Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

КнигиАвтобиография Мэй Маск: Отрывок о том, как муж годами подвергал её насилию

Автобиография Мэй Маск: Отрывок о том, как муж годами подвергал её насилию — Книги на Wonderzine

«Женщина, у которой есть план. Правила счастливой жизни» вышла на русском языке

В издательстве «Бомбора» вышла книга «Женщина, у которой есть план. Правила счастливой жизни» Мэй Маск — модели, диетолога и матери Илона Маска, переведённая на русский Диной Ключарёвой. Это отчасти автобиография, отчасти — селф-хелп-книга. Мэй Маск рассказывает о своём жизненном пути и делится советами и мыслями, на которые её натолкнули события из жизни, — о карьере (сейчас она успешнее, чем была в начале модельного пути), отношении к себе и воспитании детей (после развода ей пришлось воспитывать и содержать троих в одиночку). Не все из них легко применить — но они могут дать повод для размышления. Мы публикуем отрывок книги об абьюзивных отношениях, в которых была Мэй, — и о том, как она решилась из них выйти.


Практически сразу я обнаружила, что, будучи женой, должна делать абсолютно всё. На мои сбережения мы отправились в Европу сразу после свадебного торжества. Ради экономии мы купили самые дешёвые авиабилеты и жили в Женеве у двоюродного брата мужа. В то время по Европе можно было путешествовать, тратя по пять долларов в день, и мы стремились придерживаться этой суммы.

Я должна была разбирать вещи, а потом собирать их обратно. Я должна была для него готовить. Я должна была заниматься уборкой, пока он сидел и читал Playboy. Playboy был запрещён в Южной Африке, и он был рад, что в Европе такого запрета не было.

Впервые он поднял на меня руку во время медового месяца. Я была шокирована, когда он начал меня бить. Я хотела сбежать, но не могла, потому что мой паспорт был у него.

Когда мы вернулись, я подумывала обратиться к родным и сказать: «Да, вы были правы. Он чудовище». Но мне было слишком стыдно. Вскоре меня стало тошнить по утрам, и я поняла, что беременна. Я зачала на второй день медового месяца. Было ясно, что, выйдя за него замуж, я совершила ошибку, но повернуть всё назад уже было нельзя.

Он бывал просто немыслимо жесток. В день рождения Илона он перекрашивал свой самолёт, и я ему помогала. Во время каждой схватки я прекращала работу. А он говорил: «То, что у тебя схватки, не значит, что тебе можно прерываться».

Он отказывался везти меня в больницу, пока прихватывать не начало каждые пять минут.

— Ты просто слабачка и лентяйка, — сказал он мне тогда.

В больнице мне пришлось рожать самостоятельно, и я испытывала ужасную боль.

Медсестра сказала ему:

— Помассируйте ей спину, ей будет легче.

— В смысле? — ответил он. — Это она должна массировать мне спину. Что за табуретку вы мне дали? Я пошёл. Позовите меня за пять минут до появления ребёнка.

Вот таким он был человеком.

В первые годы брака я постоянно была занята. После Илона я родила Кимбала и Тоску — трое родов за три года и три месяца. По утрам я трудилась на мужа: перепечатывала его инженерные спецификации и занималась бухгалтерией. Давала консультации по питанию у себя на дому. Помимо всего этого на мне также были и уход за детьми, и стирка, и готовка, и уборка.

Родители позволили нам построить дом на участке по соседству с ними — так мы и сделали. У меня был небольшой пикап, который я купила на свои сбережения, и я загружала в него кирпичи, цемент и древесные брусья и возила всё это на стройку, куда дорога занимала час.

Дети катались на пассажирском сиденье рядом со мной, потому что в те времена мы не пользовались ремнями безопасности. Знакомый прораб отца помогал нам строить дом.

Помню, как укладывала плитку в ванной, будучи на восьмом месяце беременности.

Когда дом был достроен, мы стали приезжать туда на выходные.

. . .

Я была беременна Тоской, когда папа погиб при крушении самолёта. Он летел вместе с мужем Кэй, моим зятем, и ни один из них не выжил.

Моего мужа только интересовало, сколько денег мы унаследуем после папиной смерти.

— Не думаю, что нам что-то причитается, — сказала я. — Подозреваю, что всё отойдёт маме.

— Так не годится, — заявил он. — Я женился на тебе не для того, чтобы смотреть, как твоя мать получает все деньги.

Это при том, что мама подарила нам папин самолёт и за смешные деньги продала нам тот участок, на котором мы построили дом.

Он всё равно был разъярен, потому что хотел большего.

Позже Кэй снова вышла замуж. Её супруг был хиропрактиком, и Кэй выкупила папину клинику, которая располагалась недалеко от её дома. Но мой муж был уверен, что ей досталось больше, чем мне, и взбесился.

Два года он не давал мне общаться с родными. Им было запрещено встречаться с моими детьми. Всякий раз, когда звонила мама, я быстро прощалась и клала трубку.

— Это мужик. Мужик тебе звонит, — твердил он. И избивал меня.

Но это был не мужчина, а моя родная мама. Даже если бы я сказала правду, он бы всё равно меня поколотил.

Он отрезал меня от семьи. Это было ужасное время.

Когда бизнес моего мужа расцвёл, он купил ещё несколько машин, самолёт и яхту. Всё, чего ему хотелось, — это выглядеть богачом.

В замужестве я постоянно слышала, какая я скучная, тупая и страшная. «Что ж, может, со мной и скучно. Но я точно не тупая, раз у меня есть степень бакалавра наук. И я точно не уродка, если выигрывала конкурсы красоты и работала моделью», — думала я. Но вслух об этом не говорила. Если бы я об этом заикнулась, то была бы избита.

Хотя иногда он говорил: «Я знаю, о чём ты думаешь» — и бил меня и за это.

В двадцать с чем-то лет я прочла книгу «Я — О’кей, ты — О’кей» (популярная в 1970-е книга в жанре селф-хелп. Автор Томас Харрис. — Прим. ред.).

Она вселила в меня стойкость и надежду. Муж решил отнять у меня эту книгу. Ему совсем не понравилось, что я такое читаю.

Иногда к нам на ужин приходили гости. Всё угощение мне полагалось готовить дома, даже хлеб — и тот надо было печь. Я не любительница готовить, но у меня были кулинарные книги. Я в точности следовала рецептам, и у меня выходили изумительные блюда.

Он разговаривал со мной отвратительным тоном, оскорблял меня в присутствии гостей, и они больше к нам не возвращались. Когда наши приглашения отклоняли, он говорил:

— Видишь, как паршиво ты готовишь. И ты зануда. Поэтому к нам больше и не приходят.

После рождения детей я перестала работать моделью. Я думала, что больше не вернусь к этой работе. Даже если бы меня пригласили поработать, я бы не смогла — из-за синяков на теле.

Однажды мы были на празднике Октоберфест вместе с ещё тремя парами. Все пили пиво и веселились, и некоторые изрядно набрались. Все три дамы в нашей компании были восхитительно красивы. Я была чрезвычайно скромно одета, а они — при полном параде.

Мы с дамами встали, чтобы выйти в уборную, и один из парней за соседним столиком присвистнул и сказал что-то вроде: «Эй, красотки, вы все такие сексуальные».

Муж наорал на меня и обозвал шлюхой. На глазах у всех он ринулся, чтобы ударить меня.

Он совсем потерял голову. С возрастом он становился всё безумнее. Поначалу он бил меня только дома. Но дошло до того, что он перестал стесняться рукоприкладства и на публике.

Мужья моих подруг оттащили его от меня, а дамы увели меня и отвезли домой к маме. Она опешила, когда в два часа ночи я объявилась у неё под окном, — мы не виделись два года…

Следующим утром он заявился к ней домой. Он умолял маму отпустить меня обратно. Он рыдал и извинялся.

— Не смей её больше трогать, или она вернётся сюда насовсем, — сказала мама. Она была в бешенстве, когда узнала, что он бил меня. А ещё не могла понять, почему я не рассказала ей, как ужасно мне жилось в браке. Полагаю, мне было стыдно. И страшно, что он устроит неприятности моим родным.

Что ж, он послушался маму и больше никогда меня не бил. Прежде он бил меня при детях. Помню, как Тоска и Кимбал, которым было два и четыре года соответственно, плакали в углу, а пятилетний Илон бил отца по коленям сзади, пытаясь его остановить. Меня грела мысль, что он прекратил побои, когда дети были ещё достаточно малы и могли позабыть обо всём этом. Теперь мне приходилось сносить только словесные оскорбления. Когда рукоприкладство закончилось, моральное насилие усугубилось, однако я больше не страдала от боли и синяков.

. . .

Как-то раз позвонила Летти и спросила, могу ли я поработать моделью. Теперь, когда я избавилась от синяков, я наконец-то могла ответить согласием. Он дико разозлился. Он поехал за мной на дефиле и стоял за колонной, наблюдая, как я работаю. Он пришёл за кулисы и увидел, как парикмахер колдует над моей причёской. Он хотел избить того парня за то, что тот прикасался к моим волосам. Ему надо было контролировать всё, что я делаю.

Он сказал, что если я когда-нибудь с ним разведусь, то он изрежет мне лицо бритвой, а детям прострелит колени, чтобы мне пришлось воспитывать троих инвалидов и никогда больше не работать моделью. Это был кошмар. Я долго тянула с разводом, потому что была запугана.

Я не знала, как найти выход. Мне не хватало аргументов. Законы ЮАР в то время действовали не в мою пользу, и легальных причин развестись у меня не было. Домашнее насилие не считалось весомой причиной для развода. Напротив, мужчины им занимались, потому что это было по-мужски — по крайней мере, меня в этом убеждали.

В год, когда приняли закон о «безвозвратном распаде семьи», я решила: «Вот теперь я могу развестись». Внезапно мне выпал шанс выбраться из этого омута.

Нужно было решить, куда переехать. Я могла бы пожить у мамы, но боялась подвергнуть её опасности. Я не хотела, чтобы он ей мстил. К тому моменту наш дом по соседству с родительским уже был продан, но кроме того у нас был загородный дом в полной глуши где-то под Дурбаном. Туда мы с детьми и отправились.

Мне повезло, что такой вариант вообще был. Юрист посоветовал мужу записать дом под Дурбаном на моё имя.

— Нет, — сказал он юристу. — Ей ничего не положено.

Юрист отметил, что на его имя были записаны дом, яхта, самолёт и шесть машин. Всё принадлежало ему. И он мог всё потерять, если бы в случае неприятностей кто-то подал на него в суд.

— Мне всё равно, — сказала я. — Запишите на него.

— Ты уверена, что хочешь, чтобы дом был моим? — спросил он.

— Да, забирай себе, — сказала я.

— Ладно, запишите на неё, — тогда ответил он.

Как только на документах появилось моё имя, что-то внутри меня расслабилось. Мы сделали первоначальный взнос и оформили ипотеку с выплатами по триста долларов в месяц.

Я жила в достатке. Когда законы сменились, мне было куда податься с детьми. Отчасти поэтому я смогла уйти от мужа.

Я была уверена, что справлюсь с ипотекой, потому что у меня были некоторые сбережения. Когда мы поженились, у него не было ни гроша, но он оказался талантливым инженером и теперь был довольно богат. У него были солидные накопления, а у меня — весьма скромные. Но я считала, что моих денег хватит, чтобы прокормить детей и выплачивать кредит — хотя бы на первое время.

Рассказать друзьям
0 комментариевпожаловаться