Мнение«Ultraviolence» Ланы Дель Рей: Ода женщинам трудной судьбы

Фальшивый Майкл Джексон выезжает к зрителю на детском мотоцикле под Бобби Винтона и зачитывает эти слова за кадром, пока на экране в далекой Панаме монахини-бенедиктинки идут в джунгли совершать обряд крещения над темнокожим младенцем-аборигеном. Это первые кадры «Мистера Одиночество», фильма, поставленного Хармони Корином, человеком, написавшим «Florida Kilos» — последний бонус-трек нового альбома Ланы Дель Рей, своего рода аудиоверсию его же «Отвязных каникул». «Мистер Одиночество» фальшивой Мэрилин Монро аукнется в «Tropico» — тридцатиминутной короткометражке по мотивам альбома «Born to Die», после которой ходили слухи о том, что Лана Дель Рей собирается закончить свою музыкальную карьеру. Перед выходом «Ultraviolence», заимствующего свое название у Энтони Берджесса со Стэнли Кубриком, певица успела высказаться против феминизма, за хардкор в отношениях и сообщить, что хотела бы умереть. 

«Для меня феминизм — не очень интересная концепция. Меня больше интересует SpaceX или Тесла, и вообще, что случится с нашими межгалактическими возможностями. Стоит людям заговорить о феминизме, я такая: „О господи‟. Настоящая феминистка для меня — это женщина, которая делает именно то, что она хочет».

Лана Дель Рей точно знает, чего она хочет. Более того, она знает, кем хотят видеть ее. Ультимативной поп-звездой, которая покажет всем, что значит быть поп-звездой, женщиной, феминисткой, ролевой моделью. Диснеевской принцессой в Твин Пиксе, тинейджером в маминой помаде и сапогах старшей сестры, американской трагической певицей, поющей про красные платья и плохих парней, наркотики и кока-колу, пушки и пластиковых Иисусов. О’кей. «Настало время стать теми, кем мы никогда не были. Изменить наши лица и стать теми, кем всегда хотели». Лиззи Грант станет Ланой Дель Рей, трагической поп-дивой, большой американской певицей.

«Ultraviolence», с одной стороны, полностью оправдывает ожидания — тут и красные платья, и красные спортивные машины, и татуированные парни, и заявления в духе Канье Уэста «I want money, power and glory», «I fucked my way up to the top, this is my show». Тут «violence» рифмуется с «violins», женщины в жемчугах прогуливаются по калифорнийскому побережью, Хемингуэй идет в обнимку с Берджессом, Дэвид Линч — с Нэнси Синатрой, а Нина Симон — с темой Нино Рота из «Ромео и Джульетты» Франко Дзеффирелли. И в то же время это мелодрама высшего уровня, наглядный портрет женского бессилия, рассказанный в мире, где индивидуальность воспринимается как девиация.

«Ultraviolence» — это 11 медленных, мрачных, трагически надрывных песен: гремит оркестр, переливается гитара, надрывается фортепиано, — от эпической семиминутной «Cruel World» до монументального финального кавера на прославленную Ниной Симон «The Other Woman». Между ними — абсолютно обездвиженная галерея в разной степени ужасных женщин. Проститутка, влюбленная в одного из своих клиентов («Sad Girl»), жертва насилия («Ultraviolence»), злобная сучка («Money, Power, Glory»), карьеристка («Fucked My Way Up To The Top»), подружка наркомана («Pretty When You Cry»), наконец, карикатурная бруклинская хипстерша («Brooklyn Baby»). Все это в то же время легко сворачивается и во вполне голливудскую историю о молодой женщине в беде, оказавшейся под влиянием взрослого мужчины, в которого она влюблена и которого мечтает в себя влюбить; их отношения омрачают грубость и насилие с его стороны, но она не сдается. Это история о мазохизме и ненависти к себе, песни женщины, фактически призывающей окружающих ее ненавидеть, спетые при этом в формате отстраненных лирических баллад при максимальном использовании собственной фемининности. Мужчины в них аккуратно отодвинуты на второй план, ровно так же, как в эпохе, которая так вдохновляет Лану Дель Рей, были отодвинуты на второй план женщины. Где теперь эти женщины? Те, кто был жив, теперь мертв. Мы, что были живы, теперь умираем, набравшись терпенья. Какими они были? Чего они хотели? В титульной песне Дель Рей цитирует песню «He Hit Me (And It Felt Like a Kiss)», записанную The Crystals и Филом Спектором в 1962 году. Мы смотрим на нее из будущего — и в будущем смысл искажается до неузнаваемости. О чем эта песня? О любви или насилии? Получается ли, что своим унижением эти женщины себя увековечили? Получается ли, что Лана Дель Рей говорит за них?

Их эпоха ушла, оставив после себя только вдохновенные представления о ней как о волшебном и вполне безоблачном мире. Ее больше нет, есть только сон современного человека о ней, и «Ultraviolence» — это сон женщины из 2014 года о том, что было бы, если бы она была женщиной двадцатого века. Программная песня «Brooklyn Baby» начинается с заявления «They say I’m too young to love you» — и речь здесь, конечно же, не о мужчине, а об ушедшей эпохе. О Лу Риде, битниках и джазовых музыкантах — не о том Бруклине, где жили быстро и умирали молодыми, а о Бруклине настоящем, законсервированном музее славы былых героев, заселенном культурными каннибалами, — и это, вне всякого сомнения, одна из самых точных песен о нашем поколении. Лана Дель Рей перепридумывает двадцатый век, пристраивая на главную роль женский архетип века двадцать первого, — и в этой голливудской мелодраме она может быть и американской лаундж-певицей, и хиппи-дрим, и поп-звездой из 80-х, и Стиви Никс, и Жаклин Кеннеди и даже Евой. Ее персонажи — артефакты, запечатанные в устаревшие песни, но где-то за всем этим блеском и фальшью скрывается настоящая любовь. 

Лана Дель Рей точно знает, чего она хочет. Она не просто постмодернист, она и есть постмодерн. В мире, где все фотографируют на айфон, как на полароид, и коллекционируют виниловые пластинки, где с ностальгическим вздохом хоронят пленку и перегоняют кино на цифру, где многотысячные толпы подпевают старинным хитам, давно забыв про их смысл, а женщины продолжают скупать портреты Мэрилин Монро; где изнасилование уже давно не считается «ультранасилием», трагическая голливудская дива — глаза с поволокой, — собранная из сплетен и газетных заголовков, поет о молчаливых женщинах, вдохновлявших великих мужчин прошлого, и снимается в рекламной кампании для H&M. Потому что знает, что она сама как H&M — качественный масс-маркет, перерабатывающий высокое искусство. Совершая свой акт ультранасилия над культурой двадцатого века, взяв чужое лицо, танцуя чужие танцы и напевая чужие песни, Лана Дель Рей внезапно оказывается абсолютной поп-звездой поколения, тоже в своем роде Мисс Одиночество. Пройдут годы, и в коммуне имперсонаторов появится своя Лана Дель Рей. И кажется, что мир так действительно выглядит гораздо лучше.