Мнение«Free to Decide»: Почему нам будет не хватать Долорес ОʼРиордан

дмитрий куркин

Когда приходит новость о смерти кого-то, чей постер висел (или мог висеть) на стене твоей детской, трудно не ощущать, что какая-то небольшая, но важная частичка жизни провалилась сквозь трещину во времени. Случай Долорес О’Риордан, внезапно умершей вчера, как раз такой. В пантеоне детей 90-х, у которых не было недостатка в героинях и ролевых моделях, The Cranberries не обязательно были Главной или Любимой группой, но своё особое место они точно занимали. Если трио со знаменитой обложки журнала Q казалось слишком крутым, слишком странным, слишком недостижимым, то О’Риордан была кем-то вроде старшей сестры, способной утешить в минуты подросткового беспокойства — могучей, но абсолютно приземлённой, какой бы золотой краской её ни покрывали в клипе «Zombie».

The Cranberries не наплодили тех, кого можно было бы с ходу назвать их прямыми наследниками и подражателями, но их метку несут на себя многие из современных исполнителей, от Хозиера до Джека Антоноффа, продюсера сделавшего 2017 год в поп-музыке.

Музкритик Алексис Петридис вспоминает, что в Британии долго недоумевали, почему из всех интересных новичков с Альбиона их заокеанские коллеги выбрали именно The Cranberries: на фоне других неожиданных поп- и рок-сенсаций группа из Лимерика, взятая под крыло продюсером The Smiths Стивеном Стритом, казалась простоватой и чересчур наивной. Ни дать ни взять провинциальная шпана посреди столичных модников.

И действительно, тексты Долорес никогда не отличались заумью (даже когда речь шла о глобальных конфликтах) и не были перегружены литературными аллюзиями (даже если это было посвящение поэту Йейтсу). А рассказывая о том, как появился на свет второй хит группы, «Linger», гитарист Ноэл Хоган честно признавался, что для песни они выбрали четыре аккорда из пяти выученных к тому моменту. Но если вдуматься, именно простота и сыграла им на руку и отправила их в тяжёлую ротацию сперва на американском MTV, а потом и по всему миру. Им было легко подпевать, с ними было легко себя ассоциировать. 

И у них был голос — голос, который невозможно было спутать ни с чьим другим благодаря гэльской фонетике, богатому тембру и особому балансу мощи и хрупкости, голубоглазого оптимизма и подлинного отчаяния. Одного только шестиминутного «Daffodil Lament» будет достаточно, чтобы оценить этот разбег эмоций.

О том, сколько настоящей боли было скрыто в этом голосе, большинство узнало много позднее: в 2011 году О’Риордан решилась рассказать, что в детстве на протяжении четырёх лет была жертвой абьюза со стороны близкого человека; в 2015-м, вскоре после нервного срыва и потасовки в самолёте, врачи диагностировали у нее биполярное расстройство личности. Издержки славы тоже не обошли её стороной: годы бесперебойного студийно-гастрольного конвейера довели певицу до анорексии, алкогольной зависимости и состояния, близкого к полному выгоранию. А к сорока годам, добрую половину которых Долорес таскала на себе гитару, добавились ещё и проблемы с позвоночником.

«После шести лет мыкания по отелям я решила, что в жизни должно быть что-то ещё», — рассказывала ирландка в одном из поздних интервью, которые вообще отличаются прямотой и честностью. Она, пусть и не доходила до крайностей своей землячки Шинед О’Коннор, никогда «не боялась сказать» — и выбирала для этого самые понятные слова.

О’Риордан как-то очень точно удавалось воплощать волю к жизни — не ради демонстрации воли, а ради самой жизни — и решительность (не железную, очень человечную) отстаивать то, что тебе дорого. «I live as I choose or I will not live at all», — заповедовала она. Пожалуй, у неё получилось.

Фотографии: The Cranberries/Facebook