МнениеЗа милых дам:
Как «Матильда» воспевает патриархат

Директор Императорского балета обсуждает балерин вместе с усатым высокопоставленным чиновником, как лошадей; никто не скрывает, что параллельно с танцами Балет как организация поставляет двору симпатичных любовниц со сценической карьерой: просто куртизанки уже не в моде — необходимы куртизанки с талантом. «Публичный дом не получает казённых субсидий», — шепчет на ухо директор Балета Матильде Кшесинской, других видимых различий между танцевальной труппой и элитным эскортом авторы фильма не приводят. Матильда, способная, но не лучшая балерина своего времени: соблазнительная иностранка, взгляд с поволокой и загадочная польская кровь. Так хороша, что, очевидно, не может долго существовать без покровителя. Кто им станет — главная загадка этого времени, и даже Александр III советует застенчивому и совестливому сыну обратить внимание на польскую балерину с открытки.

Будущий царь в растерянности: молодая брюнетка не готова с первого раза упасть в его объятия, а после поцелуя учит его крутить фуэте в собственной гримёрной. После обмена взглядами Его Высочество чувствует себя вправе без лишних слов расстегнуть балерине платье и подарить ей дорогое колье — и что бы там ни говорило нам название фильма, выбирать в этой ситуации будет он. Мать императора, бывшая датская принцесса, а затем принявшая православие Мария Фёдоровна, уверена, что для брака страсть только помеха. Не дословно воспроизводя монолог о привычке, которая свыше нам дана, она настаивает, чтобы сын женился на немке — хрупкой рыжей немецкой принцессе, которую за солнечный характер на родине прозвали Санни. Матильда, чьё экранное воплощение в фильме Алексея Учителя уместится в беглое описание «как же хороша, чертовка!», отработает функцию второстепенного персонажа-фаворитки — так называемой музы, необходимой каждому великому мужчине, чтобы возглавлять, царствовать, воевать и принимать заслуженные почести.

«Матильда» — кристаллизованный экспортный государственный фильм, с тем лишь отличием, что аудитория этого экспорта — россияне, напрочь забывшие собственную историю и не имеющие консенсуса в том, что на их родине случилось сто лет назад. Для зрителей страны, которая воспринимает себя как диковинку, факты здесь подменены романтическими иллюзиями, как невысокий царь — атлетичным и чувствительным немцем Айдингером. Николай Кровавый или христианский мученик? Безответственный инфантил или человек, работавший царём против своей воли? Виновник Октябрьской революции или человек, который пытался её остановить?

Фильм Учителя практически провозглашает главную драму России в начале XX века — неслучившуюся сепарацию покорного ребёнка
и авторитарной мамы

Пока в московском метро восстанавливают имя Сталина на куполе, последний русский царь становится ещё одним объектом идеологического ребрендинга: императора переупаковывают в очень славного и очень страдающего человека, отказавшегося от настоящей любви в пользу Родины, тиранической матери, долга и собственного немытого народа. Из крупных планов Ларса Айдингера хоть сейчас можно напечатать тысячи магнитиков на холодильник и продавать их в сувенирных лавках Эрмитажа — благо тиражная печать сувенирки с Николаем уже населила половину книжных и киосков страны. Титры о 24 «счастливых» годах жизни Николая в браке завершают мелодраму о выборе одного мужчины между будущей женой и любовницей и дают не самому выразительному историческому деятелю долгожданное человеческое измерение.

Смешно и нелепо, как тысячи не смотревших фильм заранее ополчились на обнажённую грудь Михалины Ольшанской и сластолюбивого царя, который и правда конкретно в этом фильме больше всего занимается любовью (а ещё крутит кинопроектор и играет в военные стратегии), — другого фильма, так воспевающего царя и царскость, в российской истории нет. Ещё смешнее, что Фонд кино отмечает столетие Революции фильмом с монументальной и сочувственной фигурой государя в главной роли, пока китайский художник с мировым именем в ГМИИ рефлексирует об Октябре. У мира — один образ России, а у нас будет свой: фильм Учителя — наглядное подтверждение того, как люди получают легенды для внутреннего пользования. Без пафосных жестов и истерик конфликт «Матильды» не сильно выходит за рамки «Осеннего марафона»: не очень сильный духом мужчина страдает от того, что буквально всем пытается угодить. Но фильм Учителя практически провозглашает главную драму России в начале XX века — неслучившуюся сепарацию покорного ребёнка и авторитарной мамы, как будто бы брак по любви отменил бы все его личные ошибки.

А что же Матильда Кшесинская, чьим именем назван фильм? Матильда по всем правилам male gaze существует только в те моменты, когда она необходима мужчинам: или её оценивают, или её домогаются, или занимаются с ней сексом. Вокруг Матильды нарезают круги чиновники царской охраны, политики, директор Балета, будущая жена царя, Николай (его тут называют Ники), его брат всегда на подхвате и одна завистливая соперница. Но самой Матильды как таковой нет и быть не может — мы видим её отражение, но не знаем ничего о ней, её семье, её близких друзьях, интересах и даже принципах. Кроме принципа станцевать несмотря ни на что, даже с оголённой грудью и под осуждение императрицы.

Прима-балерина пихает Матильду
во время премьеры
и разве что не сыпет стекло ей в пуанты — другого, профессионального, способа выяснить отношения у них нет и быть не может

Михалина Ольшанска, сыгравшая мятежное и самостоятельное существо в биографии чехословацкой террористки «Я, Ольга Гепнарова», сведена здесь до сентиментальных слёз, нежного декольте и десятка нескромных платьев. Матильда нужна этой истории ради звучного имени, экзотического происхождения и возможности усложнить сюжет интригами и расследованиями: в сценарий через неё вводится не только ревнивая будущая жена Николая, но и десяток похотливых мужчин в эпизодах, криминально-мистическая линия с немецким акцентом, а также catfight в Мариинском театре. А Ольшанска нужна из-за тела: без румяных щёк, молодых сосков и бледных бёдер этот фильм смотрелся бы как натужная придворная драма в императорских интерьерах. Не так давно автор телеграм-канала Check your age privilege писала о рассказах Бунина из школьной программы, где каждой использованной и изнасилованной женщине автором и Нобелевским лауреатом приписываются восторг, сладость, надежда на повторение и женский бессознательный порыв навстречу. Фильм Учителя по сценарию Александрова разбрасывает эти же мотивации по всем женским персонажам, чтобы у зрителей не возникало сомнений: любить — это страдать, а как любить — мужчинам виднее. 

Лживое название прикрывает настоящую цель фильма — оправдать и продать соскучившимся до исторических реконструкций нашего последнего императора, ставшего жертвой, о боже, женского коварства. Проблема «Матильды» не только в сюжетных и визуальных штампах, вроде голой попы под горностаевой мантией, а в том, как с атласными пуантами, ложами Мариинского театра и кисейными балетными пачками Алексей Учитель нормализует патриархат как жестокую, но красивую систему. Если царь выбрал тебя — будешь страдать. Если есть высший долг — надо сжать зубы и тянуть лямку. Если мужчина хочет — он своего добьётся. Служить важному мужчине или государству в его воплощении — высшая благодать.

Но есть и законные в этом мире способы преуспеть, которыми пользуются более слабые и изворотливые: соблазнение, интриги, манипуляции, сеансы столоверчения, — и все они инициируются женщинами. Пожилая мать крутит своим взрослым ребёнком и жмёт на больное, растекаясь пафосными речами о том, как жить для народа, и втыкает шпильку в лоб будущей невестке, подобравшей безвкусное платье. Будущая жена бежит к чернокнижнику в надежде, что тот спасёт императора от роковой страсти. Прима-балерина пихает Матильду во время премьеры и разве что не сыпет стекло ей в пуанты — другого, профессионального, способа выяснить отношения у них нет и быть не может. Сама Матильда с десяток раз за фильм уходит от Николая и возвращается к нему, как в дурном сериале, манипулируя всем мужским окружением то смеховыми истериками, то гордыми признаниями о любовных похождениях («„Менаж-а-труа“ — это любовь втроём» — гордо заявляет она, пригубя шампанское), то откровенными вырезами на платье.

Конец прекрасной эпохи подаётся не через нищету, а через блеск куртизанок, их покровителей, светящиеся мундиры и золото православных икон

Соскучившиеся по державным идеям найдут в фильме подтверждение собственным чаяниям. Один настоящий царь держит здесь на себе половину железнодорожного вагона, а в конце фильма заявляет, сжав кулак, что «Россию надо держать вот так!» Пьяный мужик с застрявшей на рельсах лошадью в неслучайной метафоре пускает с рельсов царский поезд. Ряженая толпа почти с фотографий Прокудина-Горского ковыляет по собянинским газонам (которые откуда-то взялись на Ходынском поле в 1896 году) и давятся за подарки из саек, пастилы и колбасы. Царь с барского плеча распоряжается дать каждой семье погибшего пятьсот рублей серебром, правда, за несколько месяцев до этого он дарит Матильде дорогущий особняк с собственным театром и садом из тропических растений. Конец прекрасной эпохи подаётся не через нищету, а через блеск куртизанок, их покровителей, светящиеся мундиры и золото православных икон — и в таком елейном пересказе действительно хочется возродить монархию в России, причём немедленно.

Симптоматично, что «Матильду» снимает не дорвавшийся до кинематографа монархист, а человек, начинавший карьеру проникновенным документальным кино о группах «Аквариум», «Кино» и «Авиа». Человек, рассмотревший за торжественными фасадами центрального Петербурга невыдуманную достоевщину Обводного канала и фиксировавший восхождение неоднозначных постановок Романа Виктюка. А ещё президент новаторского петербургского кинофестиваля «Послание к человеку», ни в одном фильме которого нельзя представить ханжество и инертность салонной «Матильды». Фильм-рококо со скандалами, интригами и расследованиями так гладко вписывается в стереотипные российские представления о том, чего хотят и на что способны женщины, что может смутить консерваторов только десятком околопостельных сцен: страна, в которой семьдесят лет официально «не было секса», относится к фривольности куда враждебнее, чем к махровому сексизму в золотой обёртке.

Фотографии: ТПО Рок