Книги«Право на гнев»: Отрывок из книги о гендерном неравенстве в семье

В издательстве «Есть смысл» выходит книга «Право на гнев» журналистки Дарси Локман. В ней она разбирается, почему в XXI веке воспитание детей и работа по дому остаются женской обязанностью. Так, Локман общается с экспертами, посещает группы поддержки молодых матерей и анализирует собственный опыт, пытаясь преодолеть вредные стереотипы на пути к равноучастному браку.

«В эпоху феминистского активизма, просвещения и перемен сохраняется непропорционально большой объем родительской работы, выпадающей на долю женщин, независимо от их происхождения, класса или профессионального статуса, — отмечается в описании книги. — Женщины до сих пор фактически трудятся на двух и даже трёх работах: одна оплачиваемая и еще две подразумевающиеся по факту гендера — забота о доме и воспитание детей. Рассчитывая на партнёров-мужчин, которые разделят бремя, женщины остаются наедине со своими несбывшимися надеждами».

Предзаказ на книгу можно оформить на сайте издательства, а мы публикуем небольшой отрывок из произведения.

***

Общество требует, чтобы матери радостно прыгали по лужам под дождем, а те ругают своих партнеров за безразличие к детям. Если папа оденет сына не пойми во что, школа устроит головомойку (пусть и в вежливой форме) матери. Обсуждение женской склонности критиковать родительские способности мужчин зачастую сводится к следующему: если ваш партнер-мужчина не выполняет свою долю обязанностей, оно и к лучшему — вам ведь нравится все контролировать. Так сказала мне моя подруга-мама много лет назад, когда я жаловалась, что Джордж мало помогает по дому. «Ты ведь сама этого не допустишь, — произнесла она доверительным шепотом. — Тебе не понравится, как он все сделает, и в результате вы поругаетесь. В конечном итоге лучше оставить все как есть». Мою подругу недавно уволили, и она занималась домом и детьми, пока муж зарабатывал на хлеб насущный: они разделили эти две сферы между собой. Пока она в другой комнате меняла малышу подгузники, ее муж, который, по-моему, ни разу не менял их, ворчал, что жена забыла, как это утомительно — работать. У них тогда было двое детей младше четырех лет. Почему-то он решил, что я ему посочувствую. А я не чувствовала симпатии ни к той, ни к другому.

Совет моей подруги отражает общепринятое мнение. Папы — некомпетентны, а мамы — нетерпимы. Об этом говорят старые рекламы и мыльные оперы. Это явление тоже получи- ло официальное название — материнский контроль. Представьте, что доступ к детям ограничен воротами, а вход контролируют матери и прогоняют незадачливых отцов. Или лучше сказать так: материнские качества мешают отцовской вовлеченности. В литературе подобным контролем называется «ряд убеждений и поведение, которые препятствуют коллективным усилиям мужчин и женщин выполнять семейные обязанности» и «феномен, который либо поощряет, либо отторгает отцов от раскрытия своего отцовского потенциала». Если папочка ничем не помогает, будьте уверены — это ваша вина.

Видия из Лос-Анджелеса, чей муж готовит и убирает, пока она занимается сыном, знает, как это проявляется на практике. Ее муж сердится, если она пытается пожарить курицу. Она жарит не так, как ему нравится. «Женщинам пора расслабиться. Моему мужу и женщинам нужно перестать из-за всего переживать. Если не хочешь делать все сама, ты не можешь сказать: „Ты должен делать это только так и никак иначе“. А то ты сама роешь себе яму. Даже если ужин получится несъедобным, смирись. Женщины из моей материнской группы фоткают ужасные ужины, которые готовят мужья, и постят их онлайн. Это печально. Понятно, что они хотят подчеркнуть собственные умения. Но в итоге рубят сук, на котором сидят».

Исследования контролирующего поведения показали, что на вовлеченность мужчин может повлиять отношение женщин к домашним обязанностям. Мировоззрение матери не единственная причина, но оно безусловно оказывает влияние. Исследование Иллинойского университета в Урбане-Шампейне (2005) показало, что самооценка отца как высоко вовлеченного родителя проявлялась в особом внимании к детям и домашним заботам, только когда его жена считала, что он должен играть значительную роль. Напротив, отношение отца к родительским обязанностям практически не влияло на его реальную вовлеченность, если мать придерживалась более традиционных убеждений.

Тут можно задать вопрос о курице и яйце. Отцы проявляют безразличие, потому что матери внушают им, что так и надо, или женщины с партнерами, которые проявляют безразличие, решают, что пусть отцовское участие лучше будет умеренным? Исследование 2008 года Государственного университета Огайо подтвердило второй вариант. Оказалось, что если отцы придерживались эгалитарных ценностей, матери чаще поощряли их участие в воспитании детей и домашних делах.

Израильское исследование того же года показало, что типичный женский контроль присущ женщинам с низкой самооценкой, сильной женской гендерной идентичностью и ярко выраженной материнской ролью. В исследовании 2015 года Сара Чопп-Салливан и ее коллеги из Государственного университета Огайо тоже пришли к выводу, что материнские ожидания и психологические особенности — более эффективные предвестники контроля, чем ценности. Матери с перфекционистскими стандартами, нестабильными романтическими отношениями и проблемами с дородовым психическим здоровьем чаще «закрывали ворота» отцам своих детей. Со своей стороны, неуверенные в себе отцы тоже чаще провоцировали партнерш на то, чтобы те «захлопнули ворота».

Отцы проявляют безразличие, потому что матери внушают им, что так и надо, или женщины с партнерами, которые проявляют безразличие, решают, что пусть отцовское участие лучше будет умеренным?

Чтобы проиллюстрировать материнский контроль, социолог из Государственного университета Огайо Клэр Кэмп Даш показывает своим студентам видео, на которых пары общаются со своими малышами. «Заходит аспирант и говорит: вот вам ползунки, кто-то из вас должен раздеть ребенка, а кто-то одеть. Сами решайте кто». Мужчина берет малыша, кладет его на пеленальник, снимает одежду. Мама смотрит на это с выражением ужаса на лице. Она говорит ему, где кнопки-застежки. Она говорит ему, что надо делать. Он играет с малышом. Она хватает малыша. Она помыкает им, потому что он все делает неправильно или потому что он никогда в жизни этого не делал? Он не умеет ничего делать, потому что никогда раньше не интересовался этим сам или потому что она всегда стоит у него над душой? Общество возлагает всю ответственность за идеальных детей на женщин. А мы превращаем это в микроменеджмент и контролируем каждый шаг отцов. Это не совсем наша вина. Это вина общества». Социолог Шэрон Хейс пишет, что материнское поведение «…нельзя назвать ни выбором женщин, ни символом любви и общественного прогресса; это проявление власти мужчин, белых представителей высшего класса, капиталистов и государственных лидеров, навязывающих определенную форму семейной жизни тем, кто лишен подобной власти».

Британский писатель Ребекка Ашер соглашается с ней. В книге «Вдребезги: современное материнство и иллюзия равноправия» она пишет: «Ошеломленные осознанием того, что воспитание детей ляжет на их плечи, матери становятся нервными и угрюмыми. Они регулярно высмеивают мужские попытки быть родителями, высказываются о них пренебрежительно, с ехидными замечаниями об их неумелости… Это позволительное и заразное глумление над мужчинами — механизм выживания для женщин, которые давно уже не надеются на равноправие, поскольку потерпели сокрушительное поражение… Гиперконтроль — не главная причина, по которой мужья изгоняются из дома: они изначально находились на периферии или вообще отсутствовали. Однако гиперконтроль усугубляет и без того тяжелую ситуацию».

Женщины, с которыми я говорила, признавались, что так или иначе контролируют каждый шаг отцов своих детей. Молли, работница службы опеки из Теннеси, говорит: «Я действительно иногда задумываюсь, не лишаем ли мы наших партнеров инициативы. Я перфекционистка. Я люблю, когда все сделано как надо. И я отбиваю у мужа желание самостоятельно принимать решения. И вот я думаю, как сильная женщина, не в этом ли корень наших проблем. Но при этом я вижу более спокойных женщин, и у них та же ситуация, что у меня».

Натали из пригорода Лос-Анджелеса говорит: «Если я не дам мужу четких указаний, он будет заниматься только своими делами. Например, сегодня утром я рассказываю ему, какой у нас график после школы, а он спрашивает: „Где у них будет репетиция?“ А я говорю: „Не знаю, посмотри сам!“ Но потом понимаю, что мне проще самой посмотреть, куда и когда их надо везти. Я потакаю ему, но я делаю это ради собственного блага — чтобы не сойти с ума. Ради нашего же блага мы сами контролируем ситуацию!».

Кортни (34 года), учительница из Атланты и мама двух- летки, говорит: «Я вижу, что женщины хотят все делать по-своему, поэтому они делают все сами. Я вижу, что мой муж делает все по-другому, но стараюсь поправлять его только при крайней необходимости».

Другие женщины тоже стремятся сдерживать свои контролирующие побуждения. Лора, владелица бизнеса из Нью-Йорка, рассказывает: «До рождения сына я ходила на занятия для молодых родителей, и нам там сказали: „Если ваш муж не вредит ребенку, не говорите ни слова. Если он меняет подгузник не так, как это сделали бы вы, молчите и позвольте ему помочь“. Я живу по этому принципу».

Проблему материнского контроля нельзя отразить в карикатурном образе истеричной мамы-диктаторши. Как признает Кэмп Даш, сложно провести четкие границы между пассивным отказом отца и активным ограничением матерей. Если женщины не могут положиться на партнеров и быть уверенными, что те добросовестно выполнят свои обязанности, у них не остается выбора, кроме как все делать самим. Говорит Яна из Калифорнии, мама троих сыновей: «Я хочу, чтобы мы всегда приезжали вовремя. Я не хочу, чтобы дети опаздывали в школу. Если учитель жалуется, что наш ребенок спит на уроке, потому что он поздно лег, мне не все равно, я хочу это исправить. Меня заботят подобные вещи, поэтому я должна быть в курсе всего».

Говорит Лора из Нью-Йорка: «Я часто уезжаю в командировки, звоню мужу в десять вечера, а наш сын, которому четыре, все еще не спит. Я спрашиваю: „Почему он еще не в кровати?“ А муж отвечает: „Он сказал, что не устал“. Если я скажу ему, что это неприемлемо, это значит, что я придираюсь или что я прошу вести себя как ответственный взрослый человек? Уложить спать ребенка, который спать не хочет, сложно, я понимаю. Но говорить, что наш сын просто еще не устал, — удобное оправдание. Это полнейший эгоцентризм. Он думает только о себе».

Если женщины не могут положиться на партнеров и быть уверенными, что те добросовестно выполнят свои обязанности, у них не остается выбора, кроме как все делать самим

Чопп-Салливан из Государственного университета Огайо — одна из ведущих исследовательниц в области материнского контроля. Я поднимаю вопрос материнских обвинений. Ей уже приходилось слышать подобные беспокойства. «Я сталкиваюсь с этой критикой на работе. Но, понимаете, мало сказать, что отцы должны делать больше. Надо признать, что все мы существуем внутри системы. Чтобы сдвинуться с мертвой точки и достичь настоящего равноправия, измениться должны многие члены семьи. Включая детей. Моя дочь считает, что какие-то вещи может сделать только мама. И меня это тревожит. В некоторых ситуациях это действительно так, но это лишь сотая доля тех просьб, с которыми она ко мне приходит.

И да, отцы должны быть активнее и думать, насколько их действия полезны для развития ребенка. Но что, если отец станет более вовлеченным, а мать почувствует в этом угрозу? Уступив контроль, она может потерять единственный источник одобрения и уважения от внешнего мира». Чоп-Салливан тревожит эта дилемма. Она считает, что чрезмерная критика и контролирующее поведение, вероятно, вызваны страхом потерять свое материнское положение, репутацию — иногда единственное, за что ценят женщину, родившую детей.

В книге «Активное участие: как завести ребенка и не потерять себя» соосновательница Фонда третьей волны Эми Ричардс пишет: «Достаточно в наших рассуждениях заменить „материнство“ на „родительство“, и мы уже напугаем многих женщин — и выразим неуважение к тем, кто считает материнство своей основной идентичностью. Считать себя просто одним из родителей кажется им несправедливым — как будто задачи и обязанности в семье делятся поровну и незаметно, какой большой вклад вносят они… Не все считают, что женщины такие же умные и сильные, как мужчины, зато материнские инстинкты женщин редко подвергаются сомнению; поэтому женщины не торопятся уступать свой статус».

Нет ни одной общественно признанной модели, где мать может занять место второстепенного воспитателя. Даниелла из Бостона знает это, потому что она как раз второстепенный воспитатель. Ее муж больше времени проводит дома, и у него с дочерью более близкие отношения. Даниелла говорит: «С одной стороны, я рада, что они так замечательно ладят. С другой стороны, среди остальных матерей я чувствую себя не в своей тарелке. Как паршивая овца. Меня это тревожит. Правильно ли я поступаю? Вокруг столько разных мнений. По телевизору. В личном общении. Даже после того, как Джефф свозил Нору в гости два или три раза и даже учитывая то, что он активно общается с другими мамами, они все равно присылают электронные приглашения на дни рождения мне, и только мне. Из школы звонят мне, а не ему. Все это намекает на то, что именно я должна быть главной».

Даниелла не живет по общепринятому шаблону, и это внушает ей тревогу. Социолог Лиза Уэйд считает, что мужчины чувствуют то же самое. Она говорит: «Когда доходит до дела, мужчины хотят принимать такое же участие в жизни своих детей, как и женщины, но к этому они стремятся не больше, чем к успеху на работе. Роль кормильца семьи для них важнее, чем роль эгалитарного родителя. Думаю, мужчинам, в отличие от женщин, до сих пор очень тяжело представить себя в первую очередь родителями и только во вторую — работниками».

Для своей книги 2005 года «Конфликтующие стремления: карьера и семья для женщин-управленцев» Мэри Блэр-Лой анализирует три группы высокообразованных успешных женщин, вынужденных выбирать, какую роль они будут играть в первую очередь. Многие успешные женщины старшего возраста, с которыми она беседовала, отказались иметь семью, предполагая, что ее невозможно будет совмещать с карьерой. Среди поколения помоложе Лой видит женщин с детьми, которые не могут выбрать один из двух вариантов: преданный работник или преданная мать.

Хотя родительство и удовлетворенность работой не всегда конфликтуют, Лой отмечает, что зачастую конфликтуют именно стандарты интенсивного материнства и интенсивной работы, доминирующие в нашей культуре. Она пишет: «Это не просто вопрос выживания для семей и компаний. Преданность работе и преданность семье — институционализированные схемы: они создают негласные правила мышления и поведения в повседневной жизни». Так называемая схема преданности работе, согласно Лой, превозносит стопроцентную сосредоточенность на карьере, одержимость работой или зарплатой. Схема преданности семье требует, чтобы силы и внимание уделялись прежде всего семье и детям. Стереотипы матери-диктаторши и неумелого отца закрепляются гендеризованными идеалами преданности семье и работе. Принимаемые как должное в общественном укладе, эти роли приобретают статус неизбежности, исключающей какую-либо альтернативу.

Исследования показывают, что, когда реальная жизнь отклоняется от этих схем, и мужчины и женщины чувствуют непреодолимую тягу к традиционным установкам. В 1990-е и 2000-е годы семейные исследователи в США обнаружили, что женщины, которые зарабатывают больше, чем их мужья, занимаются бытом и детьми больше, чем другие женщины. Ученые пришли к выводу, что эти данные указывают на так называемую нейтрализацию гендерных аномалий, то есть попытку преувеличить типично-гендерное поведение, чтобы компенсировать атипичное.

В 2004 году подробное сравнение американских и шведских семей показало, что мужчины, которые зарабатывают столько же, сколько их жены, больше занимаются домом, чем мужчины, которые зарабатывают меньше своих жен. Исследование 2012 года показало, что попытки нейтрализовать «гендерные отклонения» связаны уже не с высокой зарплатой женщин, а с тем, работают ли они в сфере, где исторически доминируют мужчины. В 2015 году социолог Университета Южной Калифорнии Дженнифер Хук сравнила дневники использования времени с другими типами самоотчётов по бытовым обязанностям. Она пришла к выводу, что люди с «гендерными отклонениями» на самом деле не уделяют быту больше или меньше времени; они просто формулировали свой вклад так, чтобы приблизиться к гендерным нормам.

В 2004 году подробное сравнение американских и шведских семей показало, что мужчины, которые зарабатывают столько же, сколько их жены, больше занимаются домом, чем мужчины, которые зарабатывают меньше своих жен

В 2013 году исследование, охватившее семь стран (Камерун, Чад, Египет, Индию, Кению, Нигерию и Великобританию), подтвердило, что женщины «снимают стресс», вызванный их высокой зарплатой, тем, что выполняют больше обязанностей по дому. Автор исследования пришел к следующему выводу: «В обществе, где умение обеспечивать семью считается социальным доказательством мужественности, жены, чьи мужья не справляются с этой задачей, часто подчиняются доминированию своих мужей, потому что чувствуют себя виноватыми в том, что усиливают их ощущение собственной никчемности».

В то время как в Камеруне еще можно успокоить мужское эго хитростью и лаской (если получится), в США это большая проблема. Комик Эли Вонг отвечает «резко и холодно» на «обеспокоенные вопросы» о том, как ее муж относится к ее успеху: «Он в восторге. Совсем не сложно радоваться, когда твой партнер зарабатывает деньги».

Но Лора, чей бизнес в Нью-Йорке приносит львиную долю дохода ее семье, говорит мне: «Мой муж завидует моему профессиональному успеху. Потеряв работу, он наконец согласился прийти на один из моих нетворкингов — час коктейлей и общения с влиятельными людьми, топ-менеджерами. Все мероприятие он только жалел себя. Вместо того чтобы сказать: „Я горжусь тобой“, он сказал, что расстроился». Они избегают разговоров о том, сколько зарабатывает Лора. «Мы не говорим об этом, — сказала она. — Он знает, сколько я приношу домой, но не знает, какую прибыль получает мой бизнес в разное время. В конце прошлого года я сказала ему, что год был хороший, но в течение года бизнес я с ним не обсуждаю. Я оберегаю его самооценку. Я не прячу свой успех — просто говорю о нем с другими людьми». И Лора не исключение.

Психолог Франсин Дейч изучает поведение пар, где оба партнера работают. Исследования закономерно привели ее к вопросу: «Если мужчин хвалят, когда они меняют подгузники, почему женщин не хвалят, когда они зарабатывают больше? В экономике благодарности деньги не приносят женщинам счастья. Кто-то ценит женщин за их высокий доход, а кто-то внушает им чувство вины».

Как мы видим, без определенной умственной гимнастики женщинам и мужчинам не удастся восстановить и поддерживать порядок в своей жизни, если она отклоняется от традиционных шаблонов. Матери контролируют, а отцы все делают невпопад. Отцы зарабатывают, а матери занимаются детьми. Семьи считают работу матери второстепенной по сравнению с ее родительскими обязанностями, даже если она зарабатывает столько же, сколько отец, или больше. «Это хорошо, что ваша мама зарабатывает, но на самом деле это лишнее», — помню, так говорил мой отец, юрист в государственном секторе, нам с сестрой, когда мы были детьми. Будто он этим гордился. А я слышала в этом конкретное гендерное правило. В двадцать я принимала легкомысленные финансовые решения — именно из-за этого принципа, который, если честно, повторяли на каждом углу. Зачем молодой женщине откладывать деньги, если однажды она встретит мужчину, который будет делать это вместо нее? «Безумно тяжело отказываться от иллюзии, что кто-то всегда о вас позаботится», — говорит Бетти Фридан. В исследовании Блэр-Лой с работы, чтобы заботиться о детях, всегда увольнялись женщины, независимо от того, кто больше зарабатывал — он или она.

Женщины и мужчины также смотрят на свои профессиональные обязанности через гендерный фильтр. В исследовании 150 пар, где оба партнера работают, Дейч обнаружила, что, независимо от профессии женщины, мужья и жены описывают работу жены как более гибкую. В одной паре, с которой Дейч провела некоторое время, жена была врачом, а муж профессором. В другой паре наоборот — жена была профессором, а муж врачом. Обе пары, не сговариваясь, сказали, что должности жен подразумевают больше свободы. Гретхен (40 лет), репортер из Балтимора и мать двоих детей, часто работает в условиях дедлайнов, тем не менее она говорит: «Моя работа более гибкая». Ее муж занимается организацией мероприятий. Когда я попросила ее подробнее рассказать о гибкости ее работы, она сказала: «А знаете, это даже интересно. Женщины проявляют гибкость, если надо. А мужчины надеются, что гибкость проявит кто-то другой. Я работаю на новостном телевизионном канале. Если я закончу материал после того, как мои дети уснут, мой редактор не станет ворчать, он понимает. А у моего мужа есть клиенты, которых это сводит с ума. Я могла бы сказать, что не буду проявлять никакой гибкости или что я просто не могу, но это только усложнит ситуацию».

Дейч говорит: «Один человек, служащий почтового отделения, убеждал меня в том, что у него совершенно не гибкая работа. А потом оказалось, что одна из сотрудниц его офиса скорректировала свой рабочий график так, чтобы ей было удобно забирать детей из садика. Мужчины даже и не подумают просить о таком». Как Дейч пишет в книге «Делим пополам: равноправное родительство на практике», «гибкость — в глазах смотрящего. И мы видим ее в блеске бдительного взгляда каждой матери».