Книги«Блокадные девочки» Карины Добротворской
Лиза Биргер о книге, которую нельзя пропустить
лиза биргер
Наш постоянный обозреватель Лиза Биргер еженедельно выбирает лучшую книгу и рассказывает, почему ее нужно прочитать. В этом выпуске — неожиданный литературный дебют топ-менеджера Condé Nast International Карины Добротворской.
История, записанная с рассказов очевидцев, всегда оказывается интереснее истории учебников. Другое дело, что молодых людей в России не интересует ни та, ни другая. Да, мы наблюдаем страшную популярность дневников и воспоминаний о прошедшем столетии. Но читают их в основном те, кто постарше, кто и так помнит и забывать не собирался. Нас, живущих уже в совсем другом времени, это историческое беспамятство касается тем больше. Мы не чувствуем связи с прошлым и словно воздушные шарики пытаемся привязать себя хоть к чему-нибудь другому: комиксам, сериалам, поп-музыке. Кажется, именно поэтому Карина Добротворская, бывшая глава издательского дома Condé Nast в России, которая сейчас курирует запуск журналов и сайтов Condé Nast International в Париже, собирает «Блокадных девочек» — семь монологов старых блокадниц (Гали, Зои, Нины, Иры, Ниночки, Риммы, Веры), вспоминающих детство в осажденном Ленинграде.
В одном месте рассказа Добротворская останавливается, задумавшись: «Кто будет все это читать? Мои дети категорически защищаются от ужаса во всех его формах (...) Исторические кошмары они готовы воспринимать только в форме страшных сказок». В другом эпизоде она обедает с гламурным редактором, который от замысла ее книги приходит в восторг и предлагает издать ее «с размахом, красиво», чтобы какой-нибудь известный фотограф роскошно снял старух. «Понимаю, — грустно замечает автор, — что блокада ему интересна только в комбинации со мной, как какой-то оксюморон. Если густо намазать блокаду сладким гламуром, то можно и проглотить».
«Блокадные девочки» состоят из трех частей. Первая, «Предисловие» — это воспоминание о травме, о страхе блокады, о детстве, о собственном горе, связанном с Ленинградом, где родились и умерли первый муж Добротворской и ее родители. Вторая — собственно интервью. А третья — дневник самого автора. И вот в этом дневнике Добротворская непрестанно ест. 500-долларовые обеды у Комма. Ужинает в Париже. Обедает с Дашей Жуковой, заказывающей чуть ли не все меню, чтобы попробовать всего по кусочку («best diet is half portion diet»), с Натальей Водяновой, сидящей на диете по группе крови, с главой Warner Bros, которому готовит персональный шеф и который куска в рот не возьмет, если кусок не organic. Ее отношения с едой напоминают отношения с едой любой другой современной девочки: смесь дикого стыда и непреодолимого влечения. Но еще радикальнее: во-первых, автор то и дело проходит испытание голоданиями и детоксами, а во-вторых — все это время не перестает читать о блокаде и думать о ней.
И за это перед Добротворской хочется склониться — на самом деле, она делает невероятно смелую вещь. Она вписывает себя — со своими личными бедами, детскими травмами и булимией — в потомки своих блокадниц, осмеливается сделать себя равной им. Вместе со всеми своими ресторанами, диетами, психоаналитиками, дачами в Черногории и отдыхом на Мальдивах она все равно считает себя связанной со своим народом. Эта дикая смелость здесь даже важнее, чем собственно воспоминания. Наверное, написание такой книги освобождает. И совершенно точно — каждой современной девочке надо это прочитать.