Книги«Женская персона»:
10 поэтесс, которых стоит читать по-русски
Горалик, Степанова и другие — кто пишет лучшие стихи сегодня
ТЕКСТ: Александра Гусева
Русская современная поэзия — пожалуй, самая сложноустроенная, изменчивая область литературы: чтобы её освоить, нужно иметь какие-то ключи, намётки, ориентиры. Мы выбрали десять наиболее значимых, даровитых поэтесс, чьи тексты формируют сегодняшнее пространство слов.
Линор Горалик
Культовый комикс про Зайца Пц, детская сказка, роман, язык моды, интервью, рецензия, биографический проект, персональная выставка — за что бы ни взялась Линор Горалик, ей удаётся высказаться на ключевую тему, осмыслить «ежедневное выживание смертного существа при бессмертном боге».
Пугающий мир, предстающий перед читателем в сборниках стихов «Подсекай, Петруша» и «Так это был гудочек», осваивается через частность и универсальность, через приметы повседневности и фольклорные формулировки. Каждый из героев (в том числе и сам говорящий) как будто охвачен изнуряющим недугом — вероятно, осознаванием, переживанием смерти, пронизывающей поэзию Горалик. Противостоять повсеместному, уничтожающему хаосу, бессмысленному, имперсональному многоголосию едва ли возможно — остаётся жить с ним бок о бок. Впрочем, это тоже часть человеческого опыта.
Вера Павлова
Вера Павлова — одна из немногих русских поэтесс, чьи тексты хорошо известны и в России, и за рубежом. В одном из интервью автор упомянула о том, как в детстве проснулась её девичья память — память, «которую не интересует ничего, кроме любви». Пожалуй, глобальная заинтересованность любовью, исследование этого состояния в земном, физиологическом смысле и является сквозным мотивом её поэзии.
Тем не менее легковесная, прямолинейная лирика Павловой интересна не только настойчивыми, телесными образами, но и игрой со смыслами, переплетением житейского и возвышенного. Музыкант по образованию, Павлова формирует особое звуковое пространство, примиряющее быт и бытие («В первом подъезде попойка, / Дождь накрапывает, / Старик несёт на помойку / Пальто, осеннее, женское, добротное, драповое»). В этой диалектике кроется одно из главных свойств её стихотворений — поэтизация обыденности, беззаветное жизнеприятие.
Галина Рымбу
Поэтесса и политическая активистка Галина Рымбу — представительница так называемого младшего поэтического поколения. В её сложноустроенных, экспрессивных текстах осмысляется язык насилия, сопряжённый с последствиями идеологического давления, повсеместной несвободы и небезопасности («а где взять борща / ведь для борща нужно мясо / мясо невинных жертв режима»), и его влияние на сегодняшнюю реальность.
Рымбу конструирует стихотворение как некое публичное высказывание, в котором заложены и субъективный болезненный опыт, и стремление к обобщению, выявлению закономерностей истории, её неизменной динамики. Так и её дебютный сборник «Передвижное пространство переворота» строится на оппозиции между говорящим и государством, между сердечным, телесным и — пустотой, бессилием и безвременьем.
Елена Фанайлова
Возвращение к проблеме частной и коллективной исторической памяти — важная примета современной литературы. Так, гражданская лирика поэтессы, переводчицы, журналистки радио «Свобода» Елены Фанайловой подчинена болезненному осмыслению национального прошлого и попытке соотнести себя с этим опытом. Комментируя знаковое стихотворение «Они опять за свой Афганистан…», автор упоминает «вкус насилия» как главную характеристику времени, в котором о чудовищном говорили вполне обыденно. Этот вкус, слияние катастрофы и повседневности пронизывает и её последний сборник «Лена и люди».
Поэзия Фанайловой — это своего рода документ эпохи, военный репортаж, включающий в себя языки масс-медиа, цитаты из речи живых и мёртвых, тревожное многоголосие, которому вторит авторское «я». Такая беспристрастная, многомерная адаптация действительности позволяет ощутить сопричастность чему-то большему, нежели знакомые российские реалии.
Александра Цибуля
Устройство стихов петербургской поэтессы Александры Цибули — это прежде всего непрерывный процесс всматривания в неясный мир, который являет автору поток образов, кадров, многочисленные существительные, будто сохраняющие свою автономность («Вещи — контуры света, ветер — / скуластый бог над водою»).
Мир этот, как правило, безлюден: всё, что касается человека (будь то говорящий или тот, кому говорят), кажется неопределённым и обезличенным, сведённым в один ряд с остальными предметами (неслучайно один из последних поэтических циклов называется «Избыток вещей»). Сформированный текст без явного адресата и лирического «я» наводит на мысль о «послании в бутылке», некоем сообщении, отправленном в неизвестность. К слову, именно так назывался проект-инсталляция, созданный Цибулей в 2015 году.
Фаина Гримберг
Погружение в исторический контекст — основа «больших стихотворений» Фаины Гримберг. Автор романов, пьес и многочисленных переводов создаёт масштабные словесные полотна, исследуя частное взаимодействие не только с родиной, как, скажем, Фанайлова, но и с мировой культурой, неким «общим» материалом, подразумевающим работу с эпическими координатами.
Огромные, ни на что не похожие тексты Гримберг — к примеру, поэма «Андрей Иванович не возвращается домой» или «Молитва, сложенная дочерью Вийона» — представляют собой мультикультурную территорию, в которой смешиваются времена и страны, бытовое и идиллическое, вымысел и реальность. Главный мотив этих разнородных стихотворений — надежда на спасение, перманентное ожидание («Я верю в светлое одно „когда-нибудь“»). Лиризм, нежность авторской интонации наводит на мысль об ином отношении к беспощадному историческому движению: как будто в этом процессе есть место не только боли, но и принятию, объединению всего и вся.
Мария Степанова
Поэт, эссеист, главный редактор Colta.ru Мария Степанова — один из самых признанных русских авторов. Каждое её стихотворение — будь то пространная баллада из книги «Песни северных южан», поэма «Spoila» или лирическая миниатюра из книги «Женская персона» — представляет собой чуткий, всеобъемлющий отклик на то, что происходит снаружи, в социальной действительности; текст как сплав новаторства и архаики, в котором условное «я» то уподобляется хору, то напоминает о собственном голосе.
Последний сборник Степановой «Против лирики», включающий стихи за двадцать лет (1995–2015), — последовательное, развёрнутое во времени высказывание о том, как обретается право на речь и какую функцию выполняет поэзия в пространстве между живущими и ушедшими.
Полина Барскова
Поэзию Полины Барсковой сложно отделить от её работы с литературой блокадного Ленинграда, к которой она обратилась после эмиграции в США. Сборник рассказов «Живые картины», получивший премию Андрея Белого, и антология блокадной поэзии «Стихи, написанные в темноте», в которой Барскова выступила как редактор-составитель, — это акт возвращения Другого, Других из небытия, из беспамятства. Осмысление катастрофы, исторической травмы, перекличка живого и мёртвого — то, на чём строятся многие её стихотворения.
В «Воздушной тревоге», одиннадцатом по счёту сборнике стихов, автор продолжает исследовать границы мира, заключённого в промежуток между двумя мировыми войнами, и вместе с тем — апеллирует к настоящему. В пространстве, сконструированном Барсковой, память — это и состояние, и оптика, через которую можно увидеть как то, что уже свершилось, так и метаморфозы, связанные с движением времени.
Анна Глазова
Поэтика Анны Глазовой тесно связана с её переводческой деятельностью. В одном из интервью автор определила несовершенство, вторичность перевода как свойство, применимое к её стихотворениям: «Я пытаюсь заниматься как раз „грязным“ искусством, в котором поэт не наделён каким-то особенно беспримесным языком и не вещает истин». В этом смысле «подстрочники» Глазовой составляют неоднородное, многоязычное полотно, в котором граница между внешним и внутренним, сном и явью, одушевлённым и неодушевлённым кажется неосязаемой («и сними кожу и сними тело и сними сердце и сними свой огонь»).
Все явления, которые она различает и исследует (дерево, дом, камень, вода, зверь), обретают собственное звучание и силу, отчего стихи как будто перекликаются с категорией вещественного, материального. В книге «Земля лежит на земле» (2017) Глазова сосредотачивается на частном телесном опыте и соотносит его с окружающим пространством, размышляя о сущности «человеческого» и «природного».
Рада Орлова
Самобытная, «дневниковая» поэзия Рады Орловой — в каком-то смысле результат её обучения в литературной школе «Хороший текст» (мастерская Дмитрия Воденникова). По её словам, после январской сессии произошло творческое обнуление и новые стихотворения приняли иную композиционно-речевую форму, чем раньше.
Один из доминантных мотивов в этих текстах — обращение к смерти, к Покинувшему и тому, что продолжает длиться после его ухода. Такая диалогичность («Не жди меня в родительскую субботу, / ведь я тебе сестра, а не родитель») подразумевает перманентное выяснение отношений между памятью и настоящим, перетекание одного в другое («я ем снежок и прошлое съедаю»).
фотографии: Александр Карнюхин, Екатерина Старостина, Татьяна Зима, личный архив