Личный опыт«Светить задницей
в лицо святошам»:
Зачем я выкладываю
фото без одежды
И почему это хороший способ самотерапии
Текст: Аня Сахарова
Фотография голого тела на личной странице девушки для многих выглядит как провокация. Например, после новостей об убийстве и изнасиловании Тани Страховой посетители форумов и комментаторы в фейсбуке и «ВКонтакте» трактовали обнажённые снимки в профиле убитой как оправдание изнасилования и убийства. Или преподносили содеянное как наказание за то, что девушка «не столь невинна», — этой фразой оперировали некоторые издания.
Обнаженные фото в Инстаграме считаются асоциальными, потому что мы не привыкли, что женщина может раздеться и быть сексуальной для себя. Потому что женщина, которая делает что-то для личного удовольствия и не боится об этом сказать, уже провоцирует.
Право на фото
Раз в два месяца, утром, перед тем как переодеться после сна, я выбираю место среди бардака в квартире. Ставлю камеру на автоспуск, делаю снимок и выкладываю в инстаграм. Раньше я бы высокомерно спросила себя: «Ну и зачем делать что-то на публику и говорить, что это „для себя“?» В мыслях я осуждала девушек, которые фотографируют себя без одежды, — в голову не приходило, что женщина может выложить такое фото просто потому, что она себе нравится. Казалось, эти снимки делаются ради восторженных сообщений в директ, чтобы набить себе цену удачной позой, а пустую самооценку — липкими комплиментами. Сознательно я не считала, что девушки — корыстные охотницы за успешными мужчинами, однако большинство мизогинных мифов работают незаметно.
Знакомым я казалась свободолюбивой сорвиголовой. Но на деле я всегда держала себя в рамках концепции «достойной девушки»: не ругалась матом и фыркала, когда слышала разговоры о сексе или пенисах. Было не по себе от мысли выложить даже фото с голыми плечами. Вдруг знакомые подумают, что я глупая и хочу внимания? Разве мне больше нечего показать, а тем более сказать? Будто когда выкладываешь фотографии своего тела, заодно нажимаешь кнопку стирания памяти, как в «Людях в чёрном» — и уже никто не помнит, что ты личность. Я думала, что обнажённые фотографии в инстаграме подкрепляют надоевшую объективацию.
Мы привыкли думать, что если ты выкладываешь фото без одежды —
это значит, что
ты хочешь что-то продать. Например, себя в качестве привлекательной особы
Сейчас я считаю по-другому. Несмотря на то что реклама машин, пылесосов и кредитов, украшенная голыми девушками, смотрит со всех сторон и уже никого не шокирует — наши тела нам не принадлежат. Компании используют женские формы в рекламе, и их не осуждают за это, однако на девушку, которая показывает тело, почти всегда цепляют неприятный ярлык. Наши тела либо принадлежат мужчинам в тёмных спальнях, либо становятся общественным достоянием и способом продать товар. Мы привыкли думать, что если ты выкладываешь фото без одежды — это значит, что ты хочешь что-то продать. Например, себя в качестве привлекательной особы.
Журналистка Аня Чесова рассказывает, что её инстаграм стал «неприличным» года два назад. «Помню, это случилось после развода: я начала позволять себе многое из того, что не позволяла в годы брака. В том числе я выкладывала фото в инстаграм — в белье, без белья. Точно не скажу, что мной двигало — жажда самопрезентации, постразводная истерика, любопытство, страсть к эпатажу, желание переосмыслить свою сексуальность. Наверное, всё сразу. Эффект был мгновенным: от меня сразу отписались несколько знакомых, и я приобрела репутацию девушки с „таким“ инстаграмом („А, эта та самая Чесова, которая фотографирует свою жопу!“). Мне начали в большом количестве поступать недвусмысленные предложения от мужчин, знакомых и нет. И то, и другое, и третье я игнорировала».
Иллюзия достоинства
После плохого года, полного смертей и болезней близких, я пошла к психотерапевтке; в это же время я вдумчиво изучала феминистскую теорию. Спустя литры слёз о своей доле я задумалась о беспощадности «женских» шаблонов: оказалось, что в их рамках я не просто «достойная девушка», но и «мудрая терпеливая женщина». Что пока я руководствуюсь понятиями достоинства и сдержанности, я терплю в отношениях манипуляции и абьюз. И что эти схемы перешли ко мне от мамы с бабушкой, судьбу которых я клялась не повторять.
Всего полвека назад мою бабушку насильно выдали замуж в тринадцать лет — дедушке было тридцать три. В пятнадцать она родила мою маму, и на их долю выпало много семейного насилия. Мама вышла замуж в двадцать два года — уже по желанию, но семейную схему всё же подхватила: папа был авторитарным человеком, отчитывал нас обеих, держал чуть ли не в армейской строгости и не разрешал даже покашлять, когда я болела. Я пыталась вырваться из-под контроля и подростком сразу попала из одних абьюзивных отношений в другие. Во время терапии выяснилось и то, что я привыкла к насилию, и то, что моя сексуальность всегда принадлежала кому угодно — родителям, парням, комментаторам в интернете, — но только не мне.
Право на тело
В детстве мама укладывала меня спать, а потом заходила в комнату каждые пятнадцать минут. Слегка приоткрывала дверь, чтобы одним глазом подсмотреть, что я делала — и если мои руки были не на одеяле, поднимался скандал. Я старалась всегда, даже во сне, лежать в позе солдатика, чтобы меня не обвинили: патруль мог нагрянуть в любой момент. Если я проводила в ванной дольше получаса, раздавался стук в дверь: «Что ты там делаешь!?» Все наши с подружками секретные записочки, спрятанные в письменном столе, мама «случайно» находила и отчитывала за каждое слово, которое ей казалось неприличным.
Из-за слежки и обвинений я была уверена, что достойна «плохой болезни» и, если буду себя трогать, в теле начнутся необратимые изменения и я умру. О сексе и менструации со мной, конечно, никто не говорил. Благодаря этому воспитанию я до двадцати трёх лет не понимала, как доставить себе удовольствие в сексе, несмотря на высокое либидо и активность. Всё сводилось к придумыванию «чего-нибудь новенького», что понравится мужчине, — этому меня научили глянцевые журналы. Я и не знала, что может быть по-другому.
Мои партнёры намекали, что́ глупо, что́ красиво, что́ стильно, что́ сексуально, а что́ из того, что я ношу, — «гопотека», хотя я носила обычные майки и джинсы, толстовки и юбки. Чтобы научить меня «правильно» выглядеть, мне дарили одежду и косметику на свой вкус, заранее зная, что мне эти вещи вообще-то не очень — такая щедрость на подарки казалась заботой. Один парень, когда хотел секса, в то время как я не хотела, несколько раз подносил член к моему лицу и кончал на него или на подушку рядом. В моменты, когда я отказывалась, казалась себе ужасной стервой, а его жалела. Ну и терпела, конечно.
Плевок запрету секспросвета
После полугода терапии я поняла, что представления окружающих о «достойной девушке» меня душат и я хочу светить задницей в лицо святошам с их негласными законами о том, что для девушки хорошо, а что — плохо.
Ни один физический критерий, в том числе и степень оголённости, не определяет наши моральные качества. Голая — не значит недалёкая. Навязанная сдержанность и скромность подавляют дерзость и уверенность, которые помогают противостоять насилию, а ещё верить в себя и достигать целей. Мне очень важно сказать, в первую очередь себе: я не скромная. Меньше всего мне хочется соответствовать идеалу достоинства, который нужен призрачным будущим женихам, но не мне. Достоинство — это не иллюзия чистоты, делающая тебя ценной на рынке жён.
Зачем делать что-то на публику и говорить, что это для себя? Важно показать миру, который всегда придумывал нелогичные правила для тебя и других девушек, что ты не играешь по его правилам. Плюнуть в сторону запрета на секспросвет и образа целомудренной девицы. Ещё Симона де Бовуар писала о том, как мужчины веками надевали длинные юбки и рукава на женщин и придумывали для них другие правила приличия, чтобы сохранить «тайну», раскрывая которую они чувствуют себя значимыми. Меня не надо покорять — мне и самой покорять кого-то неинтересно.
Меня не интересуют комплименты:
мне одинаково
не важно, считают ли посторонние люди моё тело красивым или, наоборот, нет
В комментарии иногда приходят люди, которые говорят, что я «ш***» — но мне всё равно. Другие уверяют, что я выкладываю фото, потому что «стройная». За банальным представлением о девушке, которая зарабатывает внимание с помощью своего тела, критики не замечают пост о том, как я переживала из-за маленькой груди и копила на операцию по увеличению. И эти фото — то же признание в праве на любовь к своему телу без вмешательств. При этом меня не интересуют комплименты: мне одинаково не важно, считают ли посторонние люди моё тело красивым или, наоборот, нет. Диванные психологи пишут, что по фото видно: у меня депрессия и проблемы самооценкой. Ведь с девушкой, которая выложила фото без одежды, обязательно что-то не так, ей нужно помочь решить проблемы. Смеюсь над ними вместе со своим психотерапевтом.
По словам Чесовой, обнажённые фото помогают если не бороться, то пересматривать стандарты красоты: «На самом деле тело не стерильно. У большинства из нас (да почти у всех, что уж) не идеально гладкие ягодицы и утлые животы, волосы растут часто не там, где нужно, кожа с пигментными пятнами — ну и так далее. Если говорить о норме как о чём-то наиболее распространённом, то норма — это скорее неидеальное неглянцевое тело, а не задница без целлюлита. Но на фото вы свою неидеальность постараетесь скрыть — ракурсом, фильтром, светом. Я тоже была там: делая очередной эротический снимок для инстаграма, я изо всех сил стремилась попасть в конвент, создать вокруг своего тела миф — а ведь реальность куда прозаичнее.
Да, в интернете наконец начали появляться и так называемые бодипозитивные аккаунты, которые пытаются разбавить этот бесконечный поток острых скул, впалых животов и узких бёдер, но они всё ещё воспринимаются большинством как экзотика. И я думаю, так будет ещё очень долго. Поэтому чёрт его знает: да, можно сказать, что эротические фотографии помогают увидеть своё тело, а можно сказать, что они помогают увидеть своё тело таким, каким оно всё-таки не является до конца. Любовь к себе или желание припудрить реальность? Но радует, что процесс пересмотра самих стандартов всё-таки идёт — и мы все в нём участвуем, хотим того или нет».
Такие фото — хорошая самотерапия. Особенно для нас, тех, кто живёт в обществе, где с каждой остановки кричит реклама о женском предназначении: «Забеременев — рожай». Где сексуальным просвещением вместо учёных занимаются монахини и священники. И где наша нравственность принадлежит кому угодно — родителям, парням, диванным психологам, РПЦ, ангарскому маньяку, — но не нам.
