КнигиРоман «Грушевая поляна» грузинской кинорежиссёрки Наны Эквтимишвили
Книга о жизни в доме-интернате в Тбилиси девяностых
РАССКАЗЫВАЕМ об интересных, полезных, красивых, странных или умных вещах, которые хочется немедленно купить.
320 руб.
Издательство «Есть смысл» представило роман «Грушевая поляна» грузинской кинорежиссёрки Наны Эквтимишвили, вошедший в лонг-лист Международной Букеровской премии. Сюжет книги разворачивается в Тбилиси девяностых годов и рассказывает о восемнадцатилетней Леле, бывшей воспитаннице тбилисской школы-интерната для детей. После выпуска Лела остаётся в интернате, чтобы помогать другим: она заботится о младших воспитанниках, берёт под своё крыло девятилетнего Ираклия, которого скоро должна усыновить американская семья. А ещё героиня замышляет убийство учителя Вано, видя в этом единственный путь к освобождению.
«Этот роман вновь перенёс меня в Грузию середины девяностых, которую мне когда-то довелось увидеть собственными глазами и которая произвела на меня такое большое впечатление. Для Грузии это был период хаоса и надежд, последовавший за распадом Советского Союза, гражданской войной и военным переворотом, — отмечает переводчица Элизабет Хайвей. — Письмо Наны пробуждает воспоминания, а её внимание к деталям настолько острое, что каждое слово на странице пульсировало в моём теле: я ясно видела улицы и дома, слышала крики детей во дворе и ощущала движение ветра на своей коже».
Книга наверняка придётся по душе тем, кто хочет ближе познакомиться с жизнью и культурой Грузии, — например, политэмигрантам, недавно приехавшим в Тбилиси и другие города страны. Электронную версию книги можно приобрести на сайте издательства, а мы публикуем небольшой отрывок из произведения.
***
Во дворе какая-то незнакомка снимает детей маленьким серебристым фотоаппаратом. Дали и Цицо тоже здесь. Дали делает детям замечания: «выпрямись», «встань как следует», «улыбайся». Лела обращает внимание, что гостья, которую зовут Мадонна, снимает не всех детей, а только тех, кого Дали вымыла и нарядила в чистенькое. Это Пако и двое его ровесников: девочка Джильда и мальчик Лаша. На Пако синяя рубашка, которую Дали застегнула ему до горла. Для фотосессии Мадонна выбрала стену, у которой дети позируют по очереди.
Мадонне под пятьдесят, у неё крашеные светлые волосы и необычайно большая, словно искусственная, задница. Сейчас у стенки стоит Пако с зачёсанными набок влажными волосами. На приказ Дали «Выпрямись!» он так старательно вытягивается, что, того и гляди, порвётся пополам. После него к стене встаёт лопоухий Лаша с унылым взглядом. Дали что-то не нравится, она подходит к Лаше, поправляет ему рубашку и причёску.
— Улыбнись, не стой как горшок! — говорит ему Дали.
Мадонна старается привлечь внимание мальчика, тянет вверх руку, щёлкает пальцами. Лаша растерянно смотрит на нее.
— Улыбнись, говорю, — сердится Дали. — Не хмурь лоб!
Лаша пытается улыбнуться, скалит зубы, брови поднимаются домиком, и вид у мальчика становится совсем несчастный. Глядя на Лашу, дети покатываются со смеху.
— Братцы, кто ж его возьмёт, гляньте, на кого он похож… — острит неунывающий Леван, чуть не лопаясь от хохота.
— Уф, была у нас такая хорошая девочка, — произносит вдруг Цицо, — её звали Нонна. Родственница забрала её, а так она была лучше всех них, вместе взятых. Вот если бы увидели её фотографию, тут же забрали бы, я вам клянусь, такая была красивая и умная девочка.
— Да, Нонна, ещё бы! — с сожалением произносит Дали и облокачивается о перила лестницы. — Как же! Лучшего ребёнка у нас не было.
Подходит очередь Джильды, что явно не очень-то нравится Цицо. Джильде семь, она косая на один глаз, вдобавок езидка, а значит, по мнению Цицо, не подходит как грузинский кандидат для приёмных родителей из-за границы. У Джильды прямые блестящие чёрные волосы и землянично-красные губы. Дали надела на неё какой-то узкий пестрый сарафан, отчего девочка, и так худая, выглядит совсем истощённой.
Мадонна садится на садовую скамейку, закуривает и что-то разглядывает в фотоаппарате. Все без исключения воспитанники интерната здесь и не сводят глаз с трёх избранных. Стелла грустно смотрит на сарафан Джильды.
Мадонна уже много лет живёт в Америке и вот взялась помочь одной тамошней семье усыновить ребёнка. Она несколько лет работала у них, ухаживала до самой смерти за престарелой матерью хозяйки, несмотря на её трудный и вредный нрав. За такую преданность и самоотверженность семья полюбила не только Мадонну, но и чужую, совершенно неизвестную и странную для них страну — Грузию. Вот Мадонну и попросили помочь в выборе ребёнка. Их собственный сын-инвалид погиб, поэтому ребёнка решили взять из интерната для детей с похожими заболеваниями. Такой интернат в Тбилиси не один, Мадонна обошла все и сфотографировала шести-семилетних детей. Здесь на самом деле есть и другие дети подходящего возраста, но Цицо выбрала и посоветовала Мадонне снять именно этих, по её словам, «сравнительно приемлемых» ребят. Цицо учла и то, что родители и родные отказались от ответственности и ухода за детьми, которых она выбрала, поэтому судьбу их целиком решает интернат и министерство.
Цицо подсаживается к Мадонне и рассматривает детские лица на снимках.
— Потом дай мне записать их имена, фамилии и короткие рассказы об их жизни, — говорит Мадонна.
— Ой, им и это нужно? — удивляется Цицо.
— Конечно, нужно. Должны же они иметь какое-то представление о тех, кого берут в семью.
— Остальных не будете снимать? — приближается к ним Лела.
Цицо замечает Лелу, но ответить не успевает: из толпы ребят снова высовывает голову Леван.
— Нет, им нужны маленькие, большие дебилы вроде нас им не нужны! — смеётся он.
— Э-эх… Вот бы ты и в других вещах был такой же находчивый! — одёргивает его Цицо и смотрит на Левана с сожалением, словно понимает, что отныне от бед этой жизни его никто и ничто не спасет.
Мадонна протягивает Леле руку, поскольку самостоятельно поднять задницу с лавки ей не удаётся. Лела помогает Мадонне встать. Та говорит, что хочет заснять детей во время игры, и её просьба вызывает переполох. Пако просит, чтоб его сфотографировали во время игры в футбол, но мяч сдулся, да и Цицо с Мадонной сомневаются, что это хороший вариант. Джильда откуда-то притащила прыгалку. Пако и Лаша стоят на месте. Вымытые, чистенькие, причёсанные, они как будто двигаются скованнее, чем их чумазые и дикие собратья по интернату.
— Ладно, пусть… — соглашается Мадонна. — Попрыгайте в классики, поиграйте во что-нибудь понарошку.
Цицо чувствует, что кто-то сзади её касается, оборачивается и видит Лелу.
— Цицо-мас, у меня к тебе дело.
— Сейчас? — удивляется Цицо.
— Дело у меня, ага, — повторяет Лела.
Цицо смотрит на Лелу с сомнением, извиняется перед Мадонной и отходит с Лелой в сторонку, к елям. После истории с Серго директриса выглядит подавленной и напуганной, относится к Леле с опаской.
— Ну, слушаю тебя! — говорит Цицо, укрывшись в тени ели.
— Цицо-мас, — говорит Лела, — скажи этой Мадонне или как там её, пусть снимет и других детей. Которые маленькие.
У Цицо ёкает сердце. Она делает шаг к Леле и говорит негромко:
— А ты скажи мне, кого считаешь нужным сфотографировать… Ты же знаешь, как я тебя ценю.
— Не знаю. Всех. Хотя бы маленьких. Только не просто сфотографировать, а скажи этой Мадонне или как там её, чтобы всех показала американцам. Вдруг им Стелла понравится, кто их знает! Или Леван.
— Нет, Левана, даже если он им понравится, мы не сможем отпустить, у него есть мать, и она не давала нам такого права. Но давай снимем и других, сфотографируем и Стеллу. Погоди…
Цицо деловито направляется к Мадонне. Лела следует за ней.
— Я не разрешила их снимать, чтобы не давать ложных надежд, американцы хотят ребёнка максимум шести лет, и ты сама понимаешь, Стелла там никому не нужна, но давай всё-таки сфотографируем, отправим.
Цицо и Лела идут к Мадонне и детям, Цицо объясняет, понизив голос:
— Всё дело в документах. Если родители имеются, такого ребёнка я отпустить не могу, вдруг они объявятся, не садиться же мне в тюрьму? Снимем беспризорных, пожалуйста, их можем отправить.
Цицо, как обещала, предлагает Мадонне снять и других детей, и Мадонна без лишних слов соглашается: какая разница, кого фотографировать?
Остальные дети, сказать по правде, не такие вымытые и чисто одетые, как Пако, Лаша и Джильда, однако же с неменьшей радостью позируют у стенки, следуя указаниям Дали и Мадонны. Фотографируют почти всех детей, кому ещё нет десяти и у кого родители умерли или пропали навсегда. Стелла бежит к фонтанчику, мочит руку, приглаживает растрёпанные волосы, возвращается к стенке и с улыбкой застывает перед камерой.
— А где Ираклий? — Цицо оглядывает детей. Ираклия не видно.
Лела не верит своим ушам: неужели ей послышалось? Может, Цицо что-то напутала? Но нет, видимо, судьба Ираклия тоже решена и укатившая в Грецию мамаша махнула на него рукой. Лела на миг застывает, опустошённая, точно это её обманули, потом, опомнясь, задумчивая и хмурая, медленно направляется к спальному корпусу, чтобы найти Ираклия и сказать ему правду. Она жалеет, что ещё хуже не выругала по телефону мать Ираклия. Теперь ей хочется лишь одного: отыскать Ираклия и выпалить ему в лицо, мол, твоя грёбаная мамаша бросила тебя, а ты и понятия не имеешь.
Лела заглядывает в туалет первого этажа, потом поднимается выше и в одной из комнат находит Ираклия. Он не плачет. Лежит на спине на кровати, закрыв лицо локтем. Увидев его таким, Лела тут же решает ничего не говорить ему о матери.
— Пойдём, братец, тебя Цицо зовет, тебя тоже сфоткают. Как знать, вдруг тебе судьба улыбнётся.
— Не хочу, — говорит Ираклий, не глядя на Лелу.
— Что с тобой?
— Голова болит, — отвечает он и отворачивается к стене. Лела хватает Ираклия за локоть, отнимает от лица, щекочет.
— Да хватит тебе, пойдём, развлечёшься, тебя же взаправду не увезут в Америку, им нужны маленькие… Кому нужны взрослые ослы вроде тебя, вставай, пошли отсюда!
Ираклий ничего не отвечает.
— Ты потому такой, что я обругала твою маму?
Ираклий закрывает глаза и плотнее прижимается к стенке.
— Ты боишься, что она обидится и больше не приедет? — спрашивает Лела и, помолчав, продолжает: — Ладно, не бойся… Позвоним, скажешь ей, одна сумасшедшая тут привязалась ко мне. Делать ей нечего, вот и ругается на всех.
Ираклий принимается плакать.
— Ика, мы сходим ещё раз позвонить, и ты скажешь: это какая-то психованная, прилипла ко мне и не отставала, её уже забрали из интерната, или вообще умерла, машина её сбила!
Лела тщетно пытается перевернуть Ираклия на другой бок.
— Хватит уже, что ты как не мужчина?! Давно пора было её отругать, сколько раз она тебя обманывала, прекрати реветь!
Лела тянет Ираклия за руку, стаскивает с кровати.
— Ну что тебе надо? — злится Лела. — Хочешь, завтра же пойду с тобой звонить. — Она встряхивает Ираклия за плечи. — А хочешь, прямо сейчас пойдём и позвоним. Только ты скажи ей, что это была какая-то психопатка. Я перед ней извиняться не буду, понятно? — Лела хватает Ираклия за запястье и тащит за собой по коридору.
Они выбегают во двор. Лела подводит Ираклия к стене и, отодвинув других ребятишек, ставит его перед Мадонной. Дети видят его заплаканное лицо и смеются.
— Этого кто заберёт? — хихикает Леван. — Кто такого впустит в дом, у тебя вошки завелись, Ика, да, ты вшивый? — давится от смеха Леван, за что получает от Лелы увесистый подзатыльник.
Фотографии: «Есть смысл»