакого представления о самостоятельности. Лет в тридцать они переезжают в свой дом, часто купленный отцом и матерью. Например, родители моих главных героев работают с утра до ночи, но у их детей очень много свободного времени.

Я не уверена, что у них даже есть работа как таковая — что меня тоже сильно удивило, потому что я родом оттуда, где ради заработка нужно очень сильно потрудиться. Им продолжают звонить родители по вечерам и спрашивают, как прошёл их день и что они сегодня ели, они вместе ведут быт, не съезжаются с девушками и не торопятся жениться. И даже уезжая, многие из них возвращаются — потому что не готовы жить в гостиной у случайных людей, не получают привычную им заботу и ошарашены тем, сколько усилий нужно приложить, чтобы закрепиться в другой стране.

Я никогда не видела таких общительных и разговорчивых людей, как в Иране. Они встречаются поздно вечером и зависают до самого утра. Нигде больше я не слышала таких долгих и проникновенных разговоров, таких подробных обсуждений, такого активного обмена впечатлениями. Смол-ток в Иране как бы не существует, он плавно перетекает в разговор про всё и обо всём: от друзей к предстоящим событиям, от планов на будущее к эмиграции, от новых фильмов к новым альбомам. Мне кажется, ожидание — самое правильное слово для состояния иранской молодёжи.

В ФИЛЬМЕ НЕТ НИ ОДНОго женского персонажа — девушки и женщины вообще принимают участие в местной подпольной культуре?

В моём фильме нет девушек в главных ролях, но это не значит, что их нет в движении. Поп-певица и вокалистка метал-группы решили не принимать участия по соображениям безопасности, а мне как режиссёру надо было сузить количество главных героев, чтобы кино получилось однородным. Женщины присутствуют в Иране — это не Саудовская Аравия. Большинство домашних вечеринок ничем не отличается от тех, на которых бывала я у себя дома: парни и девушки проводят время вместе и нет никаких гендерных разделений.

Но что я могу сказать с уверенностью — женщины в Иране всё-таки часто ждут инициативы от мужчин, следуют за ними и поддерживают их начинания. Лидерство им некомфортно. Я слышала много историй, которые, расскажи мне их подруга из Европы, вызвали бы у меня только одну реакцию: «Соберись! Решай сама за себя!» Но в Иране в порядке вещей не выходить на первый план, если ты женщина, — вся система на это настроена.

Что вас приятно удивило в иранском обществе?

Меня поразило, что местные одновременно очень дистанцированы от политической ситуации и сохраняют здоровую иронию. Те, кто может помочь — стараются помогать, те, кто не может, не скрывают сатирического отношения к происходящему. Юмор — их способ сделать жизнь сносной, и в этом у стран с политической несвободой, конечно, нет равных. Мой знакомый недавно сделал документальное кино о политических анекдотах при коммунизме — и это точно явления одного порядка. Ещё иранское общество построено на честном слове, репутации и долгих годах взаимной поддержки, и никто ни при каких обстоятельствах не будет тебе грубить, даже если сложилась острая ситуация.

Вы попадали в неприятности?

Нас очень часто обыскивали — и очень детально. У меня была подставная карточка с туристическими фотографиями, которой я постоянно жонглировала, и меняла её после съёмок, пряча всё заснятое куда угодно подальше от полиции. Прятать снятый материал — самая трудная задача во время съёмок, и к бесконечным досмотрам я была готова: за короткий срок научилась не нервничать и смотреть куда-то в пустоту. Надо сказать, это главная проблема и моих героев, которые, помимо того, что рискуют собой, часто рискуют купленным или арендованным оборудованием, могут невольно подставить кого-то из музыкантов, если будут неаккуратны, или сядут в тюрьму за организацию запрещённого мероприятия.

Подпольные типографии, системы обхода, навыки общения с полицией — всё развернулось передо мной в первую же неделю. И тут уже нужно играть по местным правилам. Но что делать — неслучайно же никто никогда не снимал подобных историй в Иране; все эти перипетии — цена эксклюзивности. Я была так напряжена во время подготовки фильма, что ни разу по-настоящему не обрадовалась: ни когда история начала получаться, ни когда мы выезжали веселиться в пустыню, ни когда герои после недели молчания соглашались продолжать съёмки. Я постоянно ждала подвоха.

Почему несмотря на все трудности вы не бросили проект?

Мотивация — это моя профессия, я ищу ситуации такого рода. Чем труднее получается, тем больше я этого хочу. Препятствия никогда не убивают во мне интерес, только разжигают любопытство. Любой порядок начинает меня нервировать достаточно быстро, а хаос, наоборот, помогает собраться и двигаться дальше. Поэтому всем, кто собирается снимать фильмы, я могу просто советовать снимать и не сдаваться — столько вещей будут идти не так и впереди вас ждёт много некомфортных моментов. Историей придётся жонглировать, а вашу идею нужно обязательно тестировать на знакомых и друзьях: если никто вокруг не приходит в ажиотаж, фильм не выстрелит, даже если будет снят.

как «Рейвы в Иране» изменили вас?

Я долгое время занималась журналистикой и фоторепортажами, много путешествовала и переезжала и была готова к некоторым аспектам Ирана — потому что уже встречала что-то похожее на Ближнем Востоке. Работая для BBC4 и Al Jazeera, я обратилась в кинофонд Цюриха — они и спродюсировали фильм. Трейлер фильма стал вирусным, меня включили в огромное количество фестивалей, и всё, что мне остаётся, — прилетать на Q&A и представлять его в разных странах.

Почти сразу после окончания монтажа я отправилась в турне с фильмом, жила на чемоданах, параллельно начав новое расследование — тоже про закрытое полицейское государство и молодёжную субкультуру. Потом я поняла, что такие истории мне в данный момент не по силам: отголоски стресса в Иране всё ещё чувствуются и мне нужно разбавить трудный проект работой в зоне комфорта, чтобы вернуться к равновесию.

По сути, я провела в очень специфической ситуации четыре года своей жизни — начиная с подготовки фильма, съёмок, монтажа и заканчивая промо, и это, честно говоря, истощает. Мне колоссально повезло, что я не потратила ни копейки на раскрутку фильма, но тут сработала тема: танцы в Иране рекламируют сами себя. Многие, правда, заблуждаются, что это фильм о музыке, в то время как это кино о том, как выживает сообщество и незаметно проходит молодость.

Фотографии: Christian Frei Filmproductions