Книги«Мне 10 лет, и я разведена»: Отрывок из мемуаров
о раннем браке и насилии

В издательстве «Бомбора» выходит книга «Мне десять лет, и я разведена» — история девочки из Йемена Нуджуд Али, написанная ею совместно с журналисткой Дельфин Минуи. Когда ей было около десяти лет (точный возраст не знает ни она сама, ни её семья), Нуджуд выдали замуж за мужчину в три раза старше неё. По данным ЮНИСЕФ на 2017 год, более двух третей девушек в стране выходят замуж до того, как им исполнится восемнадцать лет. В 1999 году в стране отменили минимальное ограничение по возрасту для брака в пятнадцать лет, и многих девочек выдают замуж совсем детьми, как Нуджуд, в девять-десять лет. Условием подобного брака считают то, что муж обязуется не принуждать девочку к сексу — но на практике это происходит далеко не всегда.

Так было и с самой Нуджуд: муж бил и насиловал её. Нуджуд стала самой молодой девушкой планеты, добившейся развода — она сбежала из дома и обратилась в суд. История Нуджуд привлекла внимание к проблеме принудительных ранних браков и помогла другим девочкам начать отстаивать права — хотя, конечно, говорить о решении проблемы рано. Мы публикуем отрывок из книги о свадьбе Нуджуд.

. . .

Слова отца не выходили у меня из головы. Так вот кто я для него — лишний голодный рот. И раз подвернулась такая удачная возможность, то от меня нужно обязательно избавиться. Конечно, я не была идеальной дочерью, часто капризничала и делала глупости, но ведь я же его дочка! Я вот люблю отца даже несмотря на то, что из-за него мы голодаем и попрошайничаем на улице, а он жуёт кат с соседями.

Совершенно не понятно, что папа имел в виду, когда говорил, что я смогу избежать участи Джамили и Моны. Джамиля часто бывала у нас в гостях и всегда приходила со сладостями. Сейчас её нет уже несколько недель — она внезапно пропала. Так же, как и муж Моны, о котором тоже ничего не слышно. Куда он мог уехать? Слишком сложная загадка для девятилетней девочки.

Когда муж Моны пропал, его мать потребовала от неё отдать внуков — трёхлетнюю Мониру и полуторагодовалого Насера. Моне пришлось это сделать, но разлука с детьми буквально разрывала её сердце. Как бы она ни боролась, ей удалось оставить с собой только сына, потому что ему нужно грудное молоко. С тех пор сестра не отходит от него ни на шаг. Стоило ему хоть на минуту скрыться с глаз, Мона тут же бежала к нему и сгребала в охапку, как самое драгоценное в мире сокровище.

. . .

К свадьбе приготовились очень быстро. Я сразу поняла, что никакого праздника из моих фантазий не будет. Ещё за месяц до церемонии семья мужа решила, что мне ни к чему учёба, и заставила бросить школу. Мне пришлось проститься с Малак, моей подругой, и любимыми учительницами — Самией и Самирой. Это они научили меня писать моё имя на арабском: сначала изгиб «noun», за ним завиток «jim», петелька «waou» и уголок «del»: Nojoud!

На прощание я крепко обняла Малак и пообещала ей, что мы скоро увидимся:

— Малак, вот увидишь, мы ещё съездим вместе на море, и будем бродить по песку, и наблюдать, как волны стирают следы наших маленьких пяток, — шептала я ей, уткнувшись в плечо.

В школе мне больше всего нравились уроки математики и Корана. Нас учили пяти столпам ислама — это chadada (символ веры), пять ежедневных молитв, had (повествующий о великом паломничестве в Мекку), zakat (подаяния самым бедным) и рамадан (это время, когда мусульманам нельзя ни есть, ни пить от рассвета до заката). Самия говорила, что мы тоже будем соблюдать рамадан, когда подрастём.

А ещё мне очень нравились уроки рисования. Я обожала рисовать цветными карандашами фрукты и цветы. А ещё красивые дома с голубыми крышами и зелёными ставнями, окружённые садом фруктовых деревьев, и бассейном в центре. Дома обязательно окружали высокие заборы, у которых стояли суровые охранники. Я слышала, что все богатые живут так.

Между уроками мы играли в прятки и рассказывали всякие смешные считалки. Школа была для меня особенным местом, островком счастья, где я укрывалась от неприятностей повседневной жизни.

. . .

Ещё мне запретили ходить к соседям, чтобы послушать музыку. Я и Хайфа обожали бывать у них и слушать диски Хайфы Вахбе и Нэнси Аджрам. Это очень красивые ливанские певицы с роскошными волосами, огромными глазами и идеально прямыми носами. Мы частенько подражали им, кокетливо хлопая ресницами и виляя бёдрами. Ещё мне нравилась йеменская певица Джамиля Саад — она так проникновенно пела про любовь.

Наши соседи были редкими везунчиками: помимо проигрывателя они были обладателями ещё и телевизора. Я часами смотрела «Тома и Джерри», «Путешествия Аднана и Лины» — мультфильм о приключениях двух друзей в далёкой азиатской стране. Наверное, это был Китай или Япония, потому что у героев были раскосые глаза. Но при этом они в совершенстве говорили на арабском, даже без акцента!

Аднан — очень смелый мальчик, который всегда спасает Лину из лап злодеев. Какая же она везучая. Иногда я мечтала, что и у меня будет такой защитник. Аднан очень напоминал мне одного мальчика из квартала Аль-Ка — его звали Эйман. Он как-то раз спас меня с друзьями от хулигана, который болтался по улице и кричал всякие ругательства: он не давал нам пройти и неприятно издевательски смеялся, наслаждаясь нашими испуганными лицами. А Эйман не побоялся дать ему отпор: он так здорово пригрозил ему, что тот убежал, сверкая пятками.

Эйман первый и последний человек, который встал на мою защиту. С тех пор он стал моим воображаемым героем. Когда мне плохо, я мечтаю, чтобы этот герой появился и показал всем, что меня нельзя обижать. И конечно, я мечтала, чтобы мой муж был таким человеком.

. . .

С момента так называемой помолвки до свадьбы прошло лишь две недели. По нашему обычаю женщины устроили свой собственный праздник и собрались в нашей крошечной квартире. Я зашла в комнату, и на меня сразу же обрушился залп радостных криков родственниц. Но я уже не видела ничего вокруг от застилающих глаза слёз и лишь старалась не упасть, потому что праздничное платье было мне велико и волочилось по полу. Меня нарядили в полинявшую коричневую тунику родственницы мужа, волосы убрали под платок, который тяжело давил на голову, и даже не разрешили накрасить глаза тушью. Проходя мимо зеркала, я увидела в нём напуганную маленькую девочку: огромные карие и чуть раскосые глаза, розовые губы, круглые щёчки и ни единой морщинки. Господи, но я же ребёнок, почему я должна выходить замуж?

Мужчины отмечали событие в доме одного из моих дядей — жевали кат. Они же за пару дней до этого заключили брачный договор — ни меня, ни уж тем более маму на это мероприятие не позвали и даже ни о чём не сообщили. Мы узнали об этом от старших братьев, которые попрошайничали на улице, чтобы накормить отца, его брата и моего мужа с роднёй. Юридической стороной вопроса занимался будущий зять — единственный, кто в этой компании умел читать и писать. Dot (плата, выкуп за невесту. Сумма обсуждается мужчинами обеих семей на этапе заключения брачного договора. — Прим. ред.) за меня составил сто пятьдесят тысяч риалов (чуть больше 40 тысяч рублей. — Прим. ред.).

Вечером я услышала, как отец успокаивает маму: «Не волнуйся, мы заставили его пообещать, что он не притронется к Нуджуд до тех пор, пока она не созреет как девушка».

Я не понимала, что это значит, но почему-то внутренне содрогнулась от этой фразы.

. . .

Свадьба началась в полдень, и это были худшие несколько часов в моей жизни. У меня не было белого платья, не было хны на запястьях и даже любимых конфет с кокосом, которые бы здорово подбодрили меня сегодня, напомнив о счастливых днях. Гости вокруг веселились и танцевали, а я лишь забилась в уголок и размышляла о том, какие большие перемены (и точно в худшую сторону) со мной происходят. Девушки помладше оголили живот и стали трясти бёдрами, исполняя танец живота, совсем как в глупых клипах по телевизору. Гости постарше взялись за руки и кружились все вместе в традиционном танце. Во время музыкальных пауз ко мне выстраивалась вереница людей с поздравлениями, и я делала вид, что счастлива и благодарна им за тёплые слова, но притвориться счастливой и растянуться в улыбке у меня не получалось.

К концу вечера моё лицо опухло от слёз — моё сердце разрывалось от мысли, что мне придётся покинуть любимую семью. Поверить не могу, что всерьёз думала, что хочу сбежать от них куда подальше. А ещё я тосковала по школе и моей дорогой подруге Малак. В комнате был ещё один человек, не разделявший общее веселье, — это была Хайфа. Я с ужасом подумала, что скоро её ждёт то же самое.

Гости разошлись на закате. Я, не снимая своего поношенного наряда, задремала рядом с сестрой, а потом рядышком с нами устроилась мама, закончившая убираться в зале после праздника. Папа пришёл ещё позже. В свою последнюю незамужнюю ночь я очень хорошо спала, наверное, потому что главный кошмар случился этим днём.

. . .

На рассвете меня разбудила мама, и мы вышли в узкий коридор. День, как и всегда, начался с поклонения Богу и утренней молитвы. Потом мама подала завтрак: шарики foul из белой фасоли с луком и томатным соусом (это традиционное блюдо для завтрака) и чай. У двери для меня уже был собран небольшой узелок с вещами, но я упорно старалась не обращать на него внимания. Увы, но через пару минут раздался оглушительный гудок автомобиля, который вернул меня к реальности и напомнил о начале новой жизни. Мама крепко-крепко обняла меня, а потом помогла одеться в чёрное покрывало и чёрный платок, niqab. До этого меня ни разу не заставляли носить его — я довольствовалась маленьким чёрным лоскутком, который часто спадал с головы, и никто не обращал на это внимания.

— Нуджуд, ты теперь замужняя и не можешь выходить из дома без этого платка. Только муж может видеть твоё лицо — на кону его sharaf (честь по-арабски. — Прим. ред.), и ты не можешь его опозорить.

Я покорно слушала маму и кивала ей в ответ, но на самом деле мне жгло сердце от обиды: как она могла позволить отцу отдать меня чужим людям?

На заднем сиденье автомобиля сидел мой муж: совсем некрасивый невысокий мужчина с усами и взлохмаченными, слегка кудрявыми волосами. Как и многие, он носил белую тунику. На её фоне сильно выделялись потемневшие руки — не только от жаркого йеменского солнца, но и от машинного масла. Наверняка я видела его в деревне раньше, но уехала оттуда слишком маленькой, чтобы запомнить его.