ИнтервьюПаша Артемьев о секс-
символах, карликах
и аутсайдерстве
«В детском саду я играл один и не обламывался»
Паша Артемьев, чего греха таить, свел с ума полстраны на первой «Фабрике звезд» и в составе зародившейся там группы «Корни», после чего перепридумал себя, собрал группу ARTEMIEV, начал играть в Политеатре и театре «Практика», снялся в фильме «Интимные места» и сегодня презентует новую пластинку «Акме» — с музыкой, которую он всегда хотел делать. Главный редактор Wonderzine Ольга Страховская и шеф-редактор Екатерина Биргер встретились с ним и поговорили о восприятии среднего возраста, героическом аутсайдерстве, котиках и — без этого никак — о «Корнях».
Ольга Страховская
Екатерина Биргер
Давай начнем с названия твоего нового EP «Акме», который выходит завтра.
Это термин из области психологии, есть такая наука акмеология. Акме в переводе с греческого — зенит, средний возраст, когда человек находится в расцвете, период от 30 до 50 лет.
Как-то ты торжествующе преподносишь этот момент. Обычно 30-летие ассоциируется с кризисом среднего возраста.
Мне кажется, еще рано. Сейчас же сдвинулись возрастные ощущения в целом. Я думаю, что меня накроет, но годам к 40. А может, и не накроет, если буду занят все время. Вообще, мне кажется, кризисы чаще всего происходят от безделья, когда человек теряет землю под ногами.
Но если посмотреть на треклист, ощущение радости как-то испаряется: «Против толпы», «До свидания», «Зависимость». Это какой-то багаж, который приехал с тобой к прекрасному возрасту акме? Или это, наоборот, предчувствие состояния, в котором ты пребудешь до 50?
Ну, я надеюсь, что до 50 у меня все-таки будет еще куча разных EP. И я не говорю, что мне сейчас радостно. Это процесс входа в новый период, который, слава богу, уже не назовешь взрослением, а любые перемены связаны в том числе и с болью. Очень не хочется, чтобы это звучало излишне пафосно. Скажем так, у меня накопились именно такие песни, и хотелось их в одну рамку поместить. Не хотелось называть пластинку заголовком одной из песен, хотелось общего знаменателя. И слово «акме» показалось мне уместнее всего, как отражение внутреннего состояния, связанного с потерей иллюзий, возможно, излишне оптимистичных, романтических ноток. Но это не значит, что у меня все плохо.
Я думаю, что неплохо совершенно. Нужно же как-то отделять себя от лирического героя.
Ну конечно. Не то что все это про меня. Хотя часто так бывает, что-то ты напишешь, а года через два с тобой начнут происходить события такого рода. Я ни в коем случае не хочу сейчас…
Навлечь на себя внимание высших сил, которые внимательно прочитают тексты?
Нет. Вообще, я не буду произносить, потому что я знаю, как это со стороны звучит. Когда человек начинает настолько высокопарные вещи говорить, которые у меня сейчас были в голове, читаешь и думаешь — какой напыщенный хрен вообще. Так что я их сдержу.
Чтобы полюбить чью-то музыку, надо идентифицировать себя с неким облаком тегов вокруг нее. Я понимаю, какое облако тегов вокруг Тома Йорка, что его интересует экология, политика, уязвимость человеческая. Уэйна Койна интересует ЛСД, Майли Сайрус и летающие единороги. Что интересует человека, который поет песню «Против толпы» или «После нас»?
Я, наверное, еще не разобрался до конца, какие у меня теги. Мне приносит удовольствие играть просто музыку. Я очень скучный человек, мне кажется, безумно скучный.
«После нас» — первый сингл с нового мини-альбома ARTEMIEV «АКМЕ»
Хорошо, ты сериалы смотришь? смотришь «Game of Thrones»?
Ну конечно.
Кто ты в «Game of Thrones»?
Конечно же, я карлик. Можно говорить «карлик»? Они обижаются, правильно говорить «маленький человек».
Вот теперь все сразу понятно. Динклейдж великий, и не такого маленького роста, как все думают.
Он отличный в фильме «Смерть на похоронах». Английском, не американском. Фрэнк Оз снимал. Это прекрасный фильм, посмотрите обязательно.
Окей, с героем разобрались. Но еще есть его женщина, абстрактная. И судя по песням, эта женщина по какой-то причине с этим героем быть не может, что-то у них не так. Что не так?
Я тебе не могу сказать, что у них не так. На самом деле мне хочется запечатлеть такой момент иногда… Допустим, «До свидания» — это про момент расставания, про долю секунды, что ли. Не про почему, а про момент. Я, кажется, уже как Кличко сейчас начну разговаривать.
Понимаю, о чем ты, на самом деле. Желание увидеть что-то красивое в мгновении, которое может быть совершенно некрасивым.
Да, опять же. Потому что в припеве в песне «До свидания» есть недосказанность, непропетая рифма. Хотя у меня в голове она есть, я ее очень четко знаю. Но она там лишняя, на мой взгляд, там все понятно. К тому же, мне кажется, человек не всегда может до конца объяснить, что он имеет в виду, когда пишет те или иные стихи, да и не должен, наверное.
Поправь меня, если я ошибаюсь, но у тебя мама поэтесса?
Мама писатель, но она писала стихи. Сестра тоже пишет.
Я не люблю прямые заявления в текстах. Мне кажется, это убивает воображение слушателя
Они с сестрой рецензируют тебя?
Не то чтобы я прошу рецензировать, но я с большим удовольствием делюсь с мамой тем, что я делаю. Не дай бог я бы пошел и стал говорить маме, что изменить в ее романе. Но есть узкий круг людей, с которыми я хочу поделиться, и мама входит в первую тройку.
А тебя легко сбить с толку? Грубо говоря, насколько ты восприимчив к критике?
Мне кажется, все восприимчивы к критике, и я не исключение. Если она не беспочвенна, то, конечно, она может задеть, но я, скорее всего, ее выслушаю и приму к сведению. Если это просто так, как часто очень бывает, я к этому уже привык. Потроллить у нас любят в принципе. Я как-то отказал себе в этой роскоши вычитывать комментарии в соцсетях. Обрастаешь постепенно чешуйкой и все нормально.
На западе, наоборот, многие звезды сами взялись за соцсети и резвятся там. Такое ощущение, что люди пытаются найти какую-то связку с реальностью, а не дистанцироваться от нее.
Мне кажется, это эксгибиционизм определенного рода. Мне никогда не было это близко, хотя есть совершенно гениальные твиттеры, например, у Стивена Фрая. Просто есть люди, у которых это получается безболезненно, им это нравится. Я более закрытый человек, мне странно делиться всем подряд, я не понимаю, зачем это делать. Наверное, я интроверт.
Это странная позиция для человека, который выбрал публичную профессию.
Это полный бред, я знаю. Я постоянно об этом думаю — что я не могу находиться среди большого количества людей, в толпе. Но и без этого тоже не могу.
Прозвучало важное слово «толпа» — у тебя первый же трек на новой пластинке называется «Против толпы». Там много смыслов может быть, но в этом есть какое-то ощущение элитизма: есть некая толпа, а есть творец.
Нет, я этого не имел в виду вообще, правда.
Ну, хорошо, не элитизм, а ощущение героического противостояния и аутсайдерства.
Слава богу, это мне понятней. Но так не хочется самому это все произносить, потому что получается какая-то заявка. Я вообще не люблю прямые заявления в текстах. Мне кажется, это убивает воображение слушателя. Так много образов можно построить, если чуть-чуть недосказать.
Просто этот образ героического противостояния играет на очень понятных чувствах. Это же очень привлекательный образ, потому что он одновременно мужественный и жалостливый. Герой-страдалец, не понятый людьми.
Сейчас сам заплачу. Я понимаю, но так получается, я не эксплуатирую этот образ, это я вам точно говорю. Я, наверное, согласен, что это выглядит привлекательно, сколько таких героев есть.
И ты чувствуешь себя одним из них?
Видимо, в том, что я делаю. Может быть.
Ты вообще думал о том, как тебя воспринимают люди? Думал наверняка — и что именно?
Конечно. Наверное, каждый думал. У меня такое ощущение, что я кажусь всем милым кучерявым чуваком, а я как-то не всегда так себя чувствую. Но я уже привык. Может, когда я наконец побреюсь налысо…
То есть хочется выйти за пределы этого образа?
Конечно, хочется. Я думаю, что время все постепенно изменит, я спокойно к этому отношусь. Не думаю, что мне надо делать резкие движения, не знаю, начинать играть металл. Я тогда точно выйду из этого образа, но все просто подумают, что я идиот.
Есть прекрасный пример Мэттью МакКонахи, который 15 лет играл в ромкомах, и все думали про него, что он, собственно, милый кучерявый чувак.
Но сколько ему сейчас лет? 44–45? Я, конечно, не могу влезть ему в голову, но у меня такое ощущение, что вот как только ему 40 стукнуло, он начал меняться кардинально и очень круто. Но у него и внешность как-то изменилась, он перестал быть сладким чуваком, стал брутальнее выглядеть и стал похож на Пола Ньюмана почему-то. Молодого причем Пола Ньюмана.
А кем бы тебе хотелось быть и как выглядеть в 45?
Хотелось бы жить. Мне бы хотелось жить и жить хорошо, я бы сказал. Счастливо. Но я не знаю, правда, какие будут внешние факторы. Мир сейчас такая штука, может шандарахнуть какая-нибудь комета, Меланхолия прилетит, я не знаю. Нимфоманка напрыгнет.
Один из главных хитов «Корней» —
элегия «Ты узнаешь ее»
Ну, хорошо, тогда давай отвлечемся от футурологии и обернемся в прошлое. Не скучаешь ли ты по временам группы «Корни»?
Я скучаю по той плотной гастрольной жизни. Сейчас никто так не гастролирует в принципе, даже из числа очень успешных групп. Когда ты уезжаешь на полгода и в середине на три дня возвращаешься в Москву. Разве что группа Placebo или 30 Seconds to Mars. А наши артисты, я даже не знаю, ездят ли они все еще так, чтоб на автобусе, через всю страну.
Ну, Стас Михайлов, может быть.
Стас Михайлов шикарно гастролирует, если гастролирует. Хотя на тот момент мы очень круто ездили, у нас был настоящий спальный автобус, двухэтажный, который специально для нас сделали. Самопальный, но очень крутой. И из окна этого автобуса я видел всю страну.
Много гастрольного трэша было наверняка. Потому что многие думают, что это роскошная жизнь, а на самом деле это что-то среднее между пионерлагерем и поездкой на картошку.
Конечно. И много красоты несусветной, когда ты останавливаешься где-нибудь в тайге, выходишь в лесу пописать, смотришь — над тобой эти звезды бесконечные. Конечно, это все дико изматывает, и да, это похоже на пионерлагерь. Плюс я, конечно, компанейский парень, но только с теми людьми, которых я сам для этой компании выбирал. А тут так получилось, что тебя поместили в определенные условия, это же был продюсерский проект. И вот это сложновато было переживать. Это как школьные экскурсии, которые я ненавидел, потому что тебя ведут компанией, а хочется идти отдельно. Против толпы. В детском саду я тоже играл один и не обламывался совершенно.
Какой был самый большой зал, который вы собирали?
Самый большой концерт у нас был в Харькове на площади Свободы, которая входит в книгу рекордов Гиннесса как самая большая площадь Европы. Она была забита людьми вся под завязку.
Было ощущение, что вот оно — небо в алмазах?
Нет, ну что ты. Я всегда знал, что буду заниматься чем-то иным, другой музыкой. Но так получилось, что я попал в определенные обстоятельства.
Это должно быть горькое чувство, что ты добился успеха не совсем теми вещами, которыми хотел бы добиться.
Не горькое, но странное. Такая ирония есть у бога, у вселенной, кому как больше нравится. Жизнь ироничная штука, она всегда отвечает тебе с юморком, по-разному, но всегда очень изощренно. Но ощущения очень крутые все равно. Не важно, каким образом ты этого добился, но когда ты стоишь перед гигантской толпой, поднимаешь руку, а они вслед за тобой ее поднимают. И они поют за тебя песню, которую ты думал, что никто не знает, а они за тебя ее поют.
Останавливаешься где-нибудь в тайге,
выходишь в лесу пописать, смотришь — над тобой
эти звезды бесконечные
Как бы то ни было, это должно кружить голову. Потому что вот ты был красивый, умный и талантливый Паша Артемьев. А потом ты становишься красивый, умный и талантливый Паша Артемьев, только тебя еще хотят все девушки в стране. Это должно как-то влиять.
Не знаю насчет всех, но думаю, что я раздражение вызывал не меньшее. Вообще это все странная штука. Весь этот эксперимент над психикой под названием «Фабрика звезд» — это был очень жесткий эксперимент. Мне там было очень некомфортно, и слава богу, что он закончился.
Но смотреть было классно. Вся страна смотрела.
Просто ты сидишь в аквариуме, в абсолютном информационном вакууме, не понимая масштаба происходящего, пока не выходишь оттуда. А я помню, что мы вышли прямо накануне Нового года. Я вышел, пошел. И вот я чувствую себя все тем же самым человеком и иду к друзьям через дом на Новый год. А там куча знакомых, каждый подходит ко мне, поет «Я теряю корни» или «Понимаешь». Я так офигел, убежал оттуда. Это очень странно. Ты оказываешься в параноидальной позиции, когда кажется, что, доктор, на меня все смотрят. Но тебе не кажется. На тебя действительно все смотрят.
Люди по-разному справляются со славой, потому что ты вроде как больше себе не принадлежишь. Тебе было страшно?
Мне было страшно в разных отдаленных городах, когда ты не понимаешь, как себя поведет толпа. Или, наоборот, понимаешь, что она тебя сейчас снесет. Когда тебя несет до автобуса охрана, а тебе рвут волосы на голове — это страшно.
А ты про женщин понял что-нибудь в этот момент?
Я как не понимал ничего про женщин, так и не понимаю. Мне никогда не хотелось быть объектом желания, а хотелось заниматься музыкой и песнями. Я знаю, что это звучит как кокетство, но на самом деле это очень круто, когда ты смотришь документальный фильм про The Rolling Stones и они описывают, как волны мочи смывались к ним под сцену от толп слушательниц. И ты смотришь такой, хихикая. А когда действительно выносят одну за одной девочек, задыхающихся в толпе, — это жутковато, это пугает, правда, без кокетства. Или когда они раскачивают автобус. Как в каком-то постапокалиптическом фильме про зомби оказываешься.
Попытки понять противоположный пол предпринимались еще в рамках «Фабрики звезд» — Паша дуэтом с Ириной Тоневой исполняет хит «Понимаешь»
Я просто почему спрашиваю. Среднестатистическому мужчине редко выпадает возможность оценить, каково быть жертвой сексуальной объективации. Но в тот момент, когда мужчина становится знаменитым, он моментально становится объектом.
Я понимаю. Но меня в принципе коробило потребительское отношение, которое распространено в этой среде. Мне пришлось очень много поработать на корпоративах, я испытал, что это такое, потому что то, как люди позволяют себя вести на этих мероприятиях, ужасно. Не так страшно чувствовать себя объектом, сколько чувствовать себя каким-то подарком, товаром, что ли.
И вот после всего этого удивительного, местами гротескного, опыта появляется группа ARTEMIEV, и у нее «ВКонтакте» 2000 подписчиков.
И это нормально. Мы и тогда, с группой «Корни», выступали в маленьких клубах. К тому же я с детства, в Гнесинской школе еще, привык комфортно себя чувствовать, выступая перед любой аудиторией. В школе у меня дрожали колени, я боялся выйти перед тремя людьми. Я думал, что умру, каждый раз. Помню, как мой профессор мне что-то подсказывал знаками, царство ему небесное. У меня был совершенно необъяснимый страх, даже не что ноты забудешь, а просто, что вот сейчас на меня упадет крыша. Я потом это как-то в себе сломал, но я все равно волнуюсь, выходя на сцену.
В театре у тебя еще более камерная аудитория. Ты любишь театр, очевидно.
Вообще нет, не очень.
Что ты тогда там делаешь?
Так получилось. Я не был театралом никогда. Меня в детстве переводила моя любимая двоюродная сестра на спектакли детские. Пчелка, синяя птица, Карлсон — мне кажется, я видел все. В классическом театре я просто засыпал. На «Вишневый сад» я сходил в Малый театр лет в 17, это было большое испытание. А современный театр… Бывают всякие фестивальные привозы удивительные. И то, что делает Олег Глушков, прекрасно.
«Сахар», в котором ты играешь, совсем не классический театр.
Это и театром напрямую не назовешь, это все-таки концерт, который притворяется спектаклем, спектакль, который притворяется концертом. Я очень мало хожу в театр, правда, если я в нем не участвую. Как-то так вышло, что я случайно познакомился с Эдиком Бояковым. Мне говорят, что надо отказываться от слова «случайно», но тем не менее. В общем, волею случая мы познакомились на дне рождения общей знакомой и разговорились. Он позвал меня сняться к себе в дебютный фильм. Я снялся, а потом на озвучке сам ему сказал: если что, в театре… Я имел в виду что-то вроде «кушать подано». Мне просто было любопытно, как все это работает, изнутри посмотреть, просто так. Никаких театральных амбиций у меня не было. А он меня позвал в итоге, и я до сих пор играю. Только что нам из-за прекрасного закона о мате ебаного…
Мы можем это напечатать. Мы дерзкие девчонки.
В общем, из-за него пришлось закрыть спектакль мой любимый, в котором я играл с самого начала, «Жизнь удалась». Это был классный спектакль. Но комфортнее, чем на концерте, я себя нигде не чувствую в принципе. На спектакле все-таки есть режиссура, ты не сам себе хозяин, есть задача, которую тебе ставит режиссер. Я предпочитаю режиссера слушаться, хотя есть такие актеры, которые любят самовольно что-то делать. Но я видел, как себя ведет Вениамин Смехов, опыту которого можно позавидовать. Я был на репетиции по Сорокину, одной из первых. И как себя ведет Смехов, как он поддается культурно, вежливо, это само собой, но как он держит позицию «ну, как скажет режиссер»… Если такой человек так говорит… Есть авторитеты некие, надо их соблюдать. Если ты согласился участвовать в чем-то, даже если тебе не нравится режиссер, но если ты уже дал свое согласие, то уж будь любезен — следуй правилам.
У меня живет прекрасная сумасшедшая собака.
Она похожа на батон и на Йоду,
только она брюнетка
Но есть и какие-то режиссеры, которые могут дать полную свободу, вроде Вернера Херцога или Терри Гиллиама.
Я боюсь подумать, что будет тогда. Хотя у нас есть режиссер, который так себя ведет на съемочной площадке, — это Паша Руминов. С ним очень весело. Мы снимали до этого проект, довольно рискованный, который так и не вышел, и уже, видимо, не выйдет, кино. У Паши на площадке происходит полнейший хаос. Человек, который зайдет со стороны, может подумать, что это дурдом полный. Из него хлещет энергия, он фонтанирует удивительными словосочетаниями новыми, это завораживает.
И он же тебе снял потом клип.
Целых два.
Мы только один видели, с котиками.
Честно говоря, я им доволен, и мне все равно, что все говорят. Он далеко не всем понравился.
Выбери, пожалуйста, котик или Райан Гослинг?
Конечно, котик. Что ты, ну правда, что тут думать? Почему я должен был выбрать Райана Гослинга? Я, конечно, понимаю, что котик не может так круто молчаливо вести машину под музыку, но котик милый же.
Тогда котик или собачка?
Собачка, скорее всего.
Смотри, как быстро он предал котика.
Мне и котики нравятся, и собачки. У меня был кот в детстве, я любил кота. Потом была собака, и сейчас у меня тоже живет прекрасная сумасшедшая собака. Она похожа на батон и еще на Йоду, только она брюнетка. Она очень смешная, она мне очень нравится, безумно.
Вальяжный кот и любимый пекинес Дорис из инстаграма Паши
Ладно, черт с ними, с котиками. Если бы ты мог выбрать любого режиссера, у кого бы ты мог сняться, кто бы это был?
Когда спрашивают о любимом фильме или сериале, сразу теряешься. У Финчера я бы очень хотел, если так уж вообще. «Зодиак» — очень крутой фильм, он потрясающе смог передать ощущение неосязаемого страха. Вообще хочется надрыва и ломать что-то в себе.
Тогда у фон Триера.
Ну, нет, я не уверен, что после съемок у фон Триера можно себя собрать потом обратно. Мне бы не хотелось таких экспериментов, потому что, как бы то ни было, психика у меня нестабильная, мне кажется, я могу потом развалиться, как Шалтай-Болтай. Я все-таки человек ранимый.
Мы собираемся сказать тебе, что ты классный. Но ты и так наверняка это знаешь.
Я не знаю, что я классный.
Но тебе наверняка это уже говорили.
Говорить мне такие глупости начали еще в детстве, и это сбивает с толку. На самом деле все не так классно и круто, как тебе говорят со стороны. Когда ты сталкиваешься с реальностью и обнаруживаешь в себе кучу недостатков, это очень жестоко. Поэтому берегите детей от иллюзий, такой всем совет.
Не говорить детям, что они классные?
Поменьше, очень много не надо.
фотограф: Александр Карнюхин