МнениеЗвуки Муки:
Как слезливые песни
помогают нам выжить
Рассказываем, как ученые объясняют, почему мы так любим страдать под печальный аккомпанемент
даша татаркова
«Casimir Pulaski Day» Суфьяна Стивенса. «Broken Heart» Spiritualized. «Angel in the Snow» Эллиота Смита. Общую тему этих песен уловить нетрудно — все они о том, как порой бывает тяжело. Скорее всего, вы их включили, потому что вам самим стало так плохо, что хочется чуть ли не умереть (на самом деле нет, конечно). Казалось бы, должны срабатывать какие-то защитные механизмы нашего сознания и рука должна тянуться поставить что-нибудь совсем жизнерадостное, но не тут-то было. Оказывается, все ровно наоборот: в любой плохой ситуации отдавайтесь в руки сопливой поп-музыки вроде Тейлор Свифт, профессионального страдальца Моррисси или, на худой конец, включите самый заунывный построк, который знаете, — и вам сразу полегчает.
Не будем заявлять, что разгадали знак бесконечность — ответ на вопрос, почему мы любим музыку, однозначно не даст вам даже профессор всех наук, слишком много различных факторов накладываются друг на друга сразу. Восприятие музыки невероятно индивидуально, некоторые люди вообще страдают амузией — неспособностью воспринимать музыку — и даже мелофобией, в которой некоторые подозревают Фрейда, презиравшего музыку. Тем не менее для большинства любовь к музыке является аксиомой. Ответ, почему так происходит, в первую очередь ищут на биологическом уровне, и самая популярная теория сводится к тому, что прослушивание музыки вызывает реакцию, сходную с той, что мы получаем при удовлетворении потребностей вроде еды или секса.
Энн Блад и Роберт Заторре из Университета Макгилла утверждают: прослушивание музыки вызывает у людей активацию зон мозга, ответственных за чувство эйфории, это может отчасти объясняться тем, что ощущение ожидания моментально вознаграждается песней. Но не одним допамином единым: другие ученые считают, что наша любовь кроется в том, что музыка — важнейший способ коммуникации, позволяющий нам настроить психологическое состояние в группе на один уровень. Никто не подвергает сомнению, что большинство песен Запада, а может, и мира, объединяет тема любви, что резонирует с нами не только на уровне эмоций, но и на уровне биологии и психологии, вызывая реакции, связанные, например, с репродуктивными инстинктами. Психологических причин вообще море: музыка позволяет нам лучше понимать разнообразие человеческих характеров вокруг нас, удовлетворять потребность в самоидентификации, укреплять межличностные отношения и так далее. Но причиной номер один можно назвать неоспоримую способность музыки дать нам себя почувствовать лучше — что с успехом делают грустные песни.
При прослушивании грустной музыки мы перестаем ассоциировать тяжелые
эмоции со своей ситуацией
В прошлом году в The New York Times Ай Каваками, исследующая эмоции и музыку в Токийском университете искусств, опубликовала колонку с результатами исследования, в ходе которого было установлено, что люди склонны разделять музыку в зависимости от ее тональности, а прослушивание той музыки, которую респонденты сочли печальной, позволяет испытывать «замещающие» эмоции и эмоции вплоть до воодушевления, то есть ровно такие, которые позволяют справиться с горем. Чен Джин Ли, PhD маркетинга в Беркли, выяснила, что люди стремятся слушать грустную музыку при печальных ситуациях, возможно, для того, чтобы «поделиться» собственными эмоциями, что коррелирует с нашим биологическим стремлением к компании подобных.
Дэвид Хьюрон, профессор Школы музыки и центра когнитивных наук штата Огайо теоретизирует, что во многом любовь к печальной музыке обусловлена выработкой гормона пролактина, выделяемого, когда нам печально или мы плачем, и, по сути, говорящего нашему мозгу — расслабься. Поскольку музыкальные переживания, в свою очередь, нереальны, то наше сознание, с одной стороны, смещается в понимание, что эти переживания нам не принадлежат, а с другой — мы получаем помощь в виде пролактина. Таким образом, главные идеи, лежащие в основе объяснения того, почему нам так хорошо, когда нам грустно, заключаются в следующем: мы осознаем, что музыкальные эмоции «ненастоящие», мы делимся горем, срабатывает пролактин, а также допамин.
Печальность музыки не только субъективная, но и культурно обусловленная вещь. Для западного уха, правда, печальную и радостную музыку можно объяснить минорными и мажорными тональностями соответственно. Ученые ставили участникам экспериментов различные песни в разных тональностях, после чего стало понятно, что есть четкое разделение понимания музыки на веселую и грустную. При этом минорная музыка не только не вгоняла их в депрессию, а наоборот — вызывала куда большую симпатию и общее улучшение состояния, если оно было угнетенным.
С одной стороны, это объясняется восполнением ожидания и небольшим выброса допамина, как упоминалось выше. С другой — и это самое классное — при прослушивании грустной музыки слушатель перестает ассоциировать тяжелые эмоции со своей ситуацией и переносит их на музыку, а музыкальную грусть, очевидным образом, переживает отстраненно. Получается, что мы подсознательно стремимся дистанцировать себя от того плохого, что с нами произошло, заставляя себя переключиться на «чужое» горе — тем самым обманывая собственное сознание, что и позволяет нам почувствовать себя лучше. Музыка облегчает боль и не только душевную: медики давно заявляют о том, что музыка способна облегчить физическую боль во время выздоровления или операции.
Радиофрендли-песни о неудавшихся отношениях, как бы там над ними ни издевался комик Джон Лажуа, не зря так сильно застревают у нас в голове и заставляют нас возвращаться к ним снова и снова. Само устройство песни таково, что она идеальна для восприятия: про любовь вызывает, скорее всего, умеренно печальные ассоциации, не слишком длинная, не слишком сложная, достаточно громкая, с цепляющей фразой. Предсказуемость музыки играет ей только на руку, поскольку наши ожидания снова оправдываются и мы получаем все ту же удовлетворяющую биологическую реакцию. Громкость, кстати, тоже играет не последнюю роль. Человек действительно получает больше удовольствия от громкой музыки, правда, только поначалу. Тем не удивительнее, что в меру скорбные радиохиты специально рассчитаны на моментальный эффект удовольствия от громкости, поскольку вообще он проходит довольно быстро.
Подытожим сказанное. Получается, что лучший отклик у нас находят правильно скомпонованные песни, заставляющие нас грустить, и, если парад всех факторов удался, результат превосходит все ожидания: нас захлестывают правильные ассоциации, мы освобождаемся от бремени собственных переживаний, да вдобавок наш мозг приправляет все это нужной дозой допамина. Нехитрый на самом деле коктейль давно разгадала, в первую очередь, индустрия поп-музыки, чем с успехом и пользуется, обогащаясь за счет нашей неугасающей потребности в печали, хороший пример — «I Don’t Want To Wait» Полы Коул, открывающая песня из «Бухты Доусона», не зря Джеймс Ван Дер Бик стал плачущим мемом. Так что в следующий раз, когда попытаетесь отвадить неудачную пассию, не повторяйте ошибок героя из «Белых цыпочек» — скорее всего, у вас ничего не получится, поскольку все давно перестали стыдиться любви к сладким сопливым песням на вечную тему. А если вам разбили сердце, не стесняйтесь врубить Адель на полную катушку — исследователи человеческих страданий на вашей стороне.