КнигиНаивно, супер: Зачем Джонатан Фоер пишет
о Холокосте и 11 сентября

Текст: Егор Михайлов

В России готовится к изданию роман «Here I Am» Джонатана Сафрана Фоера, известного благодаря книгам «Полная иллюминация» и «Жутко громко и запредельно близко». Вспоминаем путь оригинального автора, которого на родине хвалят за эксперименты с языком и упрекают в конъюнктурности.

В квартире Джонатана Сафрана Фоера на стенах висят рамки. Они кажутся пустыми, но на самом деле в них вставлены чистые листы бумаги с рабочих столов его любимых писателей: Исаака Башевиса-Зингера, Сьюзен Сонтаг, Дона Делилло, даже Зигмунда Фрейда. В моменты творческого ступора Фоер любит глядеть на них и вспоминать: в каждом писателе есть что-то, помогающее превратить пустоту в произведение искусства. После этого он возвращается к своему чистому листу и продолжает работу.

Полная иллюминация

В 1995 году восемнадцатилетний Фоер, писавший рассказы, но ещё не помышлявший о серьёзной карьере писателя, поступил в Принстон. Там его преподаватель Джойс Кэрол Оутс подбодрила юного автора, сказав, что в его творчестве есть «самое важное из писательских качеств — энергия». «Она впервые заставила меня серьёзно задуматься о том, чтобы стать писателем. И моя жизнь резко изменилась», — вспоминал Фоер позже.

Выпустившись из Принстона, Фоер отправился на Украину, чтобы поработать над диссертацией и заодно отыскать женщину, которая во время войны спасла его дедушку от нацистов. Поиски не увенчались успехом, но поездка три года спустя легла в основу его дебютного романа «Полная иллюминация».

В первом приближении это трагикомическая история о молодом невротическом писателе, путешествующем по Украине в компании одесского пацана, его будто бы слепого деда и «абнормальной» собаки Сэмми Дэвис Наимладшей. Но за эксцентричным повествованием скрывается трогательная история о семье и корнях. Фоер — и автор книги, и персонаж — убеждён, что «юмор — единственный правдивый способ рассказать печальный рассказ». Вся «Полная иллюминация» построена вокруг этого убеждения: серьёзный разговор с серьёзной миной лишь доведёт читателя до зевоты, в то время как остроумный может поразить в самое сердце. Не нужно бояться ни юмора, ни избитых истин — лишь скуки.

Роман завоевал несколько престижных призов и получил преданных поклонников и столь же преданных ненавистников. Одни называли его претенциозным, исторически недостоверным, пеняли на «безобидный мультикультурализм». Другие —  та же Оутс и Апдайк — отмечали литературное мастерство: Фоер разобрал и собрал заново английский язык, чтобы передать изломанную речь рассказчика. Эта странноватая интонация, к которой читателю непросто приноровиться, одновременно работает на комический эффект и позволяет избежать банальности в разговоре о важных вещах (подобно тому, как это сделал Арт Шпигельман в комиксе «Маус»).

Переводчику Василию Арканову пришлось повторить трюк автора: он разобрал и собрал уже русский язык, отчего в переводе «Полная иллюминация» стала едва ли не экстравагантнее и смелее оригинала. На перевод у Арканова ушли два с половиной года, за которые «Полная иллюминация» превратилась в фильм (у нас известный под названием «И всё осветилось»), где Элайджа Вуд и Евгений Гудзь из Gogol Bordello колесят по подсолнуховым полям под песни «Ленинграда». Сдав перевод в издательство, Арканов поклялся себе, что никогда больше не возьмётся за книги этого автора. Он мужественно держал обещание два года, пока не вышел второй роман Фоера, такой же трогательный, изобретательный и тонко выделанный. Пришлось переводить и его.

Жутко громко & запредельно близко

Прикоснувшись к главной трагедии прошлого века, Фоер рискнул затронуть ещё кровоточащую рану века нового — 11 сентября. Главный герой, девятилетний Оскар Шелл, отправляется в одиссею по Нью-Йорку, чтобы справиться с потерей отца и обнаружить, что из таких маленьких трагедий сплетается паутинка, связывающая всех людей в городе.

Структурно «Жутко громко...» похож на альбом, в котором рассказ мальчика перемежается с письмами, фотографиями дверных ручек, вырезками. Само собой, Фоера заранее стали обвинять в конъюнктурности: даже слабый роман о трагедии башен-близнецов было бы неловко критиковать. Но писателю снова удалось с честью пройти по краю, отчасти благодаря искренности, отчасти благодаря изобретательности и мастерству работы с языком. Василий Арканов сравнивал плотность и насыщенность слога Фоера с платоновским, но в «Жутко громко...» писатель призвал на помощь не только слова и иллюстрации, но и саму вёрстку книги, порой напоминающую о недавно изданном в России «Доме листьев».

Именно этой интонации и изобретательности не хватило экранизации: фильм не спасли ни Том Хэнкс, ни Сандра Буллок; он оказался тем самым «эмоциональным порно», эксплуатирующим трагедию и паразитирующим на ней. Единственным открытием фильма стал юный актёр Томас Хорн, который получил за свою дебютную роль несколько премий, но так и не стал звездой.

Дерево кодов

После выхода «Жутко громко & запредельно близко» Фоер продолжил экспериментировать с формой — теперь уже совсем удивительным образом. Сперва он написал либретто для оперы «Семь попыток убежать от тишины», а в 2010 году вышло «Дерево кодов», не столько роман, сколько арт-объект. Вместо того чтобы брать чистый лист и писать на нём свою книгу, Фоер взял чужой текст — «Улицу крокодилов» Бруно Шульца — и начал разбирать его, вырезая слова прямо из страниц, чтобы отыскать «историю внутри истории». «Дерево кодов» устроено так сложно, что его не взялась печатать ни одна типография в США — только бельгийское издательство Die Keure.

Эта книга, идея которой даже в пересказе выглядит безумной, едва ли поддаётся переводу. Зато в 2015 году Джейми XX написал по мотивам «Дерева кодов» балет — и, возможно, на этом история самой странной книги Фоера не закончилась.

Мясо

Незадолго до «Дерева кодов» вышла ещё одна книга, менее заметная, но очень важная для автора: «Eating animals», или, как её брутально окрестили российские издатели, «Мясо». Вегетарианец с детства, Фоер уже обращался к этой теме: ей посвящён один из самых смешных эпизодов «Полной иллюминации», а в 2006 году Фоер работал над документальным фильмом о еврейском вегетарианстве «Если это кошерно…».

«Мясо» же посвящено не столько самому вегетарианству, сколько этической стороне вопроса: жестокому обращению с животными, истории мясной индустрии, двойным стандартам. Документальная книга Фоера хороша тем же, чем и его художественная проза: это очень искренний личный рассказ, лишённый высокомерия и кликушества; не апология отказа от мясоедения, а попытка взглянуть на то, как наша культура связана с нашей едой.

Главной поклонницей «Мяса» оказалась актриса Натали Портман, которая и прежде была вегетарианкой. Портман даже задумала снять документальный фильм по мотивам книги и связалась с Фоером. Они подружились, завязалась переписка, в которой Портман рассказывала, почему бывший парень называл её «Москвой», а Фоер размышлял, что сложнее — находиться в писательском блоке или ухаживать за морскими свинками. Пять лет переписки переросли в нечто большее, и в 2014 году Фоер ушёл от жены Николь Краусс, незаурядной писательницы, приятельствовавшей с Бродским. Больше всего такой поворот удивил Натали Портман: она не собиралась расставаться с мужем и на всякий случай свернула производство фильма, дабы избежать неловкости.

Одной из жертв этого развода, по-видимому, стал роман «Побег из детского госпиталя», который Фоер забросил, что стоило ему контракта с издательством. Второй стал ситком HBO «All Talk», над которым Фоер работал два года. Но позже эта история о еврейской семье из Вашингтона перекочевала в роман «Here I Am».

Here I Am

«Here I Am» вышел из печати в прошлом сентябре, а до русских читателей доберётся за рекордный для Фоера год с небольшим. Впрочем, на качестве перевода это сказаться не должно: роман переводит Николай Мезин, работавший над «Книжным вором».

В новой книге Фоер снова играет с масштабом, будто поворачивая бинокль то одним, то другим концом: обычные семейные драмы здесь на равных соседствуют с войной на Ближнем Востоке, стихийными бедствиями и библейским контекстом. Всегда по-свойски обращавшийся с реальной историей, здесь Фоер впервые даёт волю фантазии: разрушение семьи он показывает на фоне землетрясения, разрушающего Израиль, — и неясно, что страшнее для героев. Критики NPR сравнили Фоера с Филипом Ротом, более саркастичные Vulture уточнили, что это «роман Филипа Рота, написанный в стиле открыток из супермаркета». Но вообще и комплиментарные, и критические отзывы уже не так безапелляционны, как десятилетие назад. И дело не только в том, что «Here I Am» менее яркая книга — просто Фоер уже прошёл путь от талантливого выскочки до уважаемого романиста, его талант уже не нуждается в превозношениях и ниспровержениях.  

Нарочито автобиографический (сам автор уклончиво отмечает: «Это не моя жизнь, но это я») роман во многом собран из знакомых читателю Фоера кирпичиков. Воспоминания о Холокосте, развод, самоубийство, отцы и дети. Собственно, это и есть тот самый Фоер, которого одни полюбили за искренность и изобретательность, другие же обвиняют в претенциозности и выпендрёжничестве: жутко смешной, запредельно трогательный.