ИнтервьюБрэд Питт о Второй мировой, жизни в танке
и семейных ценностях
«Несмотря на достижения прогресса, люди с завидным постоянством втягиваются в военные конфликты»
30 октября в кинотеатрах стартует одна из самых ожидаемых премьер сезона и «еще один фильм про войну» — «Ярость» Дэвида Эйра. Исполнитель главной роли и продюсер фильма Брэд Питт рассказал, чем его кино про Вторую мировую отличается от множества других и какой психологический опыт он сам получил на съемках.
Текст: Кристина Москаленко
Фильмов о войне снято предостаточно, но все же вы взялись за еще один — и как продюсер, и как актер. У вас было чувство, что вы можете показать историю с непривычной стороны? Что нового вы хотели рассказать?
Надеюсь, что после нашего фильма все солдаты почувствуют, что мы их уважаем. Мне также хочется верить, что фильм покажется им правдивым. Я разговаривал с ветеранами, которые недавно вернулись с войны, и один парень сказал мне: «Слушай, война нелепа. Если смотреть на все это серьезно, то это полный абсурд. Поэтому ты просто не смотришь». Человеческая натура — удивительное дело! Сначала мы режем друг друга на куски, а через год сидим все вместе и наслаждаемся пинтой пива. Мне кажется, что, несмотря на все достижения прогресса, люди с завидным постоянством втягиваются в разного рода конфликты. Они могут говорить, говорить, говорить друг с другом, но потом все равно скатываются и начинают воевать. Это происходит всегда.
В последнее время много говорят и пишут про поствоенный синдром. Пережить войну — лишь часть трагедии, ведь иногда самое страшное начинается потом.
Фильм именно об этом. Мне показалось, что все солдаты, на какой бы стороне они ни были, переживают похожий опыт. Мы снимали не о том, кто прав, кто виноват и кто победил. Это кино о людях, которые воевали, и каждый из них носит в душе какую-то часть общей травмы. С ней он должен возвратиться домой и с ней он должен жить дальше. Если вам интересно вкопаться в эту тему глубже, то могу посоветовать прекрасную книгу подполковника США Дейва Гроссмана «Психологическая цена обучения убивать на войне и в мирной жизни» — мне она очень помогла.
Мы снимали не о том, кто прав и кто виноват.
Это кино о людях, которые воевали, и каждый из них носит в душе часть общей травмы
Раз уж вы заговорили о мирной жизни. В «Ярости» совсем нет предыстории героев. Мы почти не знаем, кто, зачем, почему и откуда. Вы хоть сами-то знаете, что ваш герой делал до войны? Или вас сразу толкнули в месиво, как одного из героев?
Резюме всех героев у нас были прописаны детально: мы все знали о своем персонаже больше, чем в итоге вошло в фильм. Вообще, работа над психологическими портретами героев началась за три месяца до того, как включили видеокамеру. Я прочитал сценарий, мне понравилось. А через несколько дней в три часа утра мне пришло письмо, в котором в красках были расписаны не только факты биографии моего героя, но и усталость, слабость, ментальная истощенность, голод, холод, последствия того, что ты постоянно видишь боль и ужас и сам причиняешь ужас. На съемках я возвел это в крайнюю степень, и в таком состоянии мы снимали.
Фильм снят на пленку — Это роскошно по нынешним меркам. Вы сделали это специально, чтобы отдать дань эстетике военных фильмов прошлых лет?
Я пурист, мне нравится пленка. Конечно, я могу сниматься на что угодно и уважаю людей, которые находят шикарные новые формы, снимая на цифру. Но когда Дэвид Эйр (режиссер «Ярости». — Прим. ред.) решил снимать на пленку — в глубине души я ликовал.
Дэвид Эйр рассказывал, что во время съемок вы постоянно сидели в танке, даже во время перерыва. Почему?
Да, я вел себя очень по-собственнически. Но это же лучшее место обзора! Просто для съемок нам всем пришлось довольно близко ознакомиться с устройством танка. Каждый из нас нашел для себя какие-то углы, где ему комфортно. Такие, чтобы в голову ничего не упиралось, перед глазом ничего не маячило. Я даже нашел место, куда можно поставить кофе. Холодный растворимый кофе. В танке времен Второй мировой нет ничего эргономичного: ни ступенек, чтобы в него залезть, ни кнопок, чтобы закрыть крышку. Все делаешь руками, все время за что-то цепляешься, ударяешься. Но нам надо было научиться с ним управляться, он должен был стать нашим домом. Я постоянно думал о людях, которые спят, едят, ходят в туалет и воюют из этого замкнутого пространства.
И становятся в этом танке семьей...
Да. На момент начала фильма герои уже провели три с половиной года вместе, только что потеряли пятого члена команды и им прислали новичка. Он приходит, весь такой домашний, с семейными ценностями, мол, цивилизация, идеалы. В нем сосредоточено все, что мы так любим, по чему мы так истосковались на войне. Но мы вынуждены все это стремительно в нем искоренить и разрушить, потому что только так он сможет воевать.
Ваша жена в этом году тоже сделала фильм о второй мировой — про олимпийца Луи Замперини, выжившего в японском плену. получается, вы оба одновременно работали над фильмами про Вторую мировую. Обменивались наработками?
Обычно мы не снимаемся в одно и то же время, но так уж вышло. Это правда было эмоциональным совпадением: я погрузился в историю Второй мировой в Европе, она — в тихоокеанском регионе. Я изучал танки, она — бомбардировщики. Мы снимали о психологической травме солдат, она — о триумфе человеческого духа. У нее получился красивый фильм. И мы все ушли со съемок обогащенными. Лично для меня съемки фильма «Ярость» стали уроком лидерства. Я учился завоевывать уважение и отвечать за остальных. В конце съемок я понял, что как отец я стал лучше.
Что бы вы сделали, если бы завтра США призвали вашего сына в армию?
Если бы его призвали... его бы призвали. А что тут можно сделать? Я бы волновался, но убедился, что он умеет отлично воевать. И… я бы начал молиться.