КнигиСвященный ужас: За что мы любим злободневные страшилки Стивена Кинга
Сквозные темы в произведениях короля ужасов
дмитрий куркин
Во второй половине 70-х редактор Билл Томпсон отговаривал Стивена Кинга от публикации романа «Сияние»: дескать, издатели могут налепить на него ярлык «автора хорроров», второразрядного беллетриста, не способного делать «серьёзную литературу».
Смешно вспоминать эту историю сейчас, когда обыгрывающий фамилию писателя титул короля ужасов закрепился за Кингом почти официально, однако самому ему было не до смеха. Многие годы ему пришлось спорить с теми, кто видит его исключительно в качестве автора страшилок, недалеко ушедшего от безымянных репортёров из журналов мистических сенсаций об НЛО и барабашках. Спор продолжается до сих пор, даром что с момента выхода «Сияния» литературный снобизм заметно ослаб, а произведения Кинга экранизировали бессчётное число раз, и интерес к его книгам, кажется, только растёт: только в ближайший месяц (sic!) на экраны выходят фильмы «Тёмная башня» и «Оно» и сериал «Мистер Мерседес».
Кинг действительно не раз упражнялся в чистой жанровой прозе (ребёнок, запоем читавший культовый палп вроде «Детективного журнала Эллери Куина», жив в нём и поныне). Но в центре его внимания чаще всё-таки оказывались не пришельцы и монстры со щупальцами, а куда более сложная материя: человеческий страх, паттерны поведения людей в экстремальных ситуациях, зыбкая грань сознания, за которой открывается персональный ад.
Сверхъестественные обстоятельства — если таковые вообще проявляются — у Кинга лишь задают сцену, действуют же на ней обычные люди, вопиюще рядовые жители среднестатистического городка посреди нигде. Да и таинственные существа чаще всего оказываются прозрачной метафорой для куда более земных вещей вроде алкогольной зависимости или психологической манипуляции. Мы прошлись по обширной библиографии Кинга и вспомнили, почему он до сих пор остаётся злободневным автором.
Школьный стресс
Школьные годы чудесные, с подростковыми стрессами, сложностями пубертата и травлей со стороны одноклассников, не просто оказались темой, которая вывела Кинга в разряд популярных авторов
(свой первый большой гонорар он получил за «Кэрри»). Писатель ненароком нажал на большую болевую точку общества — и сам испугался того, насколько болезненной она оказалась.
Задолго до того, как авторов «13 причин почему» начали обвинять в гламуризации подростковых самоубийств, Кингу поставили на вид его сюжеты о том, как психологически неустойчивые или затравленные школьники расправляются над своими одноклассниками и учителями. Более того, некоторые считают, что феномен «school shootings» придумал лично Кинг. И хотя последнее точно неправда — случаи стрельбы в американских школах датируются по крайней мере XIX веком, — к зловещему поп-культурному ореолу вокруг кровавых драм Кинг и правда приложил руку. И если его Кэрри, девочка, вместе с первой менструацией обнаруживающая в себе разрушительную силу, в первую очередь жертва (религиозного контроля, с одной стороны, и подростковой жестокости — с другой), то Чарли Декер из «Ярости», старшеклассник, захватывающий в заложники свой класс и хладнокровно разбивающий аргументы учителей, которые пытаются образумить его, — уже фактическая ролевая модель.
Расстрелы в школах устраивают не книжные триллеры, не песни Мэрилина Мэнсона и не гангста-рэп. Но Кинг, к его чести, не стал снимать с себя ответственность и после нескольких случаев, когда при школьных стрелках обнаруживались копии «Ярости», принял решение остановить публикацию романа. В недавнем эссе «Оружие» Кинг уточняет, что выпускал «Ярость» в совсем другой мир, где террор как явление ещё не был поставлен на поток, «в аэропортах не приходилось снимать ботинки перед посадкой на самолёт, а в школах не ставили металлодетекторы». Лишнее напоминание о том, что писательская прозорливость — штука злая.
Зависимость
Сходящий с ума писатель в 80-е стал сквозным персонажем кинговских историй: за «Сиянием» последовали «Баллада о гибкой пуле», «Мизери», «Тёмная половина» и «Секретное окно, секретный сад». Фактически в то время
Кинг писал автобиографическую хронику борьбы с зависимостями от алкоголя, кокаина и целого букета седативных препаратов. Но самому ему это стало очевидно лишь на исходе 80-х, когда аддикции обострились настолько, что под угрозой оказался его брак.
«Алкоголики выстраивают защиту, как голландцы — плотины. Первые двенадцать лет своей семейной жизни я себя уверял, что „просто люблю выпить“. Ещё я использовал всемирно известную „защиту Хемингуэя“. Хотя вслух это никогда не произносилось (как-то это не по-мужски), защита эта состоит в следующем: я — писатель, а потому человек очень чувствительный, но я — мужчина, а настоящий мужчина своей чувствительности воли не даёт. Только слабаки так делают. Поэтому я пью. А как ещё мне пережить экзистенциальный ужас и продолжать работать? А кроме того, я себя контролирую. Как настоящий мужчина».
Кинг до сих пор сожалеет, что из-за провалов в памяти не помнит, как переносил на бумагу куски той или иной истории, но созданная им галерея демонов говорит сама за себя. Одержимая дамскими романами медсестра Энни Уилкс похищает обожаемого ею автора и заставляет его написать новую книгу специально для неё. Маленькие форниты поселяются в печатных машинках и поддерживают работоспособность творческих людей с помощью волшебного порошка (совсем уж прозрачный намёк на кокаин). Писательское альтер эго в буквальном смысле выходит из могилы, чтобы уничтожить жизнь своего создателя (попытка Кинга разобраться с Ричардом Бахманом — псевдонимом, под которым он издал в том числе «Ярость» и «Бегущего человека»).
Поразительно, но даже на пике своих зависимостей Кинг не утратил ни способности к саморефлексии, ни понимания того, что сделка с дьяволом разрушает его жизнь и разорвать её можно только одним способом. К началу 90-х он покончил со старыми привычками и больше к ним не возвращался.
Манипулирование
Тема психологического манипулирования появилась у Кинга ещё в ранних рассказах. Лучшим примером, пожалуй, может служить написанная для женского глянца история «Я знаю, чего ты хочешь», в
которой за простенькой метафорой (кукла вуду) скрывается вполне обыденный абьюз.
Токсичные отношения (иногда взаимные) даже не всегда занимают центральное место в работах Кинга, и тем не менее выписаны крайне правдоподобно, будь то «Способный ученик», в котором одержимый историей Третьего рейха школьник оказывается намного опаснее, чем шантажируемый им нацистский преступник, или снятые по сценарию Кинга «Лунатики», в основе которых оказывается жёсткий материнский прессинг.
Урбанизация
У Кинга даже есть книга о реновации. В «Дорожных работах», одном из семи романов, подписанных именем Ричарда Бахмана, нет ни намёка на сверхъестественное. Зато есть средних лет американец Бартон Доус, который
медленно проигрывает войну городским застройщикам, день за днём наблюдая, как исчезает привычное ему пространство.
Кинг не первым диагностировал новый вид стресса — страх перед урбанизацией, — но смог забраться под кожу маленького человека, впадающего в ступор отчаяния перед лицом Левиафана. В отличие от своего реального последователя, Марвина Химейера, который в похожих обстоятельствах предпочёл снести бульдозером тринадцать административных зданий, Доус даже не собирался мстить своим обидчикам. За его упорным нежеланием переезжать на другое место в конечном счёте скрывается личная драма, а права на собственную землю не так интересуют его, как право на воспоминания о прошлой, более счастливой жизни, замену которой он так и не нашёл.
Организованная религия
О том, насколько разрушительной может быть религия в самом тоталитарном своём проявлении, Кинг, сам выросший в семье методистов, узнал ещё подростком. В мемуарах «On Writing» он вспоминает, как в доме у
одноклассницы увидел огромную статую Иисуса, «под агонизирующим взглядом» которого многие годы росла девочка — нелюдимая и набожная школьная пария, одна из прообразов Кэрри. С тех пор Кинг не раз и не два прошёлся по религиозному радикализму, особенно буйно цветущем в маленьких полузакрытых городках («Безнадёга») или на фоне внешней угрозы, усиливающей эсхатологические настроения («Туман», «Под куполом»).
Хотя сила религиозной символики по-своему завораживала писателя — главного героя «Зелёной мили» Джона Коффи он не просто так наградил инициалами Христа, — человеческое интересует его куда больше, чем божественное. Соревнование за трон духовного лидера в постапокалиптическом мире («Противостояние»); то, с какой лёгкостью люди подпадают под власть той, кого ещё вчера назвали бы городской сумасшедшей («Туман»); наконец, неистовая вера в исцеляющую силу, которая, как выясняется, действует совсем не так, как полагает амбициозный священник («Возрождение»). Будучи противником организованных религий как «опасного инструмента, которым много раз злоупотребляли», Кинг тем не менее признаёт их влияние и, препарируя религиозность, не скатывается в однообразное иконоборчество.
ФОТОГРАФИИ: TriStar Pictures, Columbia Pictures, Touchstone Television, United Artists, Castle Rock Entertainment